Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек. - Шелли Мэрри

Я не мог видеть Пердиту такой потерянной и не пытаться поправить беду; а поправить ее было нельзя, если не удастся примирить ее с Раймондом. До 260 Последний человек самого его отъезда я перепробовал все доводы, все способы убеждения, чтобы она не дала ему уехать. Пердита отвечала мне потоком слез и говорила, что охотно отдала бы жизнь и все ее блага за то, чтобы мне удалось ее убедить.

Дело было не в ее желании, а в возможности. Но, повторяла она, легче сковать море цепями и взнуздать ветер, чем ей принять ложь за правду, обман за честный поступок, бессердечность за искреннюю, доверчивую любовь. Отвечала она и более кратко, надменно заявляя, что права. И пока я не могу убедить ее, что прошлое можно зачеркнуть, в зрелом возрасте вернуться к младенчеству, а свершившееся сделать словно никогда не бывшим, бесполезно уверять, что в ее жизни не произошло непоправимых перемен. В суровом и гордом молчании она отпустила Раймонда, хотя сердце ее разрывалось и она теряла все, чем была ценна для нее жизнь.

Полагая, что перемены нужны не только ей, но и нам, выбитым из колеи налетевшей на нас бурей, я уговорил обоих оставшихся у меня спутников на некоторое время покинуть Виндзор. Мы посетили север Англии, мой родной Улсуотер, и немного помедлили в этих местах, связанных с дорогими нам воспоминаниями, а затем продолжили путь до Шотландии, чтобы увидеть Лох-Кэтрин и Лох-Ломонд;110 оттуда переправились в Ирландию и несколько недель провели в окрестностях Килларни111. Смена обстановки в значительной мере оправдала мои надежды. После годичного отсутствия Пердита возвратилась в Виндзор более кроткой и примиренной. Правда, первый взгляд, брошенный на эти места, взволновал ее. Лесные просеки, лощины, заросшие папоротником, холмы в зеленой одежде трав и вся возделанная и приветливая местность вдоль серебристого течения древней Темзы, земля, воздух и волны - все сливалось в мощный хор, который будил воспоминания, исполненные горьких сожалений.

Но этим не ограничились мои старания внушить Пердите более трезвый взгляд на собственное положение. В ее образовании все еще оставались серьезные пробелы. Когда, впервые оставив жизнь крестьянки, она попала в общество образованной и светски воспитанной Эвадны, единственное, в чем она сделала большие успехи, была живопись, к которой у нее обнаружились способности почти гениальные. Это занимало ее в одиноком домике, где она поселилась, расставшись со своей греческой подругой. Теперь заброшены были и палитра и мольберт; когда Пердита пыталась к ним вернуться, рой воспоминаний заставлял дрожать ее руку и застилал глаза слезами. Она оставила и почти все другие свои занятия, и праздный ум, терзаясь одним и тем же, доводил ее чуть ли не до безумия.

Что до меня, то, с тех пор как Адриан перенес меня из лесной глуши в свой рай, где царили красота и стройный порядок, я посвятил себя литературе. Как бы там ни было в давние времена, в нынешние, по моему убеждению, никто не мог развить свои способности и воспитать свое нравственное чувство без осно-Том I. Глава одиннадцатая 261 вательного знакомства с книгами. Мне они заменили карьеру, честолюбивые стремления и те осязаемые блага, которые необходимы большинству людей.

Сравнивать мнения философов, знакомиться с историческими событиями, овладевать иностранными языками - вот что сделалось дая меня наиболее занимательным времяпрепровождением и одновременно целью жизни. Стал я и автором. Труды мои были достаточно скромными: меня занимали жизнеописания известных исторических лиц и прежде всего тех, кто был, по моему мнению, оклеветан, или тех, в чьей жизни оставалось много смутного и неясного.

За этими занятиями я приобрел новые интересы и радости; нашел еще одно важное звено, связующее меня с ближними; мой взгляд на мир сделался шире, меня стали глубоко интересовать склонности и способности всех человеческих существ. Королей называли отцами их народов. Я внезапно почувствовал себя как бы отцом всего человечества. Грядущие поколения сделались моими наследниками. Мысли мои стали драгоценностями, которыми я мог их оделить. Пусть не покажется это тщеславием. Стремления мои не выражались в словах и даже в мыслях не принимали четких очертаний; но они наполняли мою душу, возвышали и вдохновляли меня и с темной тропы, какою я шел раньше, выводили на широкую и светлую общечеловеческую дорогу, делали меня гражданином мира, соискателем бессмертных почестей, похвал и сочувствия ближних112.

Никто более меня не наслаждался радостями творчества. Если я уходил из леса, этого величественного храма природы с его торжественной музыкой шумящей листвы, я отправлялся в обширные залы замка, любовался с нашего царственного холма просторами плодородной английской земли, и мне снова звучала вдохновляющая музыка. В такие минуты ее торжественные звуки окрыляли мои медлительные мысли и, казалось, позволяли им проникнуть за последнюю завесу, скрывающую от нас природу и ее Бога и достичь наивысшей красоты, какая доступна человеческому восприятию. Пока звучала музыка, мои замыслы словно бы покидали мою смертную оболочку; они расправляли крылья и парили, придавая творчеству невиданное великолепие и рождая величественные образы, которые иначе не нашли бы выражения. И тогда я спешил к своему письменному столу, чтобы запечатлеть только что найденное воздушное сплетение на плотной ткани, в ярких красках, но окончательную отделку оставлял до более спокойной минуты.

Сказанное можно отнести и к более раннему периоду моей жизни, и тема эта способна увести меня далеко. Но именно удовольствие, доставляемое мне литературными творениями, и стройный порядок, в какой, по моему мнению, они приводят наши мысли, побудили меня приохотить к ним Пердиту. Я начал с произведений более доступных и привлекательных, сперва возбуждая ее 262 Последний человек любопытство, а затем удовлетворяя его так, чтобы она не только забывала, пускай отчасти, свои печали, но и училась доброжелательности и терпимости.

Склонность к размышлению, хотя и не над книгой, всегда отличала мою сестру. В детстве она уводила Пердиту на одинокие прогулки в родных горах, позволяла видеть обычные предметы в самых различных сочетаниях, глубже воспринимать новые понятия и быстрее их усваивать. Пришла любовь и, подобно жезлу пророка, покончила со всеми другими пристрастиями113. Любовь удвоила все лучшие качества Пердиты и увенчала ее таланты. Могла ли она перестать любить? Отнимите у розы цвет и аромат, замените сладкое материнское молоко желчью и ядом - столь же трудно было бы отучить Пердиту любить. Потеряв Раймонда, она испытывала страдания, которые согнали улыбку с ее уст и провели печальные борозды на ее челе. Но каждый день страдания эти меняли свой облик, каждый час вынуждал ее менять (если можно так выразиться) покрой траурных одежд ее души. Некоторое время духовный голод моей сестры утолялся музыкой; но с каждой сменой тональности печальные мысли сменялись столь же печальными; каждый звук мелодии возрождал их в новом обличье. Под моим влиянием Пердита обратилась к книгам; и если музыка была пищей для ее печали, то творения мудрецов сделались лекарством от нее.