Катастрофа - Валентин Лавров

Когда Сталин говорил, что он — верный ленинец и продолжатель дела Владимира Ильича — это было истинной правдой.

Иосиф Виссарионович с успехом продолжал и творчески развивал кровавое дело Владимира Ильича.

«ЛГУТ ТОЛЬКО ЛАКЕИ»

1

«День моего рождения. 52. И уже не особенно сильно чувствую ужас этого. Стал привыкать, притупился» — это дневниковая запись Ивана Алексеевича. Он ее сделал 23 октября 1922 года 10 октября по старому стилю (22-го по новому) на Дворянской улице в Воронеже Людмила Александровна Бунина, урожденная Чубарова (древнедворянский род!), родила мальчика, которого нарекли хорошим русским именем Иван. Людмила Александровна позже рассказывала, что «Ваня с самого рождения отличался от остальных детей», что уже в его младенчестве знала, что он будет особенным, ибо «ни у кого нет такой тонкой души, как у него».

Мнение матери разделял такой боевой человек, как генерал Сипягин — крестный Ивана. Он важно предрек: да, этот мальчик «будет большим человеком… генералом!».

Мать обладала характером твердым, самоотверженным, но нежным, склонным к грустным предчувствиям. Она была беззаветно предана семье, детям, которых у нее было девять и пятерых из которых она потеряла. Она, как и отец, отличалась добротой и здоровьем.

Впрочем, сходство на этом, кажется, кончалось. Отец днями пропадал на охоте, обладал фантастическим аппетитом (однажды походя съел целый окорок), был привержен застолью и картежным играм, жил не по средствам и промотал все состояние, свое и жены.

Человек богатырской силы, Алексей Николаевич никогда не впадал надолго в уныние, всегда был в движении, до тридцати лет не знал вкуса вина. Ум живой и образный, не переносил логики. «Охотником» участвовал в Крымской кампании, где, по его рассказам, имел и карточные сражения со Львом Николаевичем Толстым. Когда 23-летний Иван Алексеевич посетил в Хамовниках великого писателя, тот сразу же вспомнил его отца. «

Еще малышом Ваня много наслушался от матери и дворовых людей сказок и песен, им он обязан первым познаниям в языке — «нашем богатейшем языке, в котором, благодаря географическим и историческим условиям, слилось и претворилось столько наречий и говоров чуть не со всех концов Руси».

В 1874 году Бунины перебрались из города в деревню — на хутор Бутырки в Елецком уезде Орловской губернии. В воспоминаниях Ивана Алексеевича детские годы тесно связаны с мужицкими избами, с полем. Порой он целыми днями пас скотину со своими сельскими юными друзьями.

Курьезной фигурой был воспитатель Вани — окончивший курс Лазаревского института восточных языков, сын предводителя дворянства Николай Осипович Ромашков. Этот удивительный человек ел исключительно черный хлеб с горчицей, а пил водку. Окружающие поражались такому необыкновенному меню. Он искренне привязался ко всей бунинской семье, к Ване — особенно. Ваня его тоже полюбил и моментально выучился читать (по «Одиссее» Гомера), а в восемь лет написал стихотворение «про каких-то духов в долине».

Несмотря на бессистемное, кое-какое обучение, Ваня на одиннадцатом году поступил в Елецкую гимназию, от которой у него (как и от самого уездного городишки) остались совсем невеселые воспоминания. Слишком резким был переход от забот матери к нелепым гимназическим строгостям и тяжкому быту мещанских и купеческих домов, в которых мальчугану пришлось жить.

Он вернулся в дом, так и не кончив гимназии… Прочитал все книги, хранившиеся в семье. Причем, по собственным воспоминаниям, «видел то, что читал, — впоследствии даже слишком остро, — и это давало какое-то особое наслаждение».

Тут как раз прибыл домой Юлий. Он успел не только с блеском кончить университет, но еще год просидеть в тюрьме по политическим делам.

Юлий прошел с младшим братом весь гимназический курс, занимались они языками, психологией, философией, общественными и естественными науками. Кроме того — и это было очень важно! — вели бесконечные разговоры о литературе. Юлий, бывший на тринадцать лет старше Ивана, оказал очень большое влияние на формирование его вкусов и взглядов. (В отличие от другого брата, лишь на год бывшего моложе Юлия, — Евгения.) На всю жизнь у него осталось ощущение от старшего брата, как от человека необыкновенного.

«Много исписал я бумаги и прочел за те четыре года, что прожил после гимназии в елецкой деревне Озерках, в имении, перешедшем к нам от умершей бабки Чубаровой. Дома я снова быстро окреп, сразу возмужал, развился, исполнился радостного ощущения все растущей молодости и сил, — сообщает Бунин в «Автобиографической заметке». — …Писал я в отрочестве сперва легко, так как подражал то одному, то другому, — больше всего Лермонтову, отчасти Пушкину, которому подражал даже в почерке, потом, в силу потребности высказать уже кое-что свое, — чаще всего любовное, — труднее. Читал я тогда что попало: и старые и новые журналы, и Лермонтова, и Жуковского, и Шиллера, и Веневитинова, и Тургенева, и Маколея, и Шекспира, и Белинского… Потом пришла настоящая любовь к Пушкину, но наряду с этим увлечение, хотя и недолгое, Надсоном…»

В апреле 1887 года 16-летний Ваня отправил в петербургский еженедельный журнал «Родина» свое стихотворение «Нищий». Это было не лучшее, что он успел уже написать, но из «идейных» соображений (не без подсказки Юлия) отправили именно его. К неописуемому восторгу юного автора, уже в майском номере эти стихи увидали свет.

В тот год он особенно много писал и читал. С целью наблюдения за «таинственной ночной жизнью», спал лишь днем, а ночью бодрствовал. Иван писал стихи и рассказы, рассылал их по журналам и газетам. Литературная деятельность, которую позже сам автор называл «убогой», началась.

Думается, что на этот самокритичный отзыв повлияла высокая требовательность Бунина к собственному творчеству. Ведь уже в сентябре 1888 года его стихи были опубликованы в «Книжках Недели», в которых печатались в то время Л.Н. Толстой, Глеб Успенский, Салтыков-Щедрин. Издатель и редактор «Недели», видный публицист Павел Александрович Гайдебуров, успевший попробовать тюремной каши Петропавловской крепости, разглядел в юноше большое дарование и взял Ивана Алексеевича под свое «исключительное руководство».

Весной 1889 года Бунин отозвался на приглашение Юлия, обосновавшегося в Харькове, и отправился к нему, где тут же попал в кружки завзятых «радикалов». Вблизи эти восторженные юноши и эмансипированные барышни оказались не так романтичны и привлекательны, как грезились на расстоянии.

Побывал в Крыму, где наслаждался морским ветром, солнцем и купаниями, где ходить по сорок верст в сутки, «быть очень легким от голода и молодости» — превосходно.

Осенью занялся газетной работой в «Орловском вестнике». Был «всем, чем придется, — и корректором, и передовиком, и театральным критиком, что, к счастью, совсем не приставало» к нему.

В 1891 году переехал в Полтаву к брату, который заведовал статистическим бюро губернского земства. Здесь началась интересная жизнь. Иван Алексеевич работал в земстве библиотекарем, затем, как и брат, статистом, разъезжая по губернии, встречаясь с самыми различными людьми и собирая разнообразнейшие сведения. Острым умом он отмечал характерные особенности крестьян— зажиточных и бедняков, ленивых или жадных до работы, лукавых чиновников и честной, до святости, сельской интеллигенции. Это было уже сознательное продолжение накопления жизненного багажа, безотчетно начатого с детских лет и позволившего понять и познать подлинный народ — а не вымышленный, мелкопоместный быт, стать знатоком русского языка — настоящего языка, а не литературного суррогата, которым так щедро пользовались литераторы, в том числе и «с громкими именами».

К этому же периоду жизни Бунина относится его влюбленность в Варвару Пащенко, работавшую некоторое время корректором «Орловского вестника». Эту страсть можно объяснить лишь житейской неопытностью да сердечной непорочностью поэта- юноши. У этой женщины, думается, натура была черствой и расчетливой, и, кажется, она не была привлекательна даже внешне. Пащенко, как и ее родителей, отпугивала бедность Бунина. Варвара Владимировна не предотвратила, хотя легко могла это сделать, унизительное сватовство Ивана Алексеевича.

Случилось оно в мае 1892 года. Иван Алексеевич приехал в Елец, где жил доктор Пащенко. Когда он пришел с «официальным предложением», дверь открыл сам папаша и пригласил его в кабинет. Здесь он объяснил Бунину, что тот вовсе не пара его замечательной дочери, «что я, — вспоминал Бунин, — головой ниже ее по уму, образованию, что у меня отец — нищий, что я — бродяга (буквально передаю), что как я смею иметь наглость, дерзость дать волю своему чувству…» От срама жених был готов повеситься.

Варвара Владимировна отвергла предложение Бунина венчаться «тайно», но обещала, что «она будет с ним по-прежнему жить нелегально, как жена». Впрочем, спустя непродолжительное время, папаша Пащенко написал дочери, что согласен на венчание ее с Буниным. Но она скрыла это письмо. Иван Алексеевич так никогда и не узнал, что доктор Пащенко был согласен на их брак. (Это послание было обнаружено в архиве Пащенко много лет спустя после ее смерти.)