Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы - Абрам Рейтблат

Дайте руку – и баста! Не слушайте скотов и чопорных приятелей. Я вам неизменное копье. Но ради бога входите в дух нашей газеты – что я вам уже объяснял. Вы у нас еще новы – свыкнетесь, будет лучше. Все со временем! Обнимаю вас дружески и прошу верить, что и для спасения души не солгу и не покривлю душою.

Истинно преданный

Ф. Булгарин 8 июня 1843

Карлово, возле Дерпта

NB. Пишите ко мне в Дерпт. Да что за беда сделалась с виньетками в «Экономе». Я не получаю его – а Бурнашев штурмует меня крепко письмами и жалобами! —

Amen!6 —

РГАЛИ. Ф. 207. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 14–15.

1 Булгарин уехал в свое поместье Карлово под Дерптом 28 мая. См.: Полевой Н.А. Дневник // Исторический вестник. 1888. № 4. С. 166.

2 То есть о своем печатном возражении Зотову. См. примеч. 5 к предыдущему письму.

3 То есть Дубельта.

4 Не ясно, о ком идет речь. Возможно, тут описка (вместо Л.В.) и имеется в виду Л.В. Дубельт.

5 Кропотов Андрей Фролович (1780–1817) – писатель, издатель журнала «Демокрит» (1815). В своих мемуарах Булгарин, называя его «оригинальным человеком» и цитируя его стихи, писал: «Я видывал Кропотова в Кронштадте, куда он приезжал в гости к прежним товарищам и приятелям, но не был с ним коротко знаком. Излишняя, отчасти циничная его фамилиарность и грубые приемы пугали меня, и я держался в стороне; но иногда я от души смеялся его рассказам о самом себе» (Булгарин Ф. Воспоминания. СПб., 1849. Ч. 6. С. 132). Цитируемые стихи принадлежат не Кропотову, а В.К. Тредиаковскому (из его «Песенки, которую я сочинил, еще будучи в Московских школах, на мой выезд в чужие краи», 1726 г., см.: Тредиаковский В.К. Избранные произведения. М.; Л., 1963. С. 95) и нередко приводились в качестве примера стихотворной грубости и нелепости (сообщено В.П. Степановым). Вполне возможно, что Булгарин слышал их от Кропотова.

6 Аминь! (лат.).

Любезнейший и почтеннейший Рафаил Михайлович!

Я получил Ваше письмо от 12 июня, с тремя сотнями загвоздок, тремя пудами булавок – и целым грузом несправедливых подозрений на счет моих сношений с вами! Мои советы и просьбы вы принимаете за оскорбления и рекриминации1! Что после этого остается мне делать? Кладу руку на сердце и уверяю вас честью, что не имел никогда ни малейшего намерения оскорбить или обидеть вас, а если неумышленно оскорбил или обидел, то прошу покорно извинить меня в том и приписать единственно тому, что я не умею писать дипломатических нот, а что думаю, прямо рублю сплеча!

За что мне оскорблять и обижать вас? Ведь я, слава Богу, еще не сумасшедший! —

Напрасно вы говорите о вашей ко мне благодарности! Никакою благодарностью вы мне не обязаны, и я не имею ни малейшего на нее права. Вы работаете и публика вам платит – работаете вы совестно, по крайнему своему разумению, и если мы не согласны, иногда, в литературных мнениях – это не делает вас хуже, а меня лучше! Конечно, было бы лучше, если бы мы были согласны в мнениях – но если это невозможно, то надобно быть терпеливым.

Статья ваша о Рубини (т. е. в двух нумерах «Пчелы»)2 превосходная и очень благодарю вас за нее! —

Никогда я не требовал от вас, чтоб вы только хвалили театр, в угоду Гедеонову! Но дирекции мы не смеем касаться – т. е. не смеем говорить, почему постановка пиесы не так, почему роль дана той, а не той, и проч. Вспомните, что многие пиесы поставляются по воле и вкусу самого Царя! Впрочем, мне однажды приказано, именем Государя, устами графа Бенкендорфа не мешаться в распоряжения дирекции. Наше дело: игра актеров, содержание пиесы, исполнение и композиция музыки – довольно с нас и этого! После этого говорите что угодно! Я не для оскорбления и не для стеснения воли вашей объяснял вам это дело! Такова воля Царская – и я беспрекословно повинуюсь ей!

На счет французской литературы – ни за спасение души не соглашусь с вами и слезно умоляю вас и покорнейше прошу не объявлять никакой книги безнравственною[834]. Что бы это была за литература, если б авторы думали, что дóлжно читать девицам, а чего не дóлжно!!! Пусть девицы не читают скандалезного – и конец! А что скажут монахи, святоши? «Les mystères de Paris» просто chef d’eouvre5 – и глава «Блядская госпиталь» – выше «Илиады»! Разумеется, я не дам читать этого моей дочери иначе, как дают горькое лекарство – но дам читать! Вы соблазняетесь романом, где жена заставила мужа заболеть! – не дав зайтись – чтоб развестись. Зачем же девицам читать этот роман? – А в библии, а в истории, а в греческой мифологии – разве лучше? Для девиц, для prudes6 и для монахов – другая литература. Если б судить по тому, что должны читать девицы – по нашим понятиям о непорочности, то «Федра» – и все греческие трагедии – весь театр[835] в мире и все романы – не годятся – ибо везде страсти, злодеяния – и под конец – везде [нрзб.]! Полноте, любезнейший Рафаил Михайлович! Выбирайте сами чтение для ваших дочерей – и не трогайте талантливых литераторов, честь нашего века и перло человечества! Нравственность у каждого в душе, а не в оконечностях тела. Diable, oú la vertu va-t-elle se nicher?8 —

Вам кажется обидно – зайти в лавку Ольхина, спросить новую книгу – и разобрать ее для «Пчелы»! Да ведь до сих пор все сотрудники так поступали! Так делает теперь и Полевой9. Другим обидно кажется, если им редакция посылает книги – они сами хотят выбирать! Как тут угодить! – Впрочем, если вам это обидно – не делайте! Век живи, век учись! Прожил 53 года – и будучи 26 лет журналистом в Варшаве, Вильне и Питере10 – впервые узнал я, что обидно выбирать самому книгу для рецензии!

Повторяю: я не имел намерения обижать вас – а затем все что вы пишете об обидах, я [не] принимаю на свой счет. Совесть моя чиста.

Об чем я вас прошу – вы называете упреком – об чем высказываю мое мнение – это у вас рекриминация, когда несогласен в мнении – тут будто я сержусь! Помилуйте, Рафаил Михайлович – да взгляните на свет в белое стекло! Люди, право, не так дурны, как вы думаете, и я право не зверь Азор – хотя и люблю Земир11! —

Удивляюсь, что Бурнашев не сообщил материалы для «Эконома»! Должно быть у А.Н. Греча. – Пишу к Бурнашеву. – Для «Эконома» также сообщу статьи из Карлова12.

Пожалуйста, рассейте всякие сомнения на мой счет – и работайте весело, в полной уверенности, что Вы имеете дело с честным и прямодушным человеком. Быть может, что мне следовало промолчать и не печатать моего протеста – чтоб не трогать вашей щекотливости! Вперед не буду ничего печатать – а теперь обнимаю вас дружески и искренно – и прошу любить и жаловать вашего верно преданного