Партизаны Подпольной Луны - GrayOwl

Но попробЫвать очень хотелось, и с размерчиком, и с ненасытностью звериной любви. Он же, Люпин, нет, Ремус, Рем - наверняка девственник. Значит, изрядная порция неизрасходованного либидо человека-волка передастся Люциусу, и для него откроются новые горизонты в сексуальных, поистине дорогих сердцу милорда, отношениях. Только вот, какими они будут?..

Пока младший Малфой ел-пил, ел-пил, ел и пил, но в большинстве своём знаменитые на весь бомонд малфоевские вина, не перетяжеляя свою печень - он, как и отец, особенно внимательно и активно заботился о здоровье своего похудевшего в ласках страсти организма, Малфой-старший предавался рефлексии о вновь живом, вполне здоровом, вот только почему-то не преподающем, по-прежнему недоступном куме, навещавшем, по рассказам очевидцев, Хогвартс, ещё в феврале, когда Люциус готовился к наплыву низкого пошиба гостей.

Он всё надеялся выкроить минутку, а лучше - несколько часиков, чтобы навестить Северуса в его апартаментах, как всегда подарив ему какое-нибудь украшение. Лорд Малфой знал по проверенным источникам - подкупленным эльфам - что драгоценный кум носит его дорогущие брелоки и часы, сколько бы их не было подарено ему, под мантией, и докладывается о подарках вездесущему оборотню.

А потом затащить под обычным предлогом навестить кума в Мэнор и, может быть, очень может быть, что тот после долгой разлуки и, озверев от одиночества в изгнании, и согласился бы на притязания Малфоя к его детородному органу. Хотя бы чуточку, хотя бы почувствовать… его вкус, вкус его спермы. На большее лорд Люциус вполне трезво не рассчитывал.

А в это время Гвенн с герцогом Густавичем гуляла по саду, оживлённо беседуя и находя всё больше точек соприкосновения с его, оказывается, нежной, как у девушки, и чувствительной душой. У миссис Малфой была ideé fix - затащить герцога в оранжерею и там предаться запретной, но, судя по его чувственному поцелую, который она так и не забыла, приятной любви. Той любви, которая доставляет то самое огромное, невиданное наслаждение, сначала тянущее внизу живота, а потом раскрывающееся незримым цветком в путешествии по небесам Радуги.

- Вы так милы и непосредственны, миледи…

Герцог говорил это уже в который раз, но Гвенн не надоедало слушать комплименты. Она толком ни разу и не слышала их от мужчины, только убегая с подружками в кафе, где за ними стеной стоял шёпоток:

- Глядите, как разодеты! А какие куколки! Все, как одна, с фарфоровыми, словно нарумяненными, личиками!

Но «серьёзные», предназначенные ей, только ей одной комплименты именно в свой адрес Гвенн получала только на каникулах от окружавшей её валлийской знати, говорящей:

- Гвенн - настоящая валлийка. Даже французское воспитание не может исказить плавные черты её лица, изменить цвет её агатовых глаз, заставить её жёсткие, прямые, чёрные, как перья мудрого священного ворона, волосы завиться, заставить поблёкнуть её алые уста, побледнеть - её белое, как снег, округлое личико.

Да-а, тот, кто станет мужем Гвенн, тот, которому родит она наследника, эта Гвенн пар Валискианнон, счастлив поистине будет тот мужчина.

Но надо девочке надо сперва дать закончить образование.

С этим соглашались все - и молодые мужчины, и старухи.

Больше личных ободряющих комплиментов Гвенн в своей короткой жизни и не слыхивала. А тут… комплименты личные, от красивого, она всё больше убеждалась в его своеобразной красоте, молодого, очень молодого, моложе её мужа, мужчины. И он при такой красоте не женат! Свободен! Значит, Гвенн совершит только «односторонний» грех, только для себя, но ведь она каждую ночь так тяжко страдает, невозможно сказать есть, как.

У этого… противного, жирного супруга пред Мерлином и людьми… он такой же толстый и раскормленный, как его носитель, да, именно, носитель, потому, что владеть, орудовать он им с женщиной совершенно не умеет. А у этого иностранца… он, наверное, такой же тонкий, как сам герцог Остиус… Он подошёл бы её нутру.

- А, скажите мне, как есть, герцог…

- Можно просто Остиус, Ост.

- Тогда меня можно просто Гвенн безо всяких этих «миледи». И давайте перейдём уже на «ты». Меня побивает это английское, двусмысленное «Вы». Оно то ли «Вы», то ли «ты», не разберёшь.

Гвенн окончательно расслабилась только, когда Ост дал согласие на «ты». Ей, знающей это тёплое слово по-валлийски, было теперь ещё лучше с ним, Остом, как он сам назвал себя, хотя ей нравилось больше его полное имя.

Наконец, она решила, что не сношаться же на ещё сыроватой, хоть и очень ароматно и зазывно пахнущей молодой травой земле, на ставшем весьма прохладным воздухе, доносящим запах первой листвы. Наконец-то, разрешив себе думать так, Гвенн повела молодого мужчину в тёплую оранжерею…

… Побывав на жёлтом небе, она уже было готовилась перейти на оранжевое, где водились добрые циклопы, но услышала посторонний шум и голос:

- Да что Вы себе позволяете, леди Гвенн?! И это на четвёртый день после того, как Вы стали де-факто супругой моего единородного, любимейшего сына! Так позорить фамилию Малфоев, как не делала это ни одна женщина, вошедшая в наш род! Вы - валлийцы, вообще неотёсанны!..

- Дикари, - только и промолвил ставший уже любимым голос.

Голос, шептавший ей нежные слова о неземной страсти, охватившей его, Оста, о неизъяснимой прелести её, Гвенн, как женщины, столь не своенравной, столь тихой, столь покорной, так отдающейся каждой ласке, ах, как жаль, что нам нельзя раздеться полностью и увидеть друг друга, не сокрытыми завесами одежд…

Гвенн, лишь услышав это единственное слово… тотчас спустилась с Радуги и поняла, что её предал тот единственный, которому она доверила свою честь, честь замужней женщины. Ей стало невыносимо, небывало тяжело, и она, одёрнув подол и натянув лиф платья, выбежала из оранжереи и побежала было с изменившимся лицом к пруду.

Несчастная юная женщина хотела выплакаться там в одиночестве да ещё и перед ночью, уже пятой по счёту, с нелюбимым, неподходящим ей ни в какую и… никуда, мужем, но… наткнулась на защитный барьер, который Малфой возвёл в парке на ночь, наряду с остальными, более отдалёнными. Он никак не ожидал, что гости пойдут слишком далеко от имения в ночь холодную, начала апреля всего, когда в парке уже промозгло.

Впрочем, он имел честь сообщить гостям о наличии защитных барьеров в парке Мэнора, предупредив их заранее, а кто попался, тот и дурачок. И хотя Гвенн гуляла с острожным Остом неподалёку от дома, она, увлечённая беседой, так и не услышала предупреждения.

Гвенн забилась в страшных конвульсиях, облечённая холодным голубоватым свечением контура, заполучившего жертву. Она успела испытать даже некоторый «неправильный» экстаз, пройдя всю Радугу задом наперёд, начав с неба красного и закончив путешествие на небе зелёном. Она знала, что так начинается Тудроускэн - Болезненная Смерть.