Наследники Великой Королевы - Томас Костейн

— Как нам нужна была такая победа! — воскликнул он. — Подумать только — шесть против двадцати! Словно прежние времена вернулись! Расскажите мне об этом поподробнее.

Слушал он меня с необычайным вниманием, буквально впитывая каждую деталь.

— Великолепно, — вскричал он, когда я закончил. — Это вполне можно сравнить с победой над Армадой. Средиземное море снова будет свободно для мореплавания. Это отличная новость для наших торговых компаний. Ах Уорд! Вы сделали для нас даже больше, чем обещали! — Он с воодушевлением хлопнул меня по спине.

— Я должен немедленно сообщить эту новость своим друзьям, а уж они постараются сделать ее достоянием гласности. Сегодня утром члены Тайного Совета соберутся для обсуждения проблем, связанных с флотом. Представляю, какие физиономии они скорчат, когда весь Лондон станет праздновать эту победу.

— Я не понимаю, каким образом вы получили это известие, — сказал я, когда его радость и возбуждение немного улеглись.

— Уорд послал мне письмо, с тем же судном, на котором вы добрались до Марселя, — объяснил он. -Однако вы там задержались по делам, а оно было отправлено сразу. И все равно вы почти догнали его.

Я все еще не был удовлетворен.

— Но кто доставил его?

Сэр Сигизмунд понизил голос до доверительного шепота.

— Вы что-нибудь слышали о Частной Почте? — спросил он. — Она была учреждена иностранными купцами, живущими здесь, в Англии, для того, чтобы своевременно быть в курсе событий, происходящих на континенте. Примерно тридцать лет назад она была упразднена. Я всегда считал, что подлинной причиной ее запрещения было недовольство чиновников старой королевы. Ведь таким образом они лишились возможности предварительно просматривать эти письма. Как вам возможно известно, наиболее важные из них непременно попадали на стол Уолсингама [53]. Коммерсантам, естественно, не понравилась эта отмена их привилегий, и они нашли способ сохранить прежние каналы связи, минуя бдительное око правительства. Курьеры из Брюсселя и с юга доставляют письма во Францию, а затем способами, о которых я не желал бы распространяться, переправляют через Ла-Манш. Я уже много лет как пользуюсь этой почтой. Разумеется, я сообщил вам об этом в конфиденциальном порядке.

Я сообщил ему и остальные новости. Когда я рассказал ему о похищении Кристины, он мрачно покачал головой.

— Джон, должно быть, сильно переживает, — сказал он. — Сомневаюсь, что ее удастся найти. Слишком хорошо знаю я тунисцев. Не исключено, что сам бей хочет украсить ею свой гарем. Он большой ценитель белых женщин. Он даже имел наглость как-то попросить меня посодействовать ему в этом.

— Джон перевернет весь город сверху донизу, — сказал я.

Он покачал головой.

— Будем надеяться на лучшее. Но я успокоюсь лишь тогда, когда она будет в безопасности.

— Я прибыл сюда из-за письма, которое вы написали Джону.

Он широко улыбнулся.

— Да-да, я знаю. Думаю, теперь вам можно сообщить всю правду. Джон полагает, что вы выполнили свой долг и должны вернуться домой, пока у вас еще есть шанс. Он пишет, что пытался уговорить вас, но встретил отказ. И тогда он решил прибегнуть к хитрости.

Я тупо посмотрел на него.

— Не понимаю, сэр.

— Он придумал предлог для того, чтобы вы вернулись.

— Вы хотите сказать, что необходимости в моем приезде не было? Что мне здесь нечего делать?

— Не волнуйтесь, работы вам хватит. И очень важной работы, мой мальчик. Но Джон вовсе не хотел, чтобы в Англии вы бы подверглись риску ареста по обвинению в государственной измене. Он, однако, понимал, что вы откажитесь покинуть его, если опасность грозящая зам в Англии не будет столь же велика и реальна, как подле него. Не нужно так огорчаться. Уверяю вас, он сделал это из лучших побуждений.

Я был потрясен и никак не мог поверить, что Джон руководствовался именно этими соображениями. Не объяснялись ли его действия тем, что он желал избавиться от человека, сеющего смуту среди команды? У меня было очень неприятное чувство, что дело обстояло скорее всего так.

— Значит в Англии не существует противодействия политике короля? И стало быть все это было сделано для того, чтобы спасти меня?

— Противодействия и недовольства хватает, — заявил сэр Сигизмунд. — Все, что говорил Джон — правда. Я обрисовал ему объективную ситуацию, которую мы имеем. Другое дело, что он не хотел посылать вас сюда с миссией, которая серьезно угрожала бы вашей безопасности. А если бы он так поступил, то вмешался бы я сам.

— Теперь мне ясно, что он хотел избавиться от меня, — сказал я.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Что заставляет вас так считать?

Мне было трудно найти подходящие слова.

— Дело в том, что вам известно далеко не все, сэр Сигизмунд. Я едва не поднял мятеж на корабле. Джон простил меня, но… Я уверен, он решил, что мне лучше возвратиться в Англию.

— Мне известно о событиях на корабле. Джон подробно написал об этом. И о других вещах тоже. Мне кажется, вы не очень хорошо себе представляете, с какой любовью и заботой он к вам относится. У него не было никаких других причин желать вашего отъезда, кроме стремления избавить вас от судьбы, которая грозит ему самому.

— Я знаю, что сильно разочаровал его.

— Роджер, если бы вы прочитали то, что он пишет о вас, вы бы так не думали. Он считает, что именно вы спасли флот и проявили величайшее мужество в необычайно сложных условиях. Он превозносит вас до небес.

Голова у меня была в тумане.

— Значит, мне нет нужды выполнять инструкции, которые он мне дал?

— Именно так. Ведь он вовсе не хотел, чтобы вы оказались в тюрьме по обвинению в государственной измене. А именно это непременно произошло бы, если бы вы стали ездить по стране, сея недовольство.

— Но если многие в Англии настроены так, как вы говорите, почему бы мне и не поступить так?

Мой собеседник мрачно усмехнулся.

— Видели вы когда-нибудь казнь человека, обвиняемого в государственной измене? Это отнюдь неприятное зрелище, уверяю вас. Сперва его вздергивают на виселицу, но снимают, прежде чем он успевает потерять сознание. Затем он попадает в руки палачей, которые терзают его плоть ножами, раскаленными до бела. Все рассчитано на то, чтобы причинить жертве как можно более ужасные страдания. Беднягу кастрируют, потом вырезают ему кишки и сжигают их прямо перед ним. Если он еще жив, а так бывает нередко, его четвертуют и части тела отправляют в разные города, где развешивают для всеобщего устрашения. Зрелище это не из приятных, и я не хотел бы, чтобы вы закончили свои дни на эшафоте подобным образом.

— Думаю, Роджер, — продолжал он, — вам и самому не захочется стать главным действующим лицом в этой церемонии.