Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14 августа снимали все ту же «погоню за Рябым» и тот же «сплав».
15 августа Высоцкий в съемках не участвовал.
Между тем фильм снимался уже второй месяц, однако ни Высоцкому, ни Золотухину большой радости этот процесс не приносит. Дело в том, что они до съемок читали еще тот, смирновский, сценарий, который был недалек от можаевской повести. Однако, как мы помним, Назаров от острых углов прежнего сценария стал избавляться, что и вызвало неудовольствие двух актеров. Как пишет сам В. Золотухин:
«Высоцкий так определил наш бросок с „Хозяином“: „Пропало лето. Пропал отпуск. Пропало настроение“. И все из-за того, что не складываются наши творческие надежды. Снимается медленно, красивенько и не то. Назаров переделал сценарий, но взамен ничего интересного не предложил. Вся последняя часть: погоня, драка и пр. — выхолощена, стала пресной и неинтересной. На площадке постоянно плохое, халтурное настроение весь месяц и ругань Высоцкого с режиссером и оператором. Случалось, что Назаров не ездил на съемки сцен с Высоцким, что бесило Володечку невообразимо. Оператор-композитор: симфония кашеварства, сюита умывания, прелюдия проплывов и т. д. А где люди, где характеры и взаимоотношения наши?..»
В середине августа навестить Высоцкого в Сибирь приехал режиссер Станислав Говорухин (снимал нашего героя в «Вертикали»). Этот приезд хоть как-то разнообразил жизнь обоих таганковцев, заставил их на несколько дней забыть о дрязгах на съемочной площадке. Говорухин тут же наладил в их доме быт: раздобыл молоко, мед, гуся и даже устроил им баньку и по-белому, и по-черному.
16 августа Высоцкий вновь вышел на съемочную площадку: сняли несколько кадров «сплав» и один кадр из «погони», когда Сережкин потрошит рюкзаки Рябого в моторной лодке.
17 августа с участием нашего героя снимали «сплав», «тайгу» и погоню».
18 августа вернулись к задержанию Рябого у переправы. Однако успели отснять всего лишь три кадра, после чего зарядил дождь, и дальнейшую съемку отменили.
19 августа сняли несколько кадров из эпизода, когда Сережкин пробирается по тайге в погоне за Рябым, а тот убегает на лодке (в частности, сняли кадр, где Сережкин настигает Рябого у переправы). Съемки длились до семи вечера, после чего Высоцкий, не поставив никого в известность, уехал вместе с Говорухиным из Выезжего Лога — они отправились в Новосибирск, где Высоцкий собирался дать несколько концертов.
Именно там их застала новость о вводе войск Варшавского договора в Чехословакию (это случилось 21 августа). Как напишет много позже сам Высоцкий: «…Прага сердце нам не разорвала». Сердце, может быть, действительно не разорвала, однако лишний заряд ненависти к советскому режиму наверняка добавила. Ведь в либеральной среде те реформы, которые проходили в ЧССР («пражская весна»), всячески приветствовались, и более того, у советских либералов даже теплилась надежда, что они все-таки станут стимулом для кремлевского руководства энергично пойти по этим же стопам. Однако ввод войск эти надежды начисто перечеркнул. Поэтому ненависть к данному событию у либерал-интеллигентов советского розлива была колоссальная. Диссиденты даже провели немногочисленный (всего 7 человек) митинг на Красной площади, а поэт Евгений Евтушенко отбил гневную телеграмму самому Брежневу. Потом, по его словам, стал готовиться к аресту. Но никто за ним не пришел, точно как в том анекдоте: Джон-неуловимый потому неуловим, что никому не нужен. Вот и поэта никто трогать не собирался, поскольку кто же его тронет, если даже в кресле шефа КГБ сидел друг всех советских либералов Юрий Андропов?
Но вернемся к Высоцкому и его отношению к чехословацким событиям. На этой почве у него случился серьезный конфликт с собственным отцом, который, как мы помним, был законопослушным евреем из другого поколения — додиссидентского. Тем более заметим, что во время войны он эту самую Чехословакию освобождал, за что был объявлен почетным гражданином города Кладно. Вот как вспоминал о том конфликте уже хорошо известный нам П. Леонидов:
«Мы вместе с ним (с Высоцким. — Ф. Р.) орали на Семена, его отца, моего дядю, когда советские танки подмяли Прагу. Семен, сияя глупыми синими глазами, сказал: «Верно! Надо было еще заодно и в Румынию войти!», и мы с Вовой заорали наперебой, а Семен сделался белый — в генеральском доме были тонкие перегородки — и начал шептать: «Тише, ради бога, тише!» А на войне этот еврей ничего не боялся, а его родной брат, артиллерист противотанковый Алексей, вообще был героем…»
Здесь позволю себе возразить мемуаристу. Быть евреем и вслух поддерживать ввод советских войск в Чехословакию в те годы было не меньшим подвигом, чем в одиночку останавливать фашистскую танковую колонну. Так что Семен Владимирович как был героем на фронте, так и в мирной жизни продолжал им оставаться.
22 августа Высоцкий вернулся из Новосибирска, но не в Выезжий Лог, а в Дивногорск, куда к тому времени перебралась съемочная группа. Причем приехал не с пустыми руками — привез подарки от художников, в числе которых была и бутылка доброго армянского коньяка. Тем же вечером она была «раздавлена».
24 августа Высоцкий снова предстал перед объективом кинокамеры: в Усть-Мане снимались эпизоды из начала фильма, когда плавщики гонят лес по реке. На следующий день снимали то же самое плюс эпизод из конца фильма — где Сережкин гонится по тайге за Рябым.
Не забывал наш герой и про песенную деятельность: дал несколько концертов в дивногорском ДК «Энергетик», средней школе № 4, кафе «Романтика», а также в доме у Н. Николенко, Н. Грицюка, Т. Ряннеля и др.
26 августа Высоцкий, Пырьева и Золотухин участвовали в съемках эпизода, в котором Сережкин поймал-таки Рябого и сопровождает его на лодке в Переваловское. Работали с семи утра до пяти вечера. На этом красноярская эпопея Высоцкого и Золотухина закончилась: 27-го Высоцкий дал два концерта в Дивногорске, а на следующий день они с Золотухиным улетели в Москву (Золотухин спустя несколько дней опять вернется в Дивногорск).
Высоцкий специально подгадал свой приезд к 28 августа, чтобы попасть на премьеру спектакля «Последний парад» Александра Штейна в Театре сатиры, в котором звучали его песни («Утренняя гимнастика», «Жираф»). В последней многие слушатели находили политические аллюзии: дескать, под Жирафом имелся в виду… Брежнев («он большой, ему видней»). Хотя главная идея песни, судя по всему, была связана с личными переживаниями Высоцкого — его намечавшимся романом с Мариной Влади. Некоторые его друзья отговаривали Высоцкого от этого адюльтера (напомним, что наш герой тогда был еще официально женат) — дескать, куда ты суешься, а он им отвечал:
