Санджар Непобедимый - Михаил Шевердин

Послышалось шарканье ног, обутых в калоши, из–за угла мазанки появился старик. Подойдя к воротам, он крикнул сердито:

— Какие там кабаны шляются по камышам ночью?

— Эй, дядюшка Сайфи, открывай! — позвал Дехканбай.

— А, это ты, племянничек!

Зазвенел засов, огромные створки ворот распахнулись. Сайфи обнял спешившегося племянника и ворчливо продолжал:

— Ты все бродишь по свету, наживаешь беду. Забыл, какое наше время? Забыл, что сколько бы ни дружили кувшин с казаном, все же они столкнутся, и тогда…

— Это кто же казан? — засмеялся Санджар.

— Ну, конечно, уж не Дехканбай, — проворчал Сайфи. Он повел Санджара и его спутников через большой, поросший бурьяном и чертополохом, двор. В наступивших сумерках можно было разглядеть, что сравнительно зажиточное когда–то хозяйство дядюшки Сайфи пришло в полное запустение: арба стояла поломанная, без колес, крышу амбара размыло дождями и в стенах зияли дыры, открытые настежь хлевы и кладовые были пусты. Тугайный ветер гонял по двору взад и вперед солому, какие–то клочья тряпок, сухую колючку…

Доведя гостей до дверей михманханы, хозяин вдруг спохватился и засеменил назад. Подбежав к воротам, он начал тщательно задвигать засов и греметь замком. Санджар и бойцы с удивлением смотрели как этот одряхлевший старик трясущимися руками тщательно запирал никому не нужные ворота.

Когда все уселись на заплатанные одеяла, помыв предварительно руки, Дехканбай, пользуясь тем, что хозяин не показывался, начал вполголоса рассказывать.

— Бедный мой дядя совсем выжил из ума, и все теперь зовут его Сайфи–дивана. А какой это был умный и уважаемый человек! Но и мудрость тонет в слезах. Вы видели — вокруг усадьбы сейчас одни тугаи; а два три года назад здесь стояли дома кишлака Яр–тепе. На улицах его бегали детишки. Аист вил гнездо на минарете старой мечети. Мой дядя Сайфи–жил тихо и смирно. Были у него жена, сын и три красавицы дочери. Было у него немного земли и пара волов. В его печи каждый вечер выпекали ячменные, а иногда и пшеничные лепешки. Наступили времена революции. Дехкане прогнали бая Шакар–палвана из кишлака Яр–тепе. Но тогда явился Кудрат–бий и заставил дехкан принять бая обратно. Вскоре народ опять рассердился, уж больно бай стал самовольничать. Не знаю как вышло, но Шакар–палвана нашли на пороге его дома мертвым. Прискакали басмачи, перебили много дехкан, а жен и детей их зарезали, как баранов. Кудрат–бий, да умрет его душа, запретил хоронить убитых: «Пусть эта мертвечина свидетельствует о моей силе и могуществе». Сайфи был старостой в Яр–тепе. Его привязали к столбу на площади, чтобы он смотрел на казнь. И он видел, как воины ислама насиловали его дочерей. Вот на этих самых воротах они повесили за косы голых женщин и девушек… Дома разрушили, все пожгли… А моего дядю оставили в живых, чтобы он всем рассказывал о случившемся; но у Сайфи помутился ум, и он ничего не рассказывает с тех пор…

Появился Сайфи. Он суетился, приходил и уходил, выполняя обязанности гостеприимного хозяина. Он часто поглядывал на Санджара, и взгляд этот, как с удивлением обнаружил командир, был совсем не такой уж бессмысленный.

А Дехканбай продолжал рассказывать вполголоса:

— Сайфи живет здесь со средней дочерью. Она спряталась тогда в камышах и уцелела. Только она тоже стала немного помешанной. Ну, теперь басмачи, хоть и бывают иногда в этих краях, не трогают их. У мусульман, даже не имеющие ни совести ни сердца басмачи, не смеют обижать слабоумных. Они — божьи люди.

Когда уже совсем стемнело, в ворота постучались.

Через минуту Сайфи привел невысокого человека в круглой лисьей шапке.

Переступив порог комнаты, человек долго протирал глаза, слезившиеся от едкого дыма костра, кашлял, поглядывал на хозяина. Пришедший, видимо, никак не решался заговорить.

Тогда Сайфи протянул руку и вытащил из–за пояса нового гостя свернутую трубочкой бумагу. Приблизившись к костру, Сайфи начал читать вслух:

«Мусульмане, вы продались и не думаете о будущей жизни. Есть два рода людей: одни — верующие мусульмане, а другие — неверные, которые попадут в ад: Мы раньше думали, что вы наши друзья, а оказывается — вы наши первые враги. Но мы все равно вам отомстим, даже если придется нам погибнуть. Опомнитесь! В вашем кишлаке Гумбазе окружены и издыхают в осаде двадцать красноармейцев. Джигиты нашего верного помощника Ниязбека крепко ухватили их за ворот, но они еще смеют сопротивляться. Приказываю немедля помочь моим воинам, иначе будет вам плохо. Мы не говорим — бог вас накажет, мы сами найдем вам наказание…»

Старик пожевал губами и прибавил: — А подписался кровавой своей лапой: «Командующий всеми войсками Гиссара и Байсуна Кудрат–бий парваначи».

— Ну, и что же? — спросил Санджар пришедшего.

— Кудрат–бий послал с этой бумагой своих конных людей по окрестным кишлакам. Никто из дехкан не послушался. У нас в Гумбазе тоже не нашлось, кто бы пошел помогать басмачам.

— Ну?.. — протянул Санджар.

— Уже Шариф–бобо и мельник Башир, за отказ и неповиновение повешенные за шею, кончили свои дни на площади около мечети, — сказал мрачно новый гость.

— А народ молчит? Что у вас, бараны в Гумбазе или люди?

— У нас есть палки. Нет винтовок, — коротко возразил пришедший.

— Что же красноармейцы?

— Они проделали в дувале, окружающем двор ишана Мирзы–бобо, бойницы и перестреляли уже много басмачей. Ночью, когда темно, наши мальчики ползком пробираются во двор и приносят краснармейцам хлеб, воду. Помогите нам! Приезжайте скорее. Наши дехкане не хотят больше слушать курбашей. Сам ишан Мирза–бобо послал меня к вам показать эту бумагу… Приезжайте, иначе красноармейцы пропадут. Трое ранены. Двое все время дрожат в лихорадке.

— Вот что, — сурово сказал Санджар, — сам я с вами не поеду и своих бойцов не пошлю…

— Как?.. — разочарованно протянул человек в лисьей шапке.

Среди бойцов отряда послышался тихий ропот. Не обращая внимания на это неслыханное нарушение дисциплины, Санджар еще резче бросил:

— Ни одной винтовки не дам вам.

Гумбазец даже потемнел; он потерял дар слова.

— Ни одного патрона…

— Но…

— Молчите и слушайте. Кто водит дружбу с Кудрат–бием, тот враг Красной Армии, враг Советов.

Гумбазец опустил голову и с деланным интересом стал разглядывать узор кошмы.

— Вот мой ответ. Сейчас же скачите к себе в Гумбаз. И чтобы сегодня же басмачей и духу там не было.

— Но как… Что могу я, бедный слабый человек? Вот, если вы со своим отрядом придете, тогда мы… э… поможем вам… э… продуктами, фуражом.