Санджар Непобедимый - Михаил Шевердин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решение созрело… Толстяк встал, накинул на себя халат и осторожно направился к двери, стараясь не наступить на спящих. Когда створка скрипнула, властный голос спросил:
— Эй, купец, куда вы?
— Не беспокойтесь, ваше превосходительство… Схожу в Верхнюю мечеть. Близится час утреннего намаза…
Не дожидаясь ответа, он вышел. Свежестью пахнуло ему в лицо. На дворе все спало мертвым предутренним сном. В воротах, на небольшом возвышении, в крайне неудобной позе дремал обвешанный амуницией совсем юный, безусый басмач.
Перебирая четки и бормоча молитвы, Гулям шел по широкой кишлачной улице. Он шагал с достоинством и не спеша, как человек, погруженный в благочестивые размышления. Конечно, это нисколько не мешало ему из–под опущенных век примечать все, что творилось в селении. С удовольствием он обнаружил, что басмаческие караульные, забыв всякую предосторожность, спят на глиняном возвышении около мельницы.
— Ну, не очень–то они ждут нашего батыра, — усмехнулся Гулям Магог, — вот бы он сейчас нагрянул на дрыхнущих бездельников…
Но тут же толстяк с необычайным проворством кинулся за угол дома: впереди послышались гулкие шаги. На улице возникла темная фигура. Гулям слегка вобрал голову в плечи. Мимо него, чуть не задев полой халата, проскользнул Гияс–ходжа; лицо его было растерянно, невидящие глаза устремлены в пространство. Гулям вопросительно посмотрел ему вслед. Гияс–ходжа свернул во двор Бутабая.
Тогда толстяк заспешил. Он бросился к мечети. Еще из вечерних разговоров он понял, что Саодат где–то там. А спешить было нужно. Кишлак зашевелился. Откуда–то доносился приглушенный шум, топот копыт, пофыркивание лошадей.
До мечети оставалось несколько шагов. Гулям замер.
Посреди улицы быстро шел своей уверенной походкой Санджар, держа наперевес ручной пулемет. Из–под низко надвинутой меховой шапки поблескивали белки глаз.
— Гулям Магог!
Но когда толстяк сделал радостное движение навстречу командиру, тот резко остановил его:
— Осторожно… Где он?
Гулям показал вниз:
— В доме Бутабая. Саодат здесь… в кишлаке…
— Стой у мечети… Всем передавай, где я. По первому выстрелу бить басмачей!
Санджар пошел вниз, к дому Бутабая, той же уверенной походкой. Только теперь толстяк увидел двух санджаровских воинов, скользивших в тени домов в нескольких шагах от командира, а немного поодаль еще двух, и еще, и еще. Вопреки обыкновению, все они были пешими. У всех в руках винтовки на изготовку, у многих гранаты. Один за другим проходили бойцы мимо мечети, и Гулям тихо передавал им приказ командира… Стало светлее.
«Почему он не ищет Саодат? — недоумевал Гулям. — Надо посмотреть, что с ней».
Четкой дробью рассыпалась внизу пулеметная очередь и оборвалась. Грохот и вой наполнили кишлак…
Кто–то шумно вздохнул рядом. Гулям резко обернулся.
Вчерашний домулла, перегнувшись через ограду, смотрел на улицу.
— Что такое? — спросил он.
— Это пришел Санджар.
— Да ну! — обрадовался старик.
Неожиданно легко для своих лет он перебрался через забор и стремительно побежал вдоль улицы, истошно крича:
— Вай дод! Хватайте воров! Бейте воров!
VII
Отряд Санджара собирался в обратный путь. Кони были заседланы. Бойцы осматривали сбрую, бродили по двору мечети, вьючили на запасных лошадей амуницию, винтовки, захваченные в утреннем бою.
Солнце клонилось к западу, когда из ворот дома ишана вышел Санджар в сопровождении Гуляма и Саодат. На голову молодой женщины была накинута паранджа, но без чачвана. Лицо ее было открыто.
Командир хмурился. Бойцы удивленно переглядывались.
И только один Гулям примечал и холодную застывшую улыбку на красивом лице Саодат и странные безразличные взгляды, которые она бросала из–под полуопущенных ресниц вокруг.
Гулям слышал отрывки разговора командира с Саодат.
— Этому не бывать! — упрямо говорила молодая женщина.
— Чем я заслужил такое?
— Я безмерно благодарна вам, друг, но сердцу приказать не властна. Этого не будет.
О чем говорили Санджар и Саодат дальше, Гулям не понял.
Санджар нетерпеливо хлестал камчой камни ограды. Уже подвели его жеребца, и местный аксакал подобострастно ухватился за стремя.
В этот момент с улицы послышались женские голоса, крики. Через узенькую калиточку во двор ввалилась толпа. Все это были по преимуществу молодые, здоровые крестьянки; они тащили круглого, заплывшего жиром человека в дорогом бухарском халате и кричали:
— А ну–ка, а ну–ка иди, вот сейчас тебе тут отрубят голову.
Толстяк жалобно взвизгивал и стонал, но не пытался вырваться из цепких рук.
Женщины подтащили своего пленника поближе к Санджару и, не дожидаясь вопросов, в один голос заговорили. Командир, не понявший ни слова, сокрушенно покачал головой. Тогда рослая загорелая женщина крикнула так, что кони шарахнулись в сторону:
— Молчите, все молчите! Я скажу. Господин Санджар, вот это наш амлякдар Сарыхан… Он вместе с эмиром год назад подобрал свой жирный зад и, растрясая свое сало, удрал к афганам… А теперь узнал про этого подлеца курбаши и притащился к нам собирать налоги. Мы ему покажем налоги! Он опять берется за старое. Всех пугает: подождите, англичане придут! Они всем большевикам покажут… Это он не позволял приступать к жатве, пока посевы не будут обмерены и записаны в его поганую бумагу. Сколько хлеба осыпалось, пропало с тех пор, как его сальное благородие соблаговолило притащить свое девятипудовое пузо в наш кишлак.
Скупая улыбка промелькнула на лице командира. Он молча кивнул головой и одним прыжком вскочил на коня.
— Так ты, господин, разрешаешь?
— Разрешаю. Только, женщина, я не господин, а товарищ.
Амлякдар понял, что это приговор. Он упал в пыль, и, жалобно подвывая, стал умолять Санджара, чтобы он вступился за него.
— Что ты меня просишь? Проси их!
С высоты коня Санджар обвел взглядом двор, толпу, всадников и остановился на бледном лице Саодат. Он спросил ее:
— Саодатхон, а вы что скажете?
Она помедлила и очень тихо проговорила:
— Я не могу… Какую лошадь вы мне дадите?
Тогда та же рослая женщина презрительно фыркнула:
— Она не может… Она, видите ли, такая! Вот отобрал бы последнюю горсть муки этот вонючий козел у твоей малолетней дочери, тогда бы ты запела иначе. Пошли, сестры!
Они потащили прочь жалобно скулившего толстяка. Бойцы и дехкане молча проводили их взглядами.
Санджар скомандовал своим бойцам садиться на коней. Внезапно несколько пожилых, очень оборванных дехкан загородили ему путь. Приложив руки к животам, старики молча отвешивали глубокие поясные поклоны. Пришлось заговорить самому Санджару. Он спросил:
