«Афганистан, мой путь…» Воспоминания офицера пограничной разведки. Трагическое и смешное рядом - Юрий Николаевич Матроскин

нелестно отзываться о деятельности КПСС. У меня же сохраняется только положительное впечатление от деятельности партии в целом и ее парторганизаций в частности: я по-прежнему убежден, что ее деятельность в значительной мере способствовала успешному решению служебных задач нашим отделом (утверждаю это не потому, что являлся коммунистом). Авторитет парторганизации разведотдела был достаточно высок в определенной мере благодаря тому, что начальник погранотряда, как старший оперативный начальник, будучи членом КПСС, в обязательном порядке состоял на учете в ее рядах. Для того, чтобы нынешним молодым людям правильно понять роль партийного собрания, объясню его отличие от служебного совещания. На служебных совещаниях обсуждались исключительно конкретные вопросы служебно-оперативной деятельности и окончательное единоличное решение по его итогам принимал начальник. В компетенцию партийного собрания, помимо вопросов внутрипартийной жизни, входило поддержание высокого морально-политического и нравственного состояния коммунистов, их мобилизация на добросовестное исполнение своих служебных обязанностей. Однако, на партийных собраниях, ведь на них присутствовали все коммунисты — от вольнонаемных до начальника погранотряда, но различного уровня допуском к сведениям, составлявшим государственную тайнупо соображениям конспирации никто не имел права обсуждать конкретные служебно-оперативные вопросы и, в нарушение принципа единоначалия, обсуждать служебные приказы и распоряжения начальников. На партсобраниях обсуждались действия и поведение коммунистов (включая и коммунистов-руководителей) в службе и в быту, а также общие вопросы служебной деятельности. А так как в партийной организации все коммунисты имели равные права и имели право давать партийную оценку действиям и поведению любого коммуниста, включая начальника отряда (как коммуниста, а не должностного лица), который не имел права в ответ на эту критику, использовать свое служебное положение для ухудшения условий службы и положения выступившего с его критикой коммуниста (за это коммунисты могли привлечь его к партийной ответственности, вплоть до исключения из партии, что автоматически влекло и крах его служебной карьеры). Подобные случаи, хотя и единичные, все же имели место (правда, пострадало несколько начальников рангом поменьше). В этой связи партсобрания зачастую были тем местом, где рядовой коммунист мог высказать обоснованные претензии к высокопоставленному начальнику-коммунисту, а партсобрание — привлечь его к партийной ответственности за непартийное и аморальное поведение. Посему наши партийные собрания проходили в «живой» и порой эмоциональной обстановке, ибо никто не боялся высказывать свое мнение по тому или иному вопросу. Этому способствовала и личная позиция начальников погранотряда и разведотдела, которые стремились поддерживать демократичную атмосферу в работе парторганизации, никогда не позволяя себе каких-либо ущемлений коммунистов по службе в ответ за критику.

Однако продолжу свое повествование. Поскольку начальник нашего пограничного отряда подполковник Игорь Афанасьевич Харьковчук состоял в парторганизации разведотдела отряда, к разведке относился с большим уважением и всегда шел ей навстречу, то использовав свое положение секретаря парторганизации, мне удалось настоять на участии в очередном партсобрании не только начальника отряда, но и начальника политотдела подполковника Виктора Алексеевича Петрова (из-за служебной занятости они не всегда могли присутствовать на собраниях). На этом партсобрании в их присутствии я «невзначай» поднял вопрос о передаче разведчикам полномочий по распределению «безвозмездной помощи» с изложением веских аргументов, что сразу же было поддержано Игорем Афанасьевичем. Ну а Виктору Алексеевичу ничего не оставалось, как согласиться с ним.

В дальнейшем выдача «безвозмездной помощи» местным жителям в сочетании с инициативными выходами на наши «точки» переставших нас бояться душманов превратило нашу работу в захватывающую «рыбалку», которая помогла нам существенно пополнить «стройные ряды» наших негласных помощников.

Естественно, весьма острым являлся вопрос поддержания конспиративной связи с нашими источниками, поскольку не каждый из них мог выходить на встречи на наши загранобъекты. Поэтому для встреч с источниками нам приходилось под прикрытием небольших групп пограничников выезжать в безлюдную местность или на определенные участки дорог, или проводить тайниковые встречи. А нашему сообразительному разведчику на загранобъекте «Хатункала» старшему лейтенанту Алексею Шкл-ву один источник из числа мятежников регулярно представлял информацию по… проводному телефону. Дело в том, что с точки зрения безопасности наша «точка» была размещена на небольшой сопке, с трех сторон подступы к которой на 200–300 метров окружала открытая равнина (за исключением небольших кустарников и редких деревьев), а с тыла — протекала река Пяндж, что исключало внезапное нападение противника и обеспечивало хороший обзор подступов к ней. Однако это создавало серьезные проблемы для разведчиков, поскольку в дневное время скрытно к «точке» подойти было практически не возможно, а в темное время суток не каждый источник мог выходить на встречи. Это вынудило Алексея Шкл-ва проявить творческую находчивость: по его команде связисты ночью скрытно протянули к роще в 300 метрах от «точки» полевой кабель с микротелефонной трубкой, которую укрыли в специально оборудованном тайнике. Кабель был подключен к «тапику» (телефонному аппарату ТА-57). Источнику оставалось только подойти в рощу, достать из тайника микротелефонную трубку и, нажав вызов, тут же получить ответ: «Смольный слушает!» Это дало нам повод для шуток: мы неоднократно предлагали Алексею провести проводную связь прямо в дом местного бандглаваря и обязать его ежесуточно докладывать информацию по обстановке в своей зоне.

Такие меры предосторожности были не беспочвенными — местными бандглаварями за нашими «точками» периодически устанавливалось скрытое наблюдение для выявления посещавших ее местных жителей. Последние подвергались допросам и заподозренных в связях с нами могли даже на несколько лет отправить в Панджшер или Бадахшан на принудительные работы в каменоломни или расстрелять. И тут нам помогла раздача «безвозмездной помощи» — сладкое слово «халява» привлекало к нашей «точке» сотни афганцев, а мы, облизываясь, как мантру повторяли: «Ловись «рыбка» большая и маленькая!» Душманы же, окончательно запутавшись в «учете посетителей», махнули на это рукой, переключившись на активную подставу нам своей агентуры. Мы же, зачастую предупрежденные об этих лицах, выдавали им «безвозмездку», демонстрируя перед ними наше «невинное» общение с местными жителями, даже не пытаясь привлекать кого-либо из них к негласной помощи. Однако когда эти «бойцы невидимого фронта» пытались повторно получить «халяву», то мы давали им «отлуп» под предлогом запрета на повторную ее выдачу. От одного из таких настырных и особо алчных «нуждающихся бойцов» мы ради шутки даже потребовали представить нам справку от бандглаваря в том, что он действительно нуждается в получении нашей помощи, над чем от души потешались другие афганцы. Это исключало появление «бизнесменов» на этом канале и привлекало все новых и новых людей.

Несомненно, обстоятельства, при которых афганцы становились нашими негласными помощниками, в каждом случае были разными. Тем не менее со временем многие из них становились не только нашими надежными помощниками, но друзьями — без искреннего и душевного отношения к ним в нашей работе никак нельзя. Мы старались помогать