Ночи и рассветы - Мицос Александропулос

— На шоссе мы еще не выехали, — прошептал Вардис. — В первой же деревне надо разоружить солдата. Надо остановить машину.

В нескольких километрах от моста, который они только что проехали, находилась деревня Дунаитика. Там возле самого шоссе стоял клуб, в эту ночь в клубе должна была собраться на праздник молодежь окрестных деревень.

Вардис еще объяснял Космасу детали своего плана, когда кузов грузовика вдруг осветился от яркой и короткой вспышки. Раздался выстрел. Барабанил по брезенту дождь, ревел сильный мотор автомобиля, и выстрел прозвучал как треск сломанной ветки. «Газует!» — подумал Космас, но тотчас уловил терпкий запах пороха и какое-то движение в кузове, чья-то тень шевельнулась и стала подниматься. Окошко кабины разбилось, осколки стекла посыпались прямо на голову. Космас закрыл глаза и услышал второй выстрел. Задняя машина зажгла фары, и кузов осветился. Прямо над головой Космаса во весь рост, с револьвером в руке, стоял начальник милиции. Сзади на корточках сидел председатель районного совета, белый как полотно, с огромными от страха глазами. У его ног, раскинув руки, лежал английский солдат. Фары погасли и снова зажглись. Космас еще раз увидел эту немую, белую, точно мраморное изваяние, картину; ослепленные ярким светом глаза слезились. Он попытался подняться. Рука Вардиса с силой удержала его на месте. С задней машины дали автоматную очередь. Фары погасли, снова воцарилась тишина. И в ту же минуту Космас почувствовал, как на него свалилось чье-то тело, сначала мягкое, потом твердое и тяжелое. Это был начальник милиции. Космас постарался освободиться от нарастающей тяжести, плечо его пропорола острая боль, а рука нащупала теплую, мокрую рану.

Грузовик все мчался. Он ехал, вихляя из стороны в сторону. Космас слышал, как ругался Вардис, тоже пытавшийся сдвинуть тело убитого товарища.

— Как ты там? — спросил Космас. — Я ранен…

— И я! Но боюсь, что худшее еще впереди… Шофер, кажется, тоже ранен.

Не поднимаясь с полу, Вардис стучал по кабине и орал: «Стой!» Машина не останавливалась.

— Только бы добраться до деревни, — сказал Вардис, на ощупь разыскивая автомат убитого англичанина.

…А Космас, чувствуя, как взмокла у него спина, старался выбраться из-под давившего его тела и подползти к окошечку кабины. Внезапно он ощутил необычайную легкость, тяжелое тело вдруг соскользнуло, будто кто-то поднял его сильными руками… Казалось, машина тоже поднимается, взлетает в воздух и падает обратно.

Потом он почувствовал, как в кузов хлынула вода. Ему чудилось, что он скакал в седле, но почему-то повис в воздухе, а лошадь умчалась дальше.

— Падаем! — услышал он издалека голос Вардиса.

Еще не рассвело, когда Фантакас и его товарищи добрались до того места, где перевернулся английский грузовик. Он съехал с дороги, левые колеса увязли в залитой водой канаве, правые висели в воздухе.

На дороге они нашли английского солдата. Он был мертв. Мертв был и шофер, выброшенный из кабины под вздернутые колеса.

— Это они нас не посадили, — сказал один из партизан. — Посмотрим, что они везли.

Из темного кузова послышались стоны. Спички у партизан намокли. Им пришлось обшарить кузов. Там они обнаружили пять свалившихся в кучу тел.

Бойцы расстелили свои намокшие шинели. Дождь перестал, но темнота еще не рассеялась, и в мутном предрассветном полумраке они так и не разглядели, кто же эти бедняги.

Со стороны деревни, которая была совсем уже близко, послышался шум автомобиля.

— На дорогу! — крикнул Фантакас. — Если не остановится, стреляй по шинам!

Автомобиль остановился, из кабины вышел генерал. Его связной достал электрический фонарик и осветил окровавленные, залитые грязью лица.

XIV

На другой день Астипалея хоронила начальника милиции. Было ясное зимнее утро. Тысячи людей следовали за гробом, и на кладбище еще раз прозвучал героический и скорбный гимн. Когда отгремели выстрелы салюта, последней воинской почести павшему партизану, в воздух взметнулись кулаки, и люди закричали: «Возмездие!» Но кому? Среди официальных лиц за гробом шагал шотландец, преемник Мила. Высокий, в клетчатой юбочке, с печальным лицом.

В военном госпитале Астипалеи консилиум врачей объявил, что мэр и председатель почти не пострадали, майор Вардис выживет, а Космас, по-видимому, продержится всего лишь несколько часов.

— Очень славный был юноша, — слушал Вардис врача, сидевшего у соседней кровати. — И много ему пришлось перестрадать. Весной я ампутировал ему руку без хлороформа, даже не хирургическим ножом. И он ни разу не застонал, крепкое было сердце.

Время от времени он прикладывал трубочку к груди Космаса и слушал слабое биение угасающей жизни. Он предложил Вардису перейти в другую палату.

— Нет! — отказался Вардис. — Я останусь с ним… Я тоже полюбил этого паренька…

— Да, да…

Врач попытался поймать пульс в безжизненном запястье. А потом сквозь горячку Вардис услышал, как он тихо и горько произнес:

Со славой бились вы, со славой пали,Неустрашимые, вы всюду побеждали,Невинны вы, коль битву проигралиДиэй и Криптолей.И скажут эллины, гордясь страной своей:«Таких она рождает сыновей!»И нет для вас хвалы достойней.

Он чуть не плакал.

— Умер? — спросил Вардис.

Врач вздрогнул, прислушался.

— Нет! Бьется мужественное сердце…

Вардис молчал и слушал дыхание раненого — оно то учащалось и напоминало предсмертный хрип, то ослабевало и таяло. Врач тоже молчал.

— Чьи это были стихи? — вдруг спросил Вардис.

Врач опять вздрогнул.

— А, стихи… Одного нашего соотечественника из Александрии…{[89]}

Начертаны рукой ахейца в Александрии, в седьмой год царствия Лафира-Птоломея.

«Заговаривается», — с сочувствием подумал Вардис, Лампу в палате не гасили, пока она не догорела сама. На рассвете Вардис проснулся и заметил, что врача нет. Он посмотрел на Космаса, прикрытого одеялом, приподнялся на локтях, прислушался. Космас дышал. «Приснилось, наверно», — подумал Вардис, успокоенно вздохнул и лег.

Зашла Кустандо.

— Где врач? — тихонько спросил он ее.

— Ой! — Кустандо вытерла опухшие от слез глаза. — Врач говорит, может, выживет.

— Что же ты тогда плачешь? Радоваться надо!

Кустандо приподняла одеяло, посмотрела на обескровленное лицо Космаса.

— Ох, неужто пропадет такой молодец! — прошептала она и уткнулась лицом в свой белый передник.

Много дней и ночей бодрствовала в этой палате добрая крестьянка, во второй раз отстаивая жизнь Космаса. Никогда еще не видели ее в слезах. За минувшие годы Кустандо тоже научилась бороться скрепя сердце. Но сегодня показался первый, слабый лучик надежды, и она не удержалась, выбежала в коридор выплакать накопившиеся слезы.

«Это уже слезы радости! — подумал Вардис. — Видно, и на этот раз Космас выкарабкается…»

В эту ночь Космас шагнул назад от смерти, перевалил, еще одну вершину своей маленькой, но скалистой, как Астрас, жизни. Еще много дней он лежал без памяти, но «Кавомалеас»{[90]}, заявил врач, остался уже позади. Впереди спуск, тоже, конечно, опасный, но мы все-таки спустимся — потихоньку-помаленьку… Космасу не привыкать к горным тропам, не в первый раз…»

И, чувствуя за собой вину в том, что в критическую ночь вычеркнул Космаса из жизни, врач счел необходимым пофилософствовать:

— Из всех героев человеческий организм самый упорный и мужественный и не сдается до последнего. Сражается и знает бездну выходов — неизмеримо больше, чем знаем мы, врачи. Вот и теперь мы опять выживем.

— Вопреки предсказаниям врачей, — поддел его Вардис.

Врач язвительно улыбнулся.

— Дорогой друг, вам не стоит острить на наш счет. Из всех категорий населения только учителя и военные не имеют права не уважать врачей.

— Почему же?

— Относительно учителей существует пословица, которая утверждает, что не будь учителей, самыми глупыми оказались бы врачи. Итак, народная мудрость отдала нам некоторое предпочтение. Что же касается военных, то они намеренно добиваются того, что мы, врачи, совершаем только по ошибке!

Врач, торжествуя, удалился, а Вардис с улыбкой вынужден был признать, что старик прав. «Мы убиваем, когда хорошо знаем свое дело, а врачи — наоборот…»

Четвертого января закончились бои в Афинах. Четвертого января майор Вардис покинул госпиталь. Его полк несколько дней назад передвинулся в Аттику, чтобы прикрыть отступление. У майора еще не спала температура, рана не закрылась, и он сбежал без разрешения врача.

— Ну, будь здоров, — обнял он на прощание Космаса. — Надеюсь, ты тоже скоро поправишься и встанешь на ноги.