Сердце степи. Полёт над степью (СИ) - Иолич Ася

- Это? - нахмурился Аслэг. - Ты о чём?

- В каком смысле - оказаться? - Руан тоже нахмурился.

Щёки Рика облил красно-бурый стыд. Брови снова перемещались беспорядочно, а на лице отражались все душевные метания.

- Каким образом то, о чём я думаю, могло оказаться там? Зачем бы Туру тащить это к Вайшо? - удивлённо спросил Руан.

- Ты видел, что там, в яме, - тихо сказал Рик. - Ты знаешь, что могло стать причиной.

- Рикад ведь болтал тогда с сопляком, находясь под действием дурмана, - ахнула Камайя. - Руан…

- Про пустыню и жару, - вспомнил тот.

- Не совсем, - нехотя выдавил Рикад. - Он спрашивал меня, нравится ли мне действие этого дурмана, а я был так расслаблен… Так спокоен…

- Рикад!!!

- Я сказал, что это не совсем то, - затараторил Рик. - Сказал, что у меня с собой есть кое-что, что наполняет меня бодростью, причём такой, что я мог бы сворачивать горы, и что эта моя штука просто напрочь срывает башку… Достаточно поджечь небольшое количество, чтобы я несколько недель улыбался глупой счастливой улыбкой… Всё! Это всё, что я сказал, клянусь!!!

Аслэг потрясённо молчал. Камайя поставила локти на стол и яростно тёрла виски.

- Так Тур вынул у тебя из сундука мешочек со скойном и решил отнести его в уплату долга, считая, что это крепкий дурман? Рикад, полоумный сын скейлы! А что если бы он решил испробовать это прямо в шатре, рядом с твоей женой?! - крикнула она, привстав.

- Это случайность! - воскликнул Рикад. - Я сам уже извёлся этим! Видимо, бодрость его не интересовала! Не смотри так на меня!

- Похоже, я понимаю, о чём речь, - сказал Аслэг, усаживая Камайю обратно на стул. - Ты рассказывал о том веществе… Я много думал об этом. Металл вылетает из оружия с поразительной скоростью. Нада как-то дал мне одну из своих хлопушек из Фадо, и я разобрал её из интереса. Там внутри смесь, которая быстро воспламеняется. То, что я видел в яме… Руан, а у вас осталось… Ещё? - спросил он, явно загораясь. - Можно посмотреть?

Сон про маленький домик у чистого озера был красивым, но досмотреть его не удалось. Кровать скрипнула, Камайя сонно приоткрыла один глаз и приподняла край одеяла. Аслэг прильнул к ней сзади, обдавая запахом своей кожи и степного свежего ветра, запутавшегося в волосах, и она вздрогнула: ладонь, что скользнула по талии к животу, была холодной.

- Я быстро согреюсь, - весело прошептал он, ведя кончиками пальцев по мгновенно покрывшейся мурашками коже. - Я полон впечатлений… Иди ко мне, мас май.

- Ты видел?

- Рикад показал мне. Эта штука - просто невероятное изобретение, - сказал Аслэг, покрывая поцелуями её шею. - Ты не представляешь… Как она может помочь при строительстве города! А в шахтах на юге! А скалы, закрывшие доступ к побережью... Камайя... Понимаешь? Ты понимаешь?! Этот скойн - поистине…

- Ещё один, - еле слышно вздохнула Камайя. - Да что же ты будешь делать…

- Лисица скалится на льва? - рассмеялся Аслэг. - Я понимаю, почему Руан боялся доверять мне столь опасное оружие. В неумелых руках оно может причинить столько бед и горя… Причинить столько разрушений. Понимаю, чего опасался Свайр. Хорошо, что я научился владеть им.

- Скойном? - удивилась Камайя. - В каком смысле?

- При чём тут скойн, мас май? - поднял бровь Аслэг. - Я имел в виду совсем другое. Убери эту тряпку. - Он откинул одеяло. - Я хочу смотреть на огонь, который рождает этот дым.

98. Алай.Моё сердечко

Тан Дан. Небо над степью, бескрайнее, от белого до иссиня чёрного - через все оттенки синевы и серости. Небо, Мать Даыл оберегающее, жену, союз с которой нерушим. Колесо вечной повозки, обод, венчающий все жерди шатра под куполом, разделённый начетверо, на четыре стороны света, четыре времени года, четыре слоя мира. Хороший оберег.

Нитка ловко проскальзывала в ткань. Алай сидела, вытянув ноги, на пологом склоне холма, тени облаков скользили по траве, уже потерявшей зелёный цвет. Оберег выходил ровным и красивым. Приедет Харан, наденет халат этот, и кончиком пальца по выпуклой вышивке проведёт. А потом молча наклонится и поцелует так медленно, что сердце, наоборот, полетит в бешеном галопе.

- Опять страдаешь, - вздохнула Камайя. - А, чёрт. Гамте. Иголка соскочила. Поможешь найти?

Алай долго шарила между стеблей травы в том месте, куда показала Камайя, и уже почти отчаялась, но внезапно выглянувшее солнце зажгло серебристую искру в траве.

- Прошу, досточтимая, - сказала она, церемонно вручая Камайе иглу.

Улхасум фыркнула и рассмеялась. Поджарый Оршу вскочил, виляя хвостом, и подбежал к ней, пытаясь умыть розовым языком.

- Стамэ, стамэ! - Камайя отпихивала белоснежного хэги, но подбежавшая следом Имша решила, следуя примеру брата, во что бы то ни стало выказать любовь и уважение к хозяйке.

- Фу, - сказала Камайя, вытираясь рукавом. - Неуёмные. Алай, смотри, Сармат-то уснул.

Алай с улыбкой посмотрела на сына, заснувшего рядом с ней на войлоке в тени большой сумки, с пучком травы в ручке, и вернулась к вышивке.

- Он спокойный. Не то что дочка Шуудэр, - тихо сказала она, пряча улыбку.

Камайя потянулась и отложила вышивку.

- Ой, не напоминай. А неплохо прижились, да? - Она показала на молодые деревца вокруг кургана. - Гатэ бы понравилось.

- Кому же тень в жаркие дни не нравится, - улыбнулась Алай, доставая из кармана мешочек с вяленым мясом. - Будешь, Улхасум?

Степь звенела вокруг, Выы нёс от стойбища запахи еды. Алай откинулась на спину, на толстый войлок. Камайя последовала её примеру.

Сармат сидел рядом и теребил серёжку с красными камнями, и Алай проснулась.

- Иди ко мне, моё сердечко, - сказала она, садясь и устраивая сына на коленях. - К морю синему бежит река…

Нежность золотистой дымкой окутывала мир. Она гладила малыша по голове, по густым мягким волосам, и напевала песню, которой её научила Келим, а ту - Рикад, перед тем, как уехал.

- Досточтимая спит? - Чимре подошла неожиданно, и Алай вздрогнула. - Письмо пришло отцу. Господин Рикад пишет.

Алай вздохнула. Конечно, хотелось бы, чтобы письмо оказалось от Харана, но придётся, видимо, потерпеть.

- Не грусти, - сказала Чимре. - Ну что же ты… Вот, держи. Проснётся - отдашь. Отец уже читал. Для Келим отдельно написал.

Алай развернула письмо и с интересом прочитала его, потом вздохнула.

- Значит, он пока не возвращается.

- Пока нет, - пожала плечами Чимре. - Ладно. Поеду я. Велен ждёт. Да и пока досточтимая не проснулась...

Алай хихикнула. Сармат играл с собаками, неуклюже преследуя их в низинке, а когда падал, два розовых языка в тот же миг принимались утешать его.

- Хохотун. - Улхасум потёрла глаза и села рядом. - Что-то меня сморило. От тебя заразилась. Что это? Письмо?

- От Рикада, - кивнула Алай, протягивая бумагу. - Чимре привезла.

- Горы, значит, сворачивает, - хмыкнула Камайя, дочитав. - Бедный Ичим, он так этих "бум" боится... Хэй, Алай, я возвращаюсь. Во дворец надо. Ты опять оленину ешь, - вдруг нахмурилась она. - И спишь средь бела дня… Неужто…

Счастье, золотое, нежное, плескалось внутри. В носу будто метёлкой ковыля щекотали, и Алай улыбнулась со слезами на глазах.

- Приедет - порадую, - тихо сказала она, глядя на Сармата, который в длинной рубашке топал за хэги. - Теперь дочка, так эным говорит.

Камайя потрясённо смотрела на неё, и Алай смутилась.

- В середине марта - Ларси сказала, - прошептала она, опуская глаза. - Улхасум, ты расстроилась?

- Счастлива я за тебя, глупая, - сказала Камайя, вытирая мокрые глаза. - Ладно. Пойду. Вирсат, пойдём-ка, - окликнула она служанку, сидевшую чуть поодаль. - Погуляли и хватит.

Алай проводила её глазами и повернулась к Сармату. Он откопал в сумке кусок лепёшки и усердно мусолил его, сидя прямо на траве. Какой же красивый у неё мальчик! Сэгил подшучивала, когда она на каждой рубашке сына оберег от дурного вышила, ну и пусть. Её дочь тоже красивая… От Тура красоту взяла.