Уиронда. Другая темнота - Луиджи Музолино

Алессио уже храпел, тяжело, протяжно, как при воспалении легких.

Рассветные лучи и боль в лодыжке разбудили его резко, как пощечина.

Всплывшие в памяти странные, запутанные события вчерашнего дня показались ему сущим пустяком.

Скорее всего, дело в наркотике – просто он оказался сильнее всего, что они пробовали раньше. Ну, их и проперло. Плюс они тут одни, больше нет никого. Вот ситуация и вышла из-под контроля. Повели себя как два новичка.

Конечно, что-то из озера они вытащили, но уж точно не трилобита. Может, пресноводную креветку, хотя те вряд ли живут так высоко в горах. Да и старик действительно был, говорил всякие странные вещи, но не плакал кровью и не держал трилобита в объятиях, как ребенка.

– Бритва Оккама, – словно прочитав его мысли, пробормотал Алессио. Он сел, оставаясь по пояс в спальном мешке; на отдохнувшем лице сияла улыбка. – При равных факторах самое простое объяснение является предпочтительным. А самое простое объяснение состоит в том, что два придурка, то есть мы, поймали бэдтрип. Как твоя лодыжка?

– Лучше. Намного лучше. Но побаливает все равно.

– Я не все помню… но в следующий раз, если предложишь мне кислоту, которую купил в интернете, я тебе дам просраться.

Они засмеялись и вылезли из палатки, продолжая дурачиться.

Оранжевое солнце заливало землю жаркими лучами. Облака ушли, уступив место небесной синеве – такой яркой, что пришлось зажмуриться.

– Кофе будешь? – спросил Алессио.

– Даже двойную порцию.

– Я поставлю.

Пока друг возился с котелком, Пьетро снял куртку и пошел к озеру, чтобы умыться. Слышалось умиротворяющее попискивание сурков и жужжание насекомых.

Как хорошо, подумал он, глядя на траву, сминающуюся под ногами, но, подойдя к берегу и подняв глаза, похолодел от ужаса. Открыл рот, чтобы крикнуть, но в горле вдруг пересохло, и он не смог произнести ни слова.

Озеро исчезло.

Там, где простиралась водная гладь, теперь лежали лишь камни и грязь. Дна не было видно.

А под ними что-то шевелилось. Вдруг в глубинах бывшего озера, в грязной жиже, послышался звук какого-то бульканья, заполнивший долину, и раздался громкий хлопок.

– Але? – крикнул Пьетро, чувствуя, что невидимая безжалостная сила настойчиво тащит его к берегу, как беспомощную куклу. Шум становился все громче, все оглушительнее.

Пьетро открыл рот, но из-за сотрясавшего горы рева не услышал собственных криков ужаса.

Он стоял на берегу высохшего озера и не мог закрыть глаза.

Словно век больше не было.

Запах, невероятно сильный, ударил в нос так, что едва не сбил с ног.

Запах ископаемых, веками мокнущих в воде древнего озера.

Но откуда этот рев?

Как будто тысячи живых существ бьются в предсмертной агонии.

Рыбы.

Форель, лососи и многие, многие другие, которых невозможно описать словами. Древние существа, появившиеся, когда человечества еще не существовало.

Несметное количество. Задыхаясь и обливая друг друга рвотой, извиваясь чешуйчатыми телами, они бились в грязи и умирали. С хлюпаньем судорожно раздувались жабры, плавники и хвосты мелькали в панталассе разложения, превращающего бывшее озеро в болото, а тусклые, зеленоватые глаза обреченно смотрели на Пьетро, словно спрашивая, за что они так страдают?

Пьетро зажал уши руками.

Сделал шаг назад, почувствовал, как перехватило горло, и бросился к палатке.

Которой больше не было. Как не было ни Алессио, ни рюкзаков, ни гор.

Горы превратились в трилобитов.

Огромных каменных трилобитов, с грохотом рухнувших на Пьетро, на мир, на Вселенную.

Рассветные лучи и боль в лодыжке разбудили его резко, как пощечина.

Они просачивались сквозь синтетическую ткань палатки, в которой стало тесно и сыро, как в склепе из полиэстера и пластика.

Он по привычке позвал друга. Но никто не ответил. Пьетро сел, удивляясь, насколько здесь холодно. Об Алессио напоминали только разложенный спальный мешок да фонарик, валявшийся в углу.

Наверное, давно проснулся, решил Пьетро и вылез из палатки. Пахло ржавчиной. Дымка, волнами спускающаяся с горных вершин, покрывала долину серым саваном.

Справляя малую нужду, Пьетро оглядывался по сторонам, всматриваясь в серую гармонию камней. Как вдруг у самого берега различил силуэт. Он быстро перебрал в голове события вчерашнего дня, спрашивая себя – кто бы это мог быть, – но потом узнал флуоресцентные узоры на куртке друга и успокоился. Поднял с земли палку и, опираясь на импровизированный костыль, чтобы поберечь лодыжку, побрел к Алессио.

– Але, что ты делаешь?

Друг сидел на берегу озера спиной к Пьетро, натянув на голову капюшон. Со спиннингом в руке. А в ответ только промолчал.

– Тебе что, вчера мало было? – неуверенным голосом спросил Пьетро, не очень хорошо понимая, как себя вести. – Хватит, а, давай не будем. Соберем вещи и пойдем домой. Может, пообедаем в «Три ступеньки»?

Тишина.

– Эй, да что с тобой?

Прихрамывая, Пьетро подошел к другу. Отсюда озеро казалось маслянистой доской.

Так и не дождавшись ответа, он тронул Алессио за рукав, и тот медленно-медленно повернулся; удочка упала на землю.

Что стало с рукой? – изумился Пьетро, – той, которой Алессио прикасался к трилобиту?

Кожа словно высохла, омертвела и частично покрылась коркой. Рука безжизненно болталась в закатанном рукаве, а пальцы превратились в лапу таинственного доисторического зверя.

Пьетро поднял взгляд на лицо Алессио и почувствовал, как у него закружилась голова.

Лицо, в котором за долгие годы дружбы он изучил каждую черточку, бороздила густая сеть морщин. Вместо копны черных кудрей на лоб свисали седые пряди, а под ними чернели впавшие, подернутые пеленой катаракты глаза, напоминающие пустые глазницы черепа. На высохшем лице выделялись туго обтянутые кожей скулы, а сухую, как желтоватый пергамент, кожу щек покрывали старческие пятна. Так часто смеющийся рот теперь казался трещиной с пурпурными краями, из которой торчали слишком большие зубы. «Здоровая» рука, все еще вцепившаяся в удочку, стала совершенно худой – одни сухожилия и дряблая кожа, болтавшаяся на кости, как слишком свободная перчатка…

Казалось, за одну ночь Алессио постарел лет на пятьдесят.

Пьетро зажмурился и тряхнул головой, пытаясь отогнать прочь ужасное видение.

Черт бы побрал этот наркотик, продолжавший железной хваткой держать его нейроны. Это из-за него галлюцинации никак не проходят. Но когда Пьетро открыл глаза, на него по-прежнему смотрел тот, в ком еще вчера он узнавал друга. Два блестящих черных зрачка, два черных камня со дна озера, из которых сочилось безмерное сострадание и отчаянный страх.

– Але… Я… Что случилось… Как будто…

– Как будто время, – закончил Алессио замершую на губах друга фразу слабым, скрипучим голосом, переходящим в шипение, – как будто время остановилось навсегда.

Пьетро вздрогнул, внезапно осознав, что пути назад нет, что теперь уже невозможно вернуться к привычной реальности такого далекого мира с его квартирами, пробками, магазинами, пустыми радостями и пустяковыми желаниями.

– Мы утонули в озере времени, – выдавила из себя посмертная маска, спрятавшая лицо тридцатилетнего парня. Алессио протянул Пьетро руку, изуродованную прикосновением к трилобиту. – Помоги мне.

Пьетро с омерзением отшатнулся (он и сам не ожидал, что это чувство вызовет такой