Север и Юг - Элизабет Гаскелл

Она почти не упоминала о Хиггинсе. Память Диксон имела аристократический уклон и часто подводила хозяйку, когда та пыталась вспомнить обстоятельства, связанные с теми, кто был ниже ее по социальному положению. Тем не менее она считала, что Николас жил неплохо. Он заходил несколько раз и расспрашивал о мисс Хейл – единственный человек, который интересовался Маргарет. Впрочем, мистер Торнтон тоже однажды задал Диксон два-три вопроса о ней. Относительно Мэри Диксон небрежно заметила: «А что может случиться с этой крепкой и большой неряхой?» Диксон слышала или, возможно, ей только приснилось – хотя это было бы странно, потому что она не общалась в своих снах с такими босяками, как Хиггинсы, – что Мэри пошла работать на фабрику мистера Торнтона. Вроде бы Николас хотел пристроить дочь на должность младшей поварихи в фабричной столовой. Только все это чушь! Подумать только! Мэри – повариха! Маргарет согласилась, что эта история действительно казалась неправдоподобной и похожей на сон. Однако она радовалась, что рядом с ней появился человек, с которым можно было поговорить о Милтоне. Диксон не слишком распространялась на данную тему, желая оставить в тени эту часть своей жизни. Ей больше нравилось вспоминать слова мистера Белла о том, что он готов сделать Маргарет своей наследницей. Юная леди не поощряла таких разговоров и не одобряла настырных расспросов служанки, в какую бы скрытую форму догадок или подозрений они ни были облечены.

Все это время Маргарет томилась неопределенными ожиданиями. Ей хотелось услышать, что мистер Белл уехал в Милтон по своим делам. Ведь в Хелстоне он обещал ей поговорить с мистером Торнтоном и в ненавязчивой манере объяснить ему причину, подтолкнувшую ее ко лжи. Мистер Белл не любил писать письма, но изредка, когда пожилой джентльмен пребывал в романтическом настроении, он отправлял ей длинные или короткие послания. И хотя Маргарет, получая от него почту, не питала особых надежд, она всякий раз откладывала его письма с чувством разочарования. Он не собирался в Милтон. По крайней мере мистер Белл не сообщал об этом. К счастью, Маргарет могла быть терпеливой. Рано или поздно туманы рассеются. Последние послания мистера Белла, казалось, были написаны другим человеком. Они были короткими и жалобными. В каждом новом письме чувствовалась нотка горечи. Создавалось впечатление, что он больше не пытался заглянуть в будущее, сожалел о прошлом и тяготился настоящим. Маргарет поняла, что ему нездоровилось. В ответ на ее расспросы о самочувствии мистер Белл послал ей короткую записку, говорившую, что его старомодные жалобы объяснялись хандрой, которой он страдал то ли от умственной, то ли от физической слабости. Как бы там ни было, ему нравилось потакать себе в ворчании и нытье без необходимости посылать ей каждый раз бюллетени от доктора.

После этой записки Маргарет больше не интересовалась его здоровьем. Однажды Эдит случайно пересказала ей отрывок из небольшой беседы, которую она вела с мистером Беллом во время его последнего пребывания в Лондоне. Джентльмен из Оксфорда поведал ей о своем намерении отвезти Маргарет осенью в Кадис – к ее брату и невестке. Ошеломленная Маргарет расспрашивала и переспрашивала Эдит до тех пор, пока не утомила ее. Наконец кузина заявила, что больше ничего не помнит. Мистер Белл собирался отправиться в Испанию, чтобы лично услышать рассказ Фредерика о мятеже на военном корабле. И он считал это хорошей возможностью познакомить Маргарет с женой ее брата. Он давно уже хотел взять длительный отпуск и поездить по миру, поэтому Кадис был ничем не хуже других городов. На этом рассказ Эдит заканчивался. Кузина надеялась, что Маргарет не покинет их и не омрачит тревогой ее сердце. А поскольку к тому моменту у нее не было других занятий, она заплакала и сказала, что заботится о Маргарет гораздо больше, чем та о ней. Маргарет постаралась успокоить Эдит, но при этом не предприняла никаких попыток объяснить кузине, почему этот замысел мистера Белла – очередной «воздушный замок» – так очаровал и обрадовал ее. Эдит в своем мрачном настроении считала, что любое удовольствие, полученное вдали от нее, являлось молчаливым оскорблением или, в лучшем случае, доказательством безразличия к ней. Поэтому Маргарет пришлось держать свою радость при себе и выпускать ее на свободу через единственную безопасную отдушину. Например, когда Диксон одевала ее к обеду, она спросила у служанки, не хотелось бы той съездить к Фредерику и познакомиться с его женой?

– Она ведь папистка, мисс, верно?

– Да, конечно, католичка, – ответила Маргарет, немного обескураженная таким вопросом.

– И они живут в папской стране?

– Да, в Испании.

– Тогда я должна сказать вам, что моя душа дороже мне, чем мастеру Фредерику – его собственная. Если мы отправимся в Испанию, я буду находиться в постоянном ужасе, что меня обратят в их веру.

– Я еще сама не знаю, поеду ли туда, – произнесла Маргарет. – И даже если поеду, я не такая утонченная леди, чтобы настаивать на твоей компании. Нет, добрая старая Диксон, если поездка к Фредерику состоится, ты получишь долгий отпуск и проведешь его в Англии. Хотя боюсь, что это «если» растянется на долгое время.

Диксон не понравились слова хозяйки. Во-первых, она сердилась, когда Маргарет, будучи чем-то взволнованной, называла ее «доброй старой Диксон». Она знала, что мисс Хейл обращается так ко всем людям, к которым испытывает привязанность. Но служанка всегда морщилась, когда подобные слова применялись к ней. В своем возрасте – «чуть больше пятидесяти» – Диксон считала себя женщиной в расцвете лет. Во-вторых, она сожалела, что ее ответ был принят с такой легкостью. Помимо небольшого ужаса она испытывала тайный интерес к Испании, католической инквизиции и папским мистериям. Поэтому, прокашлявшись, она решила продемонстрировать свое желание покончить с возникшим недоразумением и спросила мисс Хейл, не думает ли та, что если не встречаться с местными священниками и не входить в их церкви, то паписты вряд ли смогут обратить ее в свою веру? Ведь если заранее обо всем позаботиться, то можно избежать любой опасности. Хотя мастер Фредерик все-таки попал к ним в сети.

– Я догадываюсь, что к переходу в другую веру его подтолкнула любовь, – со вздохом ответила Маргарет.

– Наверное, вы правы, мисс, – согласилась Диксон. – Конечно, я могу уклоняться от общения с католическими священниками и избегать посещения их церквей, но любовь подкрадывается незаметно. Лучше мне действительно остаться в Англии, ведь я такая влюбчивая!

Маргарет боялась потакать своим фантазиям и много думать о поездке в Испанию, однако эти мысли отвлекли ее от настоятельного желания предоставить мистеру Торнтону необходимое объяснение. Мистер Белл, казалось, безвыездно сидел в Оксфорде и потерял интерес к своим делам в Милтоне. Тем временем Маргарет испытывала какое-то непонятное сопротивление, мешавшее ей расспросить его о возможности визита к мистеру Торнтону. И она стеснялась упоминать в своих письма о его разговоре с Эдит – об идее, которую он обдумывал, возможно, только пять минут. В тот солнечный день в Хелстоне он не говорил об Испании. Похоже, это была сиюминутная фантазия. Но если он действительно планировал путешествие в Кадис, это избавило бы Маргарет от той монотонной жизни, которая постепенно начинала угнетать ее.

Одним из самых больших удовольствий в теперешней жизни Маргарет были игры с сыном Эдит. Пока малыш вел себя хорошо, он являлся гордостью и баловнем родителей. Однако мальчик часто упрямился и начинал капризничать, выказывая волевой и буйный характер. В такие моменты Эдит впадала в отчаяние и устало молила: «Ах, Маргарет, что мне с ним делать? Позвони, пожалуйста, в колокольчик и скажи Хэнли, чтобы она забрала его». Но Маргарет больше нравились эти проявления характера, чем послушание и хорошее поведение малыша. Она уносила мальчика в свою комнату и проводила с ним некоторое время, убеждая его успокоиться. Она использовала свои женские чары и уловки, пока он не переставал плакать. Затем ребенок прижимал к ее щеке свое маленькое разгоряченное, залитое слезами лицо и она целовала и ласкала его, чувствуя, как он засыпает на ее руках или плече. Эти сладкие моменты дарили ей вкус той жизни, которая, как верила Маргарет, была отобрана у нее навеки.

Частые визиты Генри Леннокса тоже добавили приятной новизны в привычный уклад дома. Он относился к Маргарет более прохладно, чем прежде, но его развитый интеллект и прекрасная эрудиция придавали приятный привкус прежним, набившим оскомину беседам. Маргарет замечала его легкое презрение к брату и невестке. Ему не нравился их светский стиль жизни, который он считал фривольным и бесцельным. Однажды в присутствии Маргарет он довольно резким тоном расспрашивал брата о его дальнейших планах – насколько серьезно тот намеревался оставить службу в армии. Капитан беззаботно ответил, что у него достаточно денег для развлечений на балах и званых вечерах. Тогда мистер Леннокс сердито поджал губы и вскричал: