Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Михаил Леонидович Хазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отношении этого второго слоя допустимы (и более того, единственно возможны) самые грубые приемы идеологического манипулирования:
Отсюда следует, что верующие всегда должны быть «народом», «лучшими людьми» или «прогрессивными личностями», выступающими как авангард подлинного прогресса. Так, христианин должен с удовлетворением думать о том, что все нехристиане будут прокляты… Социалист-радикал должен быть убежден, что все, не разделяющие его взгляды, либо эгоистичные, испорченные деньгами буржуа, либо невежественные холопы-простофили [Моска, 1994, с. 105].
Все партии, все культы взяли за правило утверждать, что, сражаясь в рядах партии, человек велик, а все прочие — дураки или мошенники [Моска, 1994, с. 115].
Когда этот второй слой сформирован, можно переходить к прямому насилию:
Быстрое распространение самого христианства, приписываемое им чуду, не идет в сравнение с еще более быстрым распространением ислама. Христианство распространялось на территории Римской империи в течение трех столетий. Ислам в течение только 80 лет — от Самарканда до Пиренеев. Правда, христианство действовало лишь проповедью и убеждением. Другие проявляли явную склонность к ятагану [Моска, 1994, с. 113].
А что же потом, когда сопротивление противников подавлено и властная группировка становится правящим классом? Да то же самое, что мы уже не раз читали у Ибн Хальдуна и Макиавелли:
Правящий класс, который может позволять себе от имени суверена делать все, что ему вздумается, претерпевает самую настоящую моральную деградацию. Такая деградация свойственна тем людям, действия которых не сдерживают никакие узы и никакой контроль, налагаемые обычно мнениями и совестью других людей. Ответственность подчиненных в конце концов пропадает из-за безответственности и всевластия одного человека или небольшой группы, вставшей во главе всех функционеров, того или тех, чье имя — царь, султан или Комитет общественного спасения, и на всю политическую машину постепенно распространяются те же пороки, какие абсолютизм породил у высших лиц [Моска, 1995, с. 140].
История формирования правящего класса и его политической формулы позволяет понять, что же он такое в действительности и как будет вести себя в меняющихся политических обстоятельствах. Моска особо отмечает важность второго слоя правящего класса, не допущенного до личных контактов с руководящим ядром и потому вынужденного принимать решения исходя из воспринятой им идеологии:
В конечном счете именно от уровня морали, интеллигентности и активности этого второго слоя зависит состояние всего политического организма… Интеллектуальные и моральные недостатки этого второго слоя оказываются намного более опасной и трудно излечимой угрозой для политического организма, чем та, которая возникает в тех случаях, когда те же самые недостатки проявляются у нескольких десятков людей, держащих в руках рычаги от механизмов государственной машины [Рахшмир, 2001, с. 28].
В результате сам первый слой оказывается заложником своей политической формулы в том виде, в котором она была воспринята вторым слоем. Резкие повороты руля государственной машины, противоречащие привычкам второго слоя, будут в лучшем случае саботироваться, а в худшем — приведут к революции внутри самого правящего класса. Именно эта инерционность правящих классов делает полезным знание их происхождения и политических формул.
Как видите, Моска не просто открыл существование правящих классов, но и обнаружил их существенную особенность, невидимую (в силу неразвитости самого предмета наблюдения) для его предшественников. Для Макиавелли проблемы противодействия второго слоя резкой смене курса, диктуемой политической необходимостью, еще не существовало, его «доблесть» гарантировала единство правящего класса в любых условиях. Правящий класс Моски[565], опирающийся на идеологизированный второй слой, оказался менее свободен в своих действиях, а следовательно, менее долговечен. Удержание вечной власти в одних и тех же руках представлялась Моске несбыточной мечтой; будущее человечества он видел в тех же мрачных тонах, что и его прошлое:
Вечно готовые на поиски того, что они считают благом, люди всегда находят предлог убивать и преследовать друг друга. Некогда они убивали и преследовали из-за трактовки догмы или отрывка из Библии. Затем убивали и преследовали во имя Царства свободы, равенства и братства. Сейчас они убивают и преследуют, дружески мучают друг друга во славу других вероучений. Завтра, возможно, они станут убивать и мучить друг друга с целью уничтожить последние следы жестокости и несправедливости на земле! [Моска, 1994, с. 116]
Читатель. Хотел было спросить, применял ли Моска свою теорию на практике, но после такого заключения даже и не знаю… Зачем создавать теорию, которая не оставляет никакой надежды?
Теоретик. Моска ответил бы вам, что задача ученого — видеть мир таким, каков он есть, а не таким, каким его хочет видеть жаждущая подчиняться толпа. Если беспристрастный исторический анализ показывает, что во все времена и у всех народов правящие классы формируются одним и тем же способом, а потому неспособны к дальнейшим изменениям, то следует честно признать этот неприятный факт и действовать дальше с учетом его существования.
Одной из практических рекомендаций, вытекающих из этого вывода, станет отношение к такому правящему классу как к еще одному инструменту (подобному государственной машине), который нужно менять, когда он приходит в негодность. Другим способом контроля над широким правящим классом может быть воспитание его второго слоя в духе беспрекословного повиновения любым решениям первого слоя (догмат о непогрешимости партии)[566]. Но такого рода рекомендации могут быть адресованы только узкому кругу лиц, свободных от идеологических предрассудков собственного правящего класса, только его первому слою; а потому было бы странно искать подобные рассуждения в книгах для широкой публики. Сам Гаэтано Моска несколько десятилетий[567] был частью итальянской политической элиты (с 1909 года парламентарий, в 1914–1916 годах — помощник министра, с 1919 года — сенатор) и имел все возможности для приватного разъяснения своих идей «двум-трем дюжинам людей у руля государственной машины».
Судя по дальнейшим событиям (переворот Муссолини, Вторая мировая война, упразднение монархии в 1946 году), эти советы не слишком помогли наследникам «консортерии». Но прогнозы, которые мы встречаем в публичных текстах Моски, позволяют предположить, что виноваты в этом скорее слушатели.
