Невидимая сила. Как работает американская дипломатия - Уильям Бёрнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Госсекретарь Керри попросил меня вернуться в Египет и оценить ситуацию, что я и сделал в середине июля, дней через 10 после того, как ас-Сиси сверг Мурси. Ас-Сиси был настроен далеко не мирно. Некоторые представители его нового временного правительства, в частности вице-президент Мохаммед Мостафа эль-Барадеи, бывший глава МАГАТЭ, первоочередными задачами считали восстановление экономики, возобновление процесса передачи власти и предоставление «Братьям-мусульманам» возможности снова участвовать в политической жизни. В ходе нашей беседы ас-Сиси не соглашался с этим подходом, демонстрируя пренебрежительное отношение к разногласиям среди «Братьев-мусульман» по вопросу о том, как выйти из затруднительного положения, в котором они оказались, и о том, следует ли заявлять о себе как о политической партии. Он уже привык к своей популярности и образу героя на белом коне. Судя по всему, буквально за одну ночь его портреты были расклеены на стенах домов по всему Каиру. В военной форме, с глазами, скрытыми за стеклами солнцезащитных очков, которые любили носить арабские диктаторы в 1970-х гг., он был окружен ореолом властности и таинственности. Однако к этому времени уже назревали серьезные проблемы – тысячи «Братьев-мусульман» и членов их семей ночевали под открытым небом на площади у мечети Рабаа аль-Адавия в центре Каира, требуя освобождения и восстановления в правах Мурси. Я сообщил Керри, что это не приведет ни к чему хорошему.
В августе госсекретарь снова послал меня в Каир, чтобы я попытался ослабить напряженность в наших отношениях с Египтом. Следующие восемь дней я провел работая вместе с коллегой из ЕС Бернардино Леоном, чей оптимизм и настойчивость в поиске путей предотвращения эскалации напряженности заразили меня, но не ас-Сиси и лидеров «Братьев-мусульман». Мы курсировали между ас-Сиси и двумя бывшими министрами правительства «Братьев-мусульман», которые еще не были арестованы и имели возможность поддерживать связь со своими руководителями в подполье, в том числе со стареющим председателем «Братьев-мусульман». Они, однако, не могли связаться ни с Мурси, который был переведен в тюрьму в Александрии, ни с Мохаммедом Хайратом Саадом эль-Шатером, заместителем председателя и вторым человеком в организации, который тогда содержался в печально известной каирской тюрьме «Тора». Бывшие министры согласились рассмотреть первую серию мер, направленных на укрепление доверия на площади у мечети Рабаа аль-Адавия, – люди должны были уйти с площади в обмен на ослабление давления сил безопасности и начало диалога с новым правительством. Министры также требовали в качестве жеста доброй воли выпустить из тюрьмы «Тора» одного из руководителей «Братьев-мусульман» Мохаммеда Саада аль-Кататни и создания более авторитетного канала для дальнейших обсуждений с ас-Сиси и его подчиненными. Ас-Сиси упрямо не соглашался ни с одним из этих требований, не доверяя «Братьям-мусульманам» и не желая поступаться своим положением. В вопросе об освобождении аль-Кататни он вначале казался готовым к уступке, но через несколько дней потерял интерес и к этой теме.
Мы смогли убедить египетские власти позволить нам вместе с прибывшими в Каир министрами иностранных дел двух стран Персидского залива – Абдуллой бен Зайедом аль-Нахьяном из ОАЭ и Халидом бин Мухаммедом аль-Аттией из Катара – встретиться с эль-Шатером в тюрьме «Тора». Практически недостижимая цель встречи состояла в том, чтобы попытаться заручиться поддержкой эль-Шатера для ослабления напряженности.
Поздно ночью, после долгого ожидания в лобби нашего отеля, в сопровождении бравых представителей египетской службы безопасности, нервно переговаривающихся по рации, мы отправились в «Тору». Примерно через 40 минут наша автоколонна доехала до внушающего ужас тюремного комплекса 100-летней давности на южной окраине города. Мы прибыли туда уже далеко за полночь.
Эль-Шатера содержали в самом тщательно охраняемом блоке «Торы» – «Скорпионе». Там сидели около 1000 политзаключенных, в том числе множество несгибаемых «Братьев-мусульман», – их держали примерно в 300 ледяных каменных мешках. О применяемых здесь пытках и издевательствах над заключенными ходили легенды. Направляясь в кабинет начальника тюрьмы, мы шли по слабо освещенным, вонючим коридорам, от которых так и веяло ужасом.
Мы все четверо расположились перед столом, за которым восседал хмурый начальник тюрьмы. Он предложил нам чаю. Через несколько минут двое охранников ввели в кабинет эль-Шатера. В тюремной робе и дешевых пластмассовых тапочках, он все еще выглядел весьма внушительно – под два метра ростом, плотный, бородатый. Эль-Шатер был бледен и кашлял, так как подхватил в тюрьме простуду, но заключение, судя по всему, его не сломило. Он обменялся рукопожатием с каждым из нас и сел, ничуть не смущаясь нашей компании. Беседа продолжалась два часа. Эль-Шатер не считал нужным оправдываться в действиях «Братьев-мусульман» и не торопился закончить беседу – он явно не спешил возвращаться в камеру.
Тон эль-Шатера был вежлив, но в нем явственно ощущалась обида, когда он обвинил ОАЭ в соучастии в перевороте и осудил США за их молчаливое согласие. Он начал оживленно жестикулировать и нечаянно задел мое плечо. Один из охранников напрягся, но расслабился, когда эль-Шатер широко улыбнулся и сказал, что просто хотел подчеркнуть важность сказанного, никому не собираясь угрожать. Мы с Бернардино в общих чертах обрисовали шаги, направленные на прекращение эскалации насилия, которые мы обсуждали с двумя экс-министрами правительства «Братьев-мусульман», а министры иностранных дел двух стран Персидского залива выразили заинтересованность в мирном разрешении конфликта.
Эль-Шатер внимательно слушал. Он сказал, что ему трудно обсуждать детали, находясь в заключении, не имея связи с коллегами и не зная ситуацию на площади у мечети Рабаа аль-Адавия. Но он задал ряд
