Невидимая сила. Как работает американская дипломатия - Уильям Бёрнс

в Египте и Тунисе, а также обрисовав в общих чертах долгосрочную стратегию в отношении региона и израильско-палестинского мирного процесса. Тон его выступления был абсолютно верным. Обама подчеркнул наше намерение поддерживать силы, выступающие за реформы. Однако кроме слов мы мало что могли предложить. Президент говорил о своей приверженности стратегии игры вдолгую и соответствующим приоритетам; о трезвом понимании того, что начавшиеся изменения обусловлены естественной сменой поколений; о трудностях, с которыми в ближайшее время неизбежно столкнутся сторонники открытости и плюрализма; об опасности попыток опираться во время «арабской весны» на нас, а не на население региона; о суровых реалиях политической ситуации и налогового режима в США, которые неизбежно будут препятствовать предоставлению нашей администрацией переходным режимам чего-либо похожего на помощь, в которой они будут нуждаться еще долго.

После поездки в Каир в июне 2011 г. я сказал госсекретарю Клинтон и в Белом доме то, о чем они и сами уже догадывались: возможность дальнейшего продвижения к успешному демократическому переходу «теперь, безусловно, не является очевидной»[135]. Когда я вернулся в Каир в начале 2012 г., на парламентских выборах убедительно выступили «Братья-мусульмане», получив почти половину мест в нижней палате парламента. Еще четверть мест получили салафиты. Таким образом, исламистские партии одержали на выборах оглушительную победу. До этого времени США в основном избегали взаимодействия с «Братьями-мусульманами» – как из-за их антиамериканских идеологических установок, так и из уважения к Мубараку. «Братья-мусульмане» отвечали нам взаимностью: они тоже не доверяли США и не хотели сотрудничать. Но теперь стало ясно, что они превратились в реальную политическую силу. Меня и нашего нового посла в Каире Энн Паттерсон попросили встретиться с руководством «Братьев-мусульман» и прощупать почву.

Наша первая встреча состоялась в невзрачном офисе в штабе Партии свободы и справедливости «Братьев-мусульман» в центре Каира. Нас принимал Мухаммед Мурси, генеральный секретарь партии и ее номинальный глава. Невысокий и плотный, с аккуратной черной бородой, Мурси держался настороженно – он не знал, чего ожидать от встречи с американцами, – так же, как и мы не знали, чего ожидать от встречи с ним. Хотя 10 лет назад Мурси учился в Университете Южной Калифорнии, по-английски он говорил плохо, и во время беседы я перешел на арабский. Я подчеркнул, что США не заинтересованы в поддержке конкретных египетских партий, но в целом поддерживают развитие демократических институтов, создаваемых самими египтянами. Я также подчеркнул, что мы надеемся на прочное взаимовыгодное сотрудничество с Египтом, нацеленное на содействие экономическому прогрессу страны, обеспечение региональной безопасности и выполнение существующих соглашений, особенно египетско-израильского мирного договора. Мурси сказал, что все это согласуется с целями «Братьев-мусульман», но я ушел со встречи не полностью убежденным. В нашей беседе с Мурси и двумя его коллегами было нечто сюрреалистическое – ведь при Мубараке эти люди, возможно, были приговорены в совокупности к 40 или 50 годам тюремного заключения. Они старались вести себя как можно лучше, но трудно было сказать, стоило ли принимать их демонстративную сдержанность за чистую монету или за ней крылась более сложная повестка дня. Это были представители движения, привыкшего действовать, оставаясь в тени, недоверчивого к посторонним и не склонного делиться властью.

Мое общее впечатление от Египта спустя год после революции было довольно противоречивым. Он был, как я описывал его госсекретарю Клинтон, «довольно странным местом»[136]. Экономика катилась вниз, Высший совет вооруженных сил лишился былого блеска и уверенности в себе, а революционная молодежь, доминировавшая на площади Тахрир, была разочарована и политически разобщена. Между тем некоторые высокопоставленные гражданские представители временного правительства, контролируемого Высшим советом вооруженных сил, вместо того, чтобы заняться реформами, решили вновь продемонстрировать свои революционные и антиамериканские убеждения, пользующиеся популярностью у населения. Их возглавляла министр планирования и международного сотрудничества Файза Абу аль-Нага, давняя сторонница Мубарака, которая, как я подозревал, после его свержения первым делом повернула лицом к стене его фотографию, висевшую у нее в офисе. Она спровоцировала сфабрикованные дела против ряда американских неправительственных организаций. В итоге несколько американских граждан были арестованы и приговорены к тюремному заключению. Чтобы их освободить, понадобился не один месяц.

Нарушив данное ранее обещание «Братьев-мусульман» не участвовать в президентских выборах в июне 2012 г., Партия свободы и справедливости выдвинула в качестве своего кандидата Мурси. Благодаря значительной поддержке Катара и не столь значительной помощи Турции он победил с небольшим перевесом, указывающим на сильную поляризацию электората. Я прилетел в Каир в начале июля, вскоре после его инаугурации, а госсекретарь Клинтон еще раз посетила Египет позже в том же месяце. Мы призывали Мурси к инклюзивному правлению, концентрации на решении экономических проблем и соблюдению соглашения с Израилем. В отношении последнего пункта он был аккуратен, не препятствуя функционированию оперативных каналов, по которым египетские военные и разведывательные службы поддерживали связь с израильтянами, и конструктивно работая с госсекретарем Клинтон над предотвращением крупного столкновения между Израилем и ХАМАС в секторе Газа в ноябре. Мурси, однако, ничего не добился в области экономики, а с инклюзивностью правления вообще была катастрофа. У него и «Братьев-мусульман» не было ни опыта управления государственными институтами, ни заинтересованности в частичной передаче власти другим политикам или технократам. Поздней осенью он начал прилагать усилия, нацеленные на пересмотр конституции, расширение президентских полномочий и, соответственно, обеспечение «Братьям-мусульманам» центрального места на египетской политической сцене.

К весне 2013 г. напряженность начала быстро усиливаться. Масштабы уличных протестов росли, протестующие представляли собой горючую смесь разочарованной революционной молодежи и жителей Каира, недовольных спадом экономической активности и двумя годами нестабильности. Военные, теперь во главе с генералом Абдул-Фаттахом Халилом ас-Сиси, сначала не вмешивались, как всегда опасаясь за свою репутацию. Однако в конце июня, после крупных уличных протестов, ас-Сиси решил действовать, и 3 июля Мурси был арестован. К власти снова пришли военные. Бóльшая часть египетской общественности, казалось, вздохнула с облегчением, поскольку жаждала порядка и предсказуемости. Сияние революции давно померкло.

При поддержке Саудовской Аравии и ОАЭ, вложивших миллиарды долларов в стабилизацию египетской экономики, ас-Сиси быстро разделался с «Братьями-мусульманами». Несмотря на широкую общественную поддержку его решений, действия военных укладывались в классическую схему государственного переворота. В соответствии с американским законодательством официальное признание этого автоматически означало бы прекращение американской экономической помощи Египту и сотрудничества с ним в области безопасности. Президент Обама был недоволен действиями военных, создавших сложный прецедент в регионе, все еще сотрясаемом революциями всех цветов и оттенков, и, безусловно, способствовавших еще большей поляризации египетского общества и усилению гражданского противостояния. Однако он учитывал настроения египетской общественности, нашу сохраняющуюся приверженность сотрудничеству с Египтом в области безопасности, значимость рычагов влияния на ас-Сиси и процесс послереволюционного транзита власти, который, казалось, будет длиться вечно.

Мы часами заседали