Китай - Эдвард Резерфорд

Деревня, в которой я родился, находится примерно в пятнадцати милях к югу от Пекина. У моих родителей было девять детей, но только трое из нас пережили младенчество – две сестры и я. Так что я должен был продолжать род.

Мой отец был плотником, но, полагаю, не слишком хорошим, потому что иногда вообще сидел без работы. На самом деле он был немного мечтателем.

– Мой дед был сыном зажиточного торговца, – бывало, говорил он, – но для меня деньги не важны.

На этом месте мать обычно огрызалась:

– Только потому, что у тебя их нет!

Иногда она относилась к нему нетерпимо, хотя, я думаю, родители любили друг друга.

На моей памяти отец пытался раздобыть деньги лишь однажды, когда мне было семь лет. Он тогда отвез меня в Пекин.

Брат моего деда перебрался в Пекин задолго до рождения отца, но наведывался в нашу деревню каждую весну на Цинмин – День поминовения предков, чтобы отдать дань уважения на семейных могилах, и перестал это делать за пару лет до моего появления на свет в силу почтенного возраста, поэтому я никогда его не видел. Ему было почти восемьдесят, когда мы отправились в Пекин.

Конечно, как самый старший из ныне живущих членов семьи моего отца, он был влиятельным человеком. Я помню наставления отца о том, как следует обращаться к нему, поскольку не знал, как правильно называть старшего брата деда по отцовской линии. Дедушка по материнской линии, разумеется, назывался совершенно иначе. Даже маленькие дети должны быть точны в таких тонкостях.

– Если бы он был младшим братом моего отца, ты называл бы его шугун, – говорил мне отец. – Но он старший, поэтому называй его богун.

Как только я выучил нужное слово, мать сказала:

– Через некоторое время можешь попробовать называть его просто дедушкой, как если бы он был твоим родным дедом. Может быть, это порадует его и он тебя полюбит.

Мне нравилось представлять, что меня полюбил столь уважаемый член семьи. Однако в ту ночь я услышал, как мать сказала отцу:

– Если у старика есть деньги, он действительно должен отписать их нам, когда увидит, что у нас есть здоровый сын, чтобы продолжать его дело. У него же нет собственных детей. Кому еще он все завещает?!

Какими бы ни были мотивы нашего визита, я был взволнован перед посещением Пекина. Стояла осень, в тот год сезон выдался очень засушливым, и я помню, что листья, падающие с деревьев у дороги, были коричневыми и хрустящими, как будто их засушили в печи.

Весь путь мы проделали пешком. Время от времени отец сажал меня себе на плечи, но я, должно быть, самостоятельно прошел около половины расстояния. В полдень мы остановились и съели то, что мама дала нам в дорогу. А вечером уже были в Пекине.

Старик владел лапшичной. Отец знал, где она находится, но, когда мы добрались до нее, уже стемнело и зажглись фонари.

Брата дедушки не оказалось на месте. Новые хозяева лапшичной пояснили, что старик отошел от дел, но все еще живет на соседней улице. Мы отправились туда и с легкостью нашли нужный дом, который вовсе не показался большим. На самом деле он был крошечным. Отец тихонько постучался, и прошло довольно много времени, прежде чем дверь осторожно отворилась.

Люди усыхают с возрастом, а брат дедушки стал совсем крохотным и казался чуть выше меня. Но он все равно выглядел довольно бодрым. Старик держал в руке лампу, чтобы рассмотреть нас, и я, помнится, подумал, что он похож на любопытную птицу. Я сразу понял, что это брат дедушки, потому что у него было лицо как у отца. Я предполагал, что оно будет морщинистым, как у стариков в нашей деревне, но его кожа оказалась довольно гладкой. Он мог бы сойти за монаха.

– Племянник, ты выглядишь старше, чем в прошлый раз, когда мы виделись, – сказал он отцу. – А что это за мальчик с тобой?

– Мой сын, – ответил отец.

– Богун, – пробормотал я и отвесил низкий поклон.

Старик посмотрел на меня. В свете лампы я заметил, что его глаза все еще довольно ясные и проницательные.

– Симпатичный, – произнес он.

Затем он провел нас в свой дом. На самом деле это была всего одна комната с крошечной кухней позади. В комнате имелся широкий кан, на котором можно было сидеть и который соединялся с кухонной печью, его отапливавшей, а также небольшой деревянный стол, деревянная скамейка и сундук, в котором, я полагаю, старик хранил одежду и другие свои пожитки.

Он спросил отца, есть ли где нам остановиться, и отец покачал головой.

– Ну тогда можете переночевать тут. – Казалось, его это не смутило. – Нам с мальчиком хватит места на кане, а ты можешь лечь на полу рядом с каном, там тоже будет тепло. – Он оценивающе посмотрел на отца. – Надеюсь, вы поели, потому что у меня нет никакой еды.

– Мы принесли подарок, – сказал отец и протянул ему.

Мать очень сильно беспокоилась из-за этого подарка. Это были восемь небольших лепешек из золотистой фасоли, которые она испекла сама. Мама, отличная повариха, могла приготовить еду практически из чего угодно. Каждую лепешку она красиво завернула в красную бумагу и аккуратно уложила в маленькую бамбуковую коробочку.

Старший Брат Дедушки поставил коробочку на стол и изучил при свете лампы:

– Красиво выглядит. Это твоя жена сделала? Тебе повезло с женой. А что в коробочке, могу я поинтересоваться?

– Лепешки из золотистой фасоли, – ответил отец.

– Что ж… Обычно в присутствии дарителя подарок не открывают, но раз там лепешки, то давайте откроем прямо сейчас. – Он обратился ко мне: – Хочешь лепешку?

Я не ел с середины дня и очень проголодался, поэтому поблагодарил и ответил, что не отказался бы.

– Тогда давайте съедим по лепешке, – предложил дедушка.

Пока мы ели, старик заварил чайник чая и поставил на стол три чашки. Мы особо не разговаривали, потому что очень устали.

– Если тебе нужно, – сказал Старший Брат Дедушки отцу, – то дальше по улице есть общественная уборная.

Отец вышел, а я не захотел. Старик сказал:

– Если приспичит ночью, то вон там под тряпкой стоит ночной горшок. Можешь воспользоваться им. Он достаточно чистый.

Горшок стоял в углу. Даже при свете лампы видно было пыльную ткань. Поэтому я поблагодарил старика, улегся на теплый кан и заснул еще до возвращения отца.

Утром я пошел в общественную уборную вместе с отцом. Я никогда раньше не бывал в таком месте. В нашей деревне у более зажиточных крестьян имелись собственные туалеты, которые можно было опорожнить с переулка снаружи, они обычно располагались с южной стороны двора. В некоторых крестьянских хозяйствах туалетами служили небольшие крытые сараи, и продукты жизнедеятельности падали в открытую яму,