Тайная история - Донна Тартт

— Ну что же, — сказал Джулиан, когда все затихли, — надеюсь, все готовы покинуть мир вещей и явлений и вступить в область высокого?

Теперь, когда опасность миновала, перед моим внутренним взором словно развеялась густая тьма. Мир предстал во всем своем великолепии — свежий, бескрайний, неизведанный. Часами напролет я гулял по окрестностям, особенно притягивали меня берега Бэттенкила. Нередко я заходил в бакалейный магазинчик в Северном Хэмпдене (лет тридцать тому назад его бывшие владельцы, мать и сын, по слухам, послужили прототипами одного знаменитого рассказа ужасов, который впоследствии включали чуть ли не во все антологии этого жанра), покупал бутылку вина, спускался к реке и там неспешно опустошал ее. Потом я до вечера бродил в восхитительном золотом мареве — что было конечно же непозволительной тратой времени. Я здорово отстал по всем предметам, мне предстояло сдать несколько письменных работ, впереди уже маячили экзамены, но я был молод, кругом зеленела трава, над цветами сновали пчелы, и меня, только что вернувшегося с порога хладной обители смерти, манил солнечный простор. Я был свободен — жизнь, казавшаяся загубленной, снова принадлежала мне, более драгоценная и сладостная, чем когда-либо.

В один из таких дней я проходил мимо дома Генри и на заднем дворе увидел его самого. Облаченный в одежду огородника — старые брюки, потрепанная рубашка, — он, закатав рукава, вскапывал грядку. Рядом в садовой тачке была приготовлена рассада: помидоры и огурцы, клубника, герань и подсолнухи. Три розовых куста, обмотанные снизу мешковиной, были аккуратно прислонены к ограде.

Толкнув калитку, я ввалился в садик. Только сейчас я заподозрил, что, пожалуй, порядком надрался.

— Привет садоводам-любителям!

Прервав работу, Генри оперся на лопату. На переносице у него розовела полоска загара.

— Чем занимаешься?

— Салат латук сажаю.

Оглядывая двор, я увидел папоротники, которые Генри выкопал в день убийства. Он сообщил нам тогда их название — костенец. Камилла еще заметила, что от этого слова так и веет ведовством. Высаженные на тенистой стороне дома, они уже успели разрастись и вскипали у стены прохладной темной пеной.

Меня повело назад, но я успел ухватиться за воротный столб.

— Какие планы на лето? Останешься здесь? — спросил я.

Он окинул меня критическим взглядом, тщательно отряхнул руки о колени и лишь потом ответил:

— Наверное. А ты?

— Не знаю…

Я еще никому не говорил, что накануне оставил в Службе поддержки студентов заявление об устройстве на работу — присматривать за квартирой профессора истории из Нью-Йорка, на лето уезжавшего в Англию работать с источниками. Предложение выглядело очень заманчиво: бесплатное жилье в приятном районе Бруклина и никаких обязанностей, кроме поливки цветов и выгуливания двух терьеров, которых хозяин не мог взять с собой из-за карантина. Поначалу я отнесся к этой радужной перспективе с опаской — воспоминания о Лео и мандолинах были еще свежи в моей памяти, — но сотрудница службы заверила меня, что это совсем другое дело, и вывалила на стол целую груду писем от довольных студентов, которые присматривали за квартирой в прошлые годы. Я никогда не бывал в Нью-Йорке и совершенно не представлял, что меня там ждет, но возможность пожить в незнакомом городе казалась очень соблазнительной. Мне нравилось думать о толпах народа и запруженных машинами улицах, воображать себя продавцом в книжном магазине или официантом в кафе, воображать радости неприметного, анонимного существования. Одинокие посиделки в кафе, вечерние прогулки с терьерами, и ни одна живая душа не знает, кто я такой.

Генри, пристально наблюдавший за мной, поправил очки:

— Тебе не кажется, что еще рановато?

Я рассмеялся, сообразив, на что он намекает: сначала Чарльз, теперь я.

— Да брось, все нормально.

— Уверен?

— Вполне.

Он с силой вонзил лопату в землю и снова принялся за работу. Я уперся взглядом в его спину, перетянутую крест-накрест черными подтяжками.

— Тогда помоги мне посадить этот латук, — не поднимая головы, сказал он. — В сарае есть еще одна лопата.

Поздно ночью, где-то около двух, я проснулся от громкого стука в дверь. «Тебя к телефону!» — крикнула из коридора староста корпуса. Запахивая на ходу халат и проклиная все на свете, я поковылял вниз.

Еще не дойдя до телефона, я услышал истерические «алло» Фрэнсиса.

— В чем дело? — буркнул я.

— Ричард, у меня сердечный приступ.

Я покосился на старосту — Вероника, Валерия, я не помнил, как ее зовут. Она возвышалась рядом, скрестив руки на груди и склонив голову набок, — олицетворение материнской озабоченности. Я демонстративно повернулся к ней спиной.

— Все с тобой в порядке, — сказал я в трубку. — Ложись спать.

— Ричард, послушай, умоляю, — продолжал стонать Фрэнсис. — У меня правда приступ, я умираю.

— Хватит чепуху молоть.

— Все симптомы налицо. Боль в левой руке. Затрудненное дыхание. Ощущение тяжести в загрудинной области.

— Я-то что могу?

— Отвези меня в больницу.

— Вызови «скорую», — зевнув, посоветовал я.

— Нет, только не «скорую», лучше уж умереть. Я когда-то…

Дальнейшего я не расслышал — Вероника, встрепенувшаяся при слове «скорая», тут же встряла в разговор.

— Если вам срочно нужен врач, свяжитесь с охранниками, — затараторила она, горя желанием помочь. — С полуночи до шести там дежурит ночная смена. Они умеют делать искусственное дыхание, и еще у них есть специальный фургончик для транспортировки в больницу. Если хотите, я…

— Не нужен нам врач, — бросил я ей. На том конце провода Фрэнсис как заведенный повторял мое имя.

— Да здесь я, здесь.

— Ричард, с кем ты там разговариваешь? Что случилось?

— Ничего не случилось. Послушай…

— Кто говорил про врача?

— Никто. Теперь послушай. Да подожди же минуту, — повысил я голос, когда он попытался что-то сказать. — Успокойся и расскажи, что с тобой стряслось.

— Приходи, пожалуйста. Мне плохо, очень плохо. У меня в какой-то момент сердце перестало биться. Я…

— Что, передозировка? — понимающе спросила Вероника.

— Будь так любезна, помолчи немножко, — не выдержал я. — Мне совсем ничего не слышно.

— Ричард, может, все-таки зайдешь? — пролепетал Фрэнсис. — Ну пожалуйста.

— Ладно, скоро буду, — ответил я после краткой паузы и бросил трубку.

Когда я вошел, Фрэнсис лежал на кровати, полностью готовый к выходу, разве что не обутый.

— Пощупай у меня пульс, — приветствовал он меня.

Зная, что иначе он не успокоится, я взял его за запястье и ощутил частые сильные удары. Фрэнсис лежал не шевелясь, только прикрытые веки дрожали, как желе.

— Как ты считаешь, что со мной?

— Не знаю.

На щеках у него горел нездоровый румянец, но на умирающего он не походил. Я не исключал, что у него, например, пищевое отравление или приступ аппендицита, хотя, разумеется, даже заикнуться об этом сейчас было бы безумием.

— Как думаешь, мне надо к врачу?

— Сам решай.

Он затих, словно к чему-то прислушиваясь:

— Не знаю. По-моему, надо.

— Хорошо. Если тебе от этого полегчает, поехали. Давай поднимайся.

На то чтобы курить всю дорогу до больницы, здоровья у него хватило. Описав полукруг, мы остановились у освещенного крыльца с вывеской «Неотложная помощь», но выходить не спешили.

— Уверен, что тебе туда нужно?

Он обдал меня возмущенным взглядом:

— Думаешь, я притворяюсь?!

— Нет, что ты, — удивился я. Такая мысль меня действительно не посещала. — Я только спросил.

Он выбрался из машины и с силой захлопнул дверцу.

Нам пришлось подождать около получаса. Фрэнсис заполнил карточку, взял со столика научно-популярный журнал и мрачно погрузился в чтение. Когда высунувшаяся из кабинета медсестра назвала его имя, он не пошевелился.

— Тебя вызывают, — сказал я.

Он вцепился в подлокотники.

— Чего ж ты, иди.

Он только затравленно озирался.

— Я передумал, — пробормотал он наконец.

— Что?!

— Передумал, говорю. Домой хочу.

Медсестра, застыв в дверях, с интересом прислушивалась.

— Что за идиотизм, — прошипел я. — Зачем тогда было ждать?

— Я передумал.

— Но ты же сам меня сюда притащил!

Я знал, что это его пристыдит. Вспыхнув, он захлопнул журнал и, не взглянув на меня, прошагал в кабинет.

Минут через десять в приемную, где, кроме меня, никого не было, выглянул утомленный врач в синем медицинском костюме.

— Вы с мистером Абернати? — сухо спросил он.

— Да.

— Будьте любезны, загляните ко мне на минуту.