Солдат трех армий - Бруно Винцер

— Да будет вам, старина, ну что вы за мрачная личность! К чему об этом сейчас говорить!

Разумеется, мое замечание было некстати, несвоевременно. Мы собрались, чтобы немного отвлечься от служебных занятий и повеселиться. Но мне это просто не удавалось.

Другой собеседник расхохотался:

— Господа, да будет вам известна новая инструкция! Отныне отменяется прежний неприкосновенный запас. Вместо него каждый должен иметь при себе пакет с хлорной известью. Ну-ка, Винцер, что вы скажете о таком предложении?

Я ничего не сказал. В этом не было никакого смысла. Кроме того, как раз в это время в бар ворвался капитан и воскликнул, обращаясь к нашей группе:

— Бразилия выиграла мировое первенство по футболу! Вот это была игра, господа! Сто тысяч зрителей бушевали в Стокгольме!

Эта новость дала новое направление беседе, и я мог незаметно уйти к себе в комнату.

Кто даст сигнал отбоя?

Однажды вечером у дверей моей квартиры позвонил молодой человек и сказал, что у него есть ко мне важное дело. Я впустил его и с интересом ожидал, какую марку пылесоса он собирается предложить. В кабинете он предъявил свое служебное удостоверение; это был обер-лейтенант «военной контрразведки», и прибыл он из Штутгарта. Я смотрел на него в ожидании дальнейших разъяснений.

— У вас прелестная квартира, господин Винцер, Нравится она вам?

— Мне она нравится, а моей жене нет,

— Чем же ваша супруга недовольна?

— Это квартира с печным отоплением.

— Вы ведь могли получить квартиру с центральным отоплением?

— Да, но с балконом на север. Я предпочитаю квартиру на солнечной стороне.

— Ну да, счастье никогда не бывает полным. Но вы уже здесь обжились?

Что, собственно, нужно этому обер-лейтенанту? Вряд ли он прибыл из Штутгарта только для того, чтобы осведомиться, как я себя чувствую в новой квартире. Я спросил его напрямик, какова цель его визита. Тут он открыл секрет.

— Вы уже знакомы с вашим соседом?

— Вы имеете в виду господина Герихера?

— Да.

— Мы уже познакомились, раскланиваемся при встрече, как это принято между соседями. Вообще же я его почти не знаю. Но почему вы об этом спрашиваете?

— Мы хотели вас просить о содействии. Дело в том, что Герихер прибыл из Восточной зоны. Из Тюрингии. Нам весьма желательно знать, как часто он получает оттуда письма и часто ли у него бывают гости. Может быть, вы понаблюдаете, что это за люди.

Я едва сдержался, чтобы не выгнать его; впервые за время службы в армии мне предложили заниматься шпионской деятельностью. Вероятно, он понял, какую это вызвало реакцию; он тотчас же придал разговору такой характер, против которого я никак не мог бы возразить:

— Ведь в наших общих интересах проявлять бдительность. Коммунисты — наши противники, и вполне возможно, что они засылают оттуда своих людей в бундесвер. Мы должны защищать свою свободу. Вам только надо быть внимательным.

— Что вы под этим понимаете? Проверять почту моего соседа легче вам, чем мне. Для этого вы и существуете. Может, мне постоянно прислушиваться у своей двери, не звонят ли к соседу? Или, может быть, я могу отгадать, что его гость приехал оттуда, потому что он в помятом костюме?

— Это, пожалуй, было бы существенной приметой.

— Кроме того, мне одно непонятно: как могут коммунисты забрасывать своих людей в бундесвер? ^

Он промолчал, смущенно улыбаясь, он явно не знал, что мне ответить. А так как у меня не было ни малейшего желания предоставить этому господину возможность меня завербовать как осведомителя, то я продолжал:

— Если к людям, прибывшим с той стороны, относятся с таким недоверием, то почему их принимают на службу?

— Вы же сами знаете, как это происходит. Нам нужен каждый подходящий человек. Поэтому, конечно, мы принимаем и кадровых солдат, прибывших из Восточной зоны.

— Правильно, мы принимаем этих людей, но тут же внушаем себе, что их к нам заслали. Мы должны быть бдительны, это мне ясно, но мне не ясно, какой смысл имеет такая система зачисления на службу. Проверяйте этих людей до зачисления, ну а потом наблюдайте за ними, если это кажется вам необходимым. Но я не знаю, чем я могу быть вам полезен. У меня свои задачи. У вас свои. Так что я, право же, могу лишь выразить свое крайнее сожаление.

С этими словами я встал. Обер-лейтенант понял меня и простился весьма сухо.

После его ухода я взял в руки старый' школьный атлас. Мне всегда нравилось совершать путешествия по географической карте. И вот я перенесся в область Бранденбург, в ее темные сосновые леса с таящимися в глухих местах небольшими озерами, в которых мы когда-то купались. Я бродил по дорогам, ведущим к монастырю Хорин или к озеру Шармюцельзее. У берез, обрамлявших дорогу, порой кровоточили раны, и я теперь ощущал между пальцами сгустки смолы, из которых я мальчиком делал круглые шарики. Мысленно я снова мчался на велосипеде к Балтийскому морю, стоял на дюнах, потом сбрасывал одежду и вместе с друзьями бежал вниз к йоде. Я снова в байдарке спускался по течению реки Заале и любовался старинными замками. Я разыскал на карте селение Лангензальца — место рождения моего отца, и Зангерхаузеп, где в школьные годы часто бывал у родственников и наедался у них картофельными клецками и ватрушками, которыми там всегда угощали. Все это моя родина, а теперь будто бы враждебная страна?

По радио снова передавали песню о тоске по родине: «Еще остался у меня чемодан в Берлине». Берлин был моей родиной в узком смысле слова, а еще точнее, Западный Берлин, это верно. И вдруг я представил себе, что этот чемодан раскрылся, а его содержимое рассеялось по всей стране, оно всюду — от Балтийского моря до Тюрингского леса.

Я снова перелистал атлас, разглядывая карту Европы. Если бы мое слово имело вес… "Господа, – сказал бы я, – ведь все очень просто. У нас НАТО, а там, по ту сторону, – Варшавский пакт. И вот мы противостоим друг другу. Мы говорим об обороне и утверждаем, что те, другие, хотят на нас напасть, и мы ежедневно твердим, что заботимся только о том, как бы сохранить мир. Почему же в таком случае нам не. договориться с теми, кто находится по ту сторону? Почему бы нам просто не поймать на слове Советы и польского министра иностранных дел, когда они выступают со своими предложениями о разоружении? Должна же существовать возможность договориться о том, как предотвратить новую войну?… Тут моя жена заглянула в дверь и спросила:

— С кем ты беседуешь?

— Ни с кем.

— С каких это пор ты стал разговаривать с самим собой?

— Я только что изложил одно свое предложение, пожалуй, утопическое: что получилось бы, если бы Восток и Запад договорились менаду собой! Тогда можно было бы сразу разоружиться, но это как раз и кажется утопией.