Солдат трех армий - Бруно Винцер

Однако вступительный доклад генерала изобиловал ходячими лозунгами, каких я в прошлом наслышался вдоволь: укрепление «боевого духа», охват всех «позитивных» сил народа, «разоблачение большевизма», «Европа на новом пути», «традиции обязывают» и тому подобное.

Доклады по специальным вопросам были интереснее. Нас обучали, как воздействовать на журналистов. Мы узнали, какие суммы на это ассигнованы. Мы должны были всеми доступными средствами добиваться, чтобы население отнеслось положительно к ремилитаризации.

На другой день после зачисления на курсы я вновь поехал в Зигбург; на собрании офицеров дивизии я условился встретиться со своим приятелем по фронту. За ужином в клубе я попытался уговорить его вступить в бундесвер. Он решительно отказался. Но я не отставал.

— Что ты имеешь против нас? Ты встретишься со старыми товарищами, твой предыдущий срок службы будет тебе засчитан, ты будешь получать хорошее жалованье а позднее приличную пенсию. Но ты же не станешь отрицать, что нам нужна армия. А этой армии нужен ты. Продумай все это обстоятельно еще раз!

— Бруно, ты уговариваешь, как вербовщик в иностранный легион. Уж не получаете ли вы комиссионные? Это меня бы не удивило. Напрасно стараешься! Я смотрю на это дело иначе, чем ты.

Но я все же старался его убедить, так как во время войны он был не только хорошим солдатом, но одним из тех начальников, о которых принято было говорить, что они «принимают близко к сердцу» солдатские нужды. Я считал, что нам надо привлекать именно таких офицеров, если мы хотим, чтобы бундесвер действительно стал новой, демократической армией. Таким образом, я предпринял еще одну попытку, но он снова отказался.

— Бруно, единственной новинкой в бундесвере окажется новое оружие. Во время первой мировой войны гражданское население терпело страдания лишь от ее последствий — голода и холода. А во время второй мировой войны миллионы погибли в результате политического террора и пали жертвой расовых преследований. Но сейчac я имею в виду не эти преступления. Если, избави боже, разразится третья мировая война, то все полетит вверх тормашками. Я больше никогда не буду солдатом, но я буду говорить, говорить, держать речи против твоего бундесвера, против вооружения, против атомной бомбы, за мир, только за мир. Перед нами, ветеранами двух мировых войн, стоит только эта одна, и притом благородная, задача — избавить будущие поколения от новой войны.

Он был охвачен подлинным вдохновением. Ничего подобного мне еще не приходилось видеть. Я несколько смущенно спросил его:

— Скажи-ка, а не стал ли ты коммунистом? Мой друг повертел пальцем у виска.

— Ты сбрендил. Неужели надо непременно считать коммунистом каждого, кто выступает за мир?

— Ты мог бы все же мне поверить, – возразил я, – что и мы только этого хотим. Никто из нас не стремится к новой войне.

Он расхохотался доне в лицо.

— Ты не хочешь войны, капитан Майер — тоже нет, обер-лейтенант Шульце — нет, фельдфебель Леман — тоже. Но все вы пойдете воевать, если от вас этого потребуют. Взгляни-ка на вербовочные плакаты бундесвера: сияющие юноши с открытыми лицами, взор, устремленный ввысь, голубые глаза, светлые волосы, развевающиеся по ветру! Эти плакаты ничуть не отличаются от прежних плакатов гитлеровской молодежи. Как это началось? Сначала американцы нас обливали грязью. А теперь американские инструкторы обучают наших офицеров и унтер-офицеров. Твоя люфтваффе посылает молодых парнишек в Канаду, чтобы они там прошли школу пилотов реактивных самолетов. Невдалеке отсюда, в горах Эйфель, около Дембаха, Биттбурга и Гана, размещены американские ракеты «матодор», вплотную одна к другой. Их радиус действия свыше девятисот километров. Аденауэр требует допуска ФРГ к атомному оружию. Бундесвер должен получить ракеты. Вы намерены перестроить ваши дивизии для использования в атомной войне. О, я мог бы говорить об этом часами!

— Если ты полагаешь, что мы снова готовы воевать, то тебе как раз следует вступить в бундесвер, чтобы вместе с другими этому воспрепятствовать. Только находясь там, можно повлиять на ход дел.

— Нет, нет! Это, может быть, верно в каких-либо иных условиях, но только не в армии.

— Ладно, я ведь тоже против военного использования атомной энергии. Но разреши мне вопрос. Ты сейчас упомянул Аденауэра. Будешь ты на следующих выборах голосовать против него?

— Я голосую за ХДС, потому что, по моему мнению, у нее наилучшая экономическая программа. Это имеет решающее значение для меня как коммерсанта.

— В таком случае ты голосуешь и за атомное вооружение. Разве это последовательно?

— Нет, я голосую за Аденауэра, но протестую против его атомной политики. Это я и называю демократией.

— Бывал ли ты уже по ту сторону?

— Разумеется. Почему бы нет? Я был в Лейпциге. С этими людьми можно делать хорошие дела. Да и нет надобности в переводчике: пока что они говорят по-немецки. Но в качестве офицера бундесвера тебе не следует там появляться, ведь вы даже запретили солдатам участвовать в спортивных состязаниях па той стороне, как будто случится мировая катастрофа, если скромный солдатик сыграет там в футбол.

Когда мы расстались, у меня было смутно на душе. В разговоре я защищал свою точку зрения и тем самым бундесвер, а его я пытался запутать в противоречиях. Это мне, безусловно, удалось, но вытекает ли из этого автоматически, что я прав? Чем больше я над этим размышлял, тем яснее мне становилось, что, вскрыв непоследовательность в его взглядах, я отнюдь не рассеял сомнения в правоте и последовательности моих собственных убеждений. Впервые я не отбрасывал мысль о том, что возможна аналогия между делами гитлеровского вермахта и задачами бундесвера.

На другой день на первой же лекции я невольно вспомнил о беседе в Зигбурге. Майор Буль осветил настроения внутри отдельных солдатских союзов: существуют группировки, к ним следует причислить прежде всего Союз германских солдат, которые относятся к бундесверу вполне положительно. Они сами стремятся установить с нами связь. Но известно также, что в некоторых дивизионных землячествах преобладает позиция «обойдется без меня», и такая точка зрения все еще не преодолена. Другие, наоборот, придерживаются таких крайних взглядов, что нам из политической осторожности следует по отношению к ним проявлять сдержанность. Мы подумываем о создании общей организации, которая объединила бы все союзы и землячества, потому что тогда дело скорее пойдет на лад, легче будет взять под контроль союзы и ими руководить. Неприятно, что замечается растущая активность так называемых содружеств бывших офицеров в ГДР, и они из Восточного Берлина налаживают связь со своими бывшими товарищами, находящимися в Федеративной республике. До сих пор эти лица посылали свои бюллетени только сослуживцам, бывшим офицерам, состоящим и не состоящим в бундесвере. Но влияние этой пропаганды уже дает себя знать. Во всяком случае, эти статьи обсуждаются.