Драконы - Джонатан Стрэн

Тогда я почти ничего еще не знал о Сильвере. Конечно, я слышал его имя — а кто не слышал? Я смутно припоминал фотографии лохматого и бородатого великана с горящим взором — в те далекие времена, когда еще только открыли изменчивость материи, Сильвер был связан с лигой механовивисекторов. Это он и трое других университетских профессоров были в ответе за недолгое нашествие единорогов — некоторые, говорят, до сих пор бродят по окрестным холмам, интересные мутанты, конечно, только это совсем не то чудо, которым удовлетворился бы Огастес Сильвер. Судя по фотографиям, он был из тех, кто сигает с головой в холодный пруд на рассвете и ест дробленую пшеницу с медом ложками.

И вот Филби с письмом в руке, отряхивая с лица остатки погубленных помидоров, так и сиял от счастья. Послание от учителя! Сильвер провел долгие годы в тропиках и повидал немало. В холмистых джунглях востока ему встретился дракон с бамбуковой, судя по всему, грудной клеткой. У дракона была голова, как у огромной ящерицы, хвост с шипом, как у ската — морского дьявола, заводные крылья из серебряной проволоки, бечевы и чешуи карпа, а в полете он позвякивал, подобно ксилофону. Он навел Сильвера на кое-какие мысли. Сильвер уверился, что лучшие драконы придут из моря. Он готовился отплыть курсом на Сан-Франциско. В тамошнем Чайна-тауне можно было приобрести определенные вещи — «первой необходимости», как говорилось в письме, полученном Филби. Еще Сильвер писал о вечном движении, о сборке бессмертного существа из частей, позаимствованных у десятка разных животных.

Я же продолжал ждать появления того последнего краба, как и Дженсен. Он написал монографию, в которой с безукоризненной научной строгостью доказал корреляцию между уменьшающимся числом крабов и увеличением их размера вплоть до гигантского. Теперь он со своим сыном Бамби обосновался в палатке на прибрежном утесе, буравил взглядом туман сквозь специальную подзорную трубу — позволяющую видеть, как он выразился, особенно ясно — и ждал, когда же из серых валов высунется облепленная водорослями дрожащая клешня исполина, с которой стекают каскады воды, а за ней последует и само почтенное ракообразное, влекомое на юг неведомым инстинктом невесть к чему. Но либо краб миновал берег под покровом тумана, либо Дженсен ошибся — последний краб так и не вылез.

Письмо от Огастеса Сильвера, как говорится, окрылило Филби, и он занялся сборкой своего дракона, буквально порхая по гаражу, а также отправил на восток письмо, вложив в конверт сорок долларов — просроченные членские взносы Драконьего общества. Помидорный червь — бескрылый дракон, если подумать, — приполз обратно в огород через четыре дня и, набросившись на полдюжины свежевысаженных растений, выгрыз в листьях замысловатую филигрань. Перекидывать его снова через забор Филби — явно ничего не даст. Колоссально целеустремленный червяк попался. Я посадил его в банку — здоровенную, галлонную, из-под маринованных огурцов, никаких огурцов там уже, конечно, не оставалось, — накрутил на место крышку и проделал в ней дырочки для воздуха. И он прекрасно там устроился, в миниатюрном садике из листьев, земли, прутиков и гладких камешков, а порой я баловал его помидорным листом.

В те дни, после получения первого письма, я все больше времени проводил с Филби, глядя, как соединяются механические кости, суставы и органы дракона. В отличие от своего учителя, Филби почти ничего не смыслил в вивисекции. Мне даже казалось, он испытывает к ней отвращение, соответственно, все его творения были чисто механическими — и совершенно невероятными. Но он излучал такую уверенность, такую полную и бескомпромиссную убежденность, что рядом с ним самое невероятное начинание загадочным образом казалось вполне осуществимым.

Одна суббота помнится мне особо отчетливо. Впервые за много недель вышло солнце. Трава накануне вечером не кишела улитками и слизнями — это означает, решил я, что погода меняется на более сухую. Прав я был только наполовину. Утро субботы выдалось ясным. В прозрачно-голубом небе пестрили точки — воробьи или вороны, кружащие над самыми верхушками деревьев, но с тем же успехом это могло быть что-то совершенно другое, например драконы или еще какие экзотические обитатели дальнего поднебесья. Солнечные лучи били в окно моей спальни, и, готов поклясться, я слышал, как распрямляются в огороде помидоры, лук и горох посевной, стремясь к небу. Но около полудня из-за Берегового хребта накатились черные тучи, заволокли тенью луга и рощи секвой, частоколы и чапарель. Усилившийся бриз принес дождевые брызги, а от асфальтовой подъездной дорожки Филби сладко повеяло озоном, необъяснимо суля надежду и сожаление: надежду на неминуемое чудо, сожаление об остатках потерянного времени, удаляющихся, как мигрирующие крабы-отшельники, строем в туман, неумолимо и безвозвратно.

Так что во второй половине субботы разворачивались радуги и зонтики, а Филби, по-прежнему оживленный мыслью о приближении Сильвера, решил показать мне свои сокровища. Дом его, настоящее чудо света, был похож, скорее, на музей. Со стен пристально смотрели головы из мыльного камня, слоновой кости и железного дерева — странные сувениры дальних странствий. Булькали аэраторами аквариумы, набитые водорослями и старыми крапчатыми тварями; там были пятнистые угри и платаксовые рыбы, бычки, зарывшиеся в песок по самый нос, юркие четырехглазки, удивительным образом умеющие смотреть одновременно над водой и под водой, а потому, в отличие от обычных рыб, склонные к философии. Так я и сказал Филби, но не уверен, что он понял. Полдесятка шкафов были набиты книгами, трубками и кустарными безделушками, на стенах висели карты звездного неба. Я увидел рабочие эскизы ранних сильверовских проектов — торопливые наброски, покрытые густой вязью неудобопонятных расчетов и пометок.

В понедельник пришло следующее письмо от Сильвера. Он отправился на восток за большой герпетологической редкостью — змеей «слоновий хобот»[15], легкие у которой, писал он, идут по всей длине тела. Но к нам на западный берег он точно прибудет, и точно в Сан-Франциско. Может, через неделю, может, через месяц — как пойдет. В общем, ждите писем. Мы договорились, что я выберусь в город — проеду пять часов на юг по прибрежному шоссе и встречу дорогого гостя: у меня была машина.

Филби из кожи вон лез, чтобы достроить свое существо к приезду Сильвера. Ему ужасно хотелось услышать от учителя одобрительные слова, увидеть, как в сильверовских глазах блеснет искорка удивления, восторга. Наверняка тут не обошлось и без доли зависти. Филби столько лет проторчал в университете в тени Сильвера, а теперь был буквально в шаге от того, чтобы и самому стать мастером.