Лёха - Николай Берг

В обозначенное время никто не появился, дорожка – полузаросшая и давно не пользованная, так и оставалась пустынной. Подождали еще час.

Семенов не знал – радоваться или нет. С одной стороны – то, что уже не приехала пара грузовиков с немцами – хорошо. С другой стороны – без лекаря хреново. Пробирала дрожь, то ли от нервного ожидания, то ли от сырости и холода.

Продолжали ждать. Опять никого. Только собрались уходить несолоно хлебавши – услышали дальний скрип. Колеса несмазанные у телеги так поскрипывают.

Приготовились. Скрип повторился уже ближе, потом совсем рядом.

Семенов проверил сектор обстрела, унял нервную дрожь и приложился к пулемету. Задачу ему лейтенант поставил заковыристую – нанести немцам максимальный урон, причем тяжелоранеными по возможности, а потом отвлечь преследование на себя, если у фрицев сил хватит и не лягут они на месте все. Если удастся положить всех – это одно. Если нет – уходить, как матери-тетерке, уводя от гнезда охотников. В принципе задачка была головоломной, но внятной. Весь вопрос был в том, кто придет, насколько ученый воевать и в каком количестве. Телега вроде бы одна. Может, все-таки лекарь, а не полицейские?

Переглянулся с потомком. Успокоительно мигнул тем глазом, которым мигать было не больно: дескать, не боись – я сам боюсь!

Леха криво усмехнулся, показывая несгибаемую стойкость и готовность к победам.

Скрип приближался.

Боец пошмыгал носом, попробовал аккуратно пальчиками первый и второй спусковые крючки, приложился, примерился.

В прицел медленно вкатилась толстопузая крестьянская лошадка, телега и три мужских силуэта. Один вроде знакомый, квадратный такой, приземистый – лесник вчерашний, а два мужика – не знакомы. Оружия на виду нет, держатся спокойно.

Лейтенант сам к ним вышел, поручкались, потом лошадь с телегой увели в лес, а Березкин рукой махнул – дескать, снимаемся.

Облегченно вздохнув – и потому, что лесник оказался нормальным мужиком, а не сволочью, и что лекарь прибыл и, может быть, удастся теперь от раненых отделаться, и оттого, что не надо бегать по лесу с кучей врагов, наступающих на пятки, – Семенов подхватил пулемет и поспешил к своим. Следом запыхтел Леха, тоже обрадованный, и бурят, у которого на физиономии вроде как ничего не отразилось, но вот глазенки явно повеселели.

Точно – один из приехавших был тем самым Жуком. Второй и третий – не представились, только руки пожали. Один – тот, что держал в руке небольшой кожаный саквояжик (точно – лекарь), явно модник и даже в лес оделся по-городскому, с галстуком, и усы у него тоже самые модные – аккуратно подбритая «зубная щетка» под самым носом, такие носили те, кому есть время их подстригать постоянно – как у известного комического актера Чарли Чаплина. Семенов смотрел фильмы с ним, потешные такие. Да и многие после Первой войны такие носили, вот и у ротного покойного они имелись. И у Гитлера такие же усишки были точно. Правда, говорил покойный ротный, что тут дело не в моде, а в практичности – дескать, как стали газом на фронте поливать друг друга, так и сошли на нет пышные усищи на всех фронтах: погибали пышноусые, противогаз из-за усов неплотно сидел, газ просачивался – и каюк. Вот усачи и перешли на такую экономную «щеточку», чтоб и усы иметь, и противогаз надеть как следует. Может, и правда, что слыхал Семенов от ротного, – будто Гитлер тоже газку на войне хапнул. Может, даже и из-за усов.

Второй незнакомец явно с противогазами дела не имел, потому как ему и Семен Михалыч Буденный мог бы позавидовать. Пышные усищи на морщинистой физиомордии сразу замечались, первыми. А глазенки – маленькие, хитрые и лукавые – вроде как и незаметны. Себе на уме человек, ясно.

С лошадкой остались лесник да бурят – тому очень хотелось с лошадкой постоять, дескать, соскучал. Ну а заодно и за лесником присмотр, тоже хорошо. Остальные довольно споро прошли к лагерю. Пустоватый был лагерь, неуютный, что сразу же пришлые и отметили.

Березкин пожал плечами, коротко пояснил, что неизвестно было, кто утром заявится. Те двое переглянулись – и согласились. Потом тот, кто был с чемоданчиком-саквояжиком, тут же полез под брезент, к раненому и больному.

Дождик наконец перестал, солнце вылезло, и сразу потеплело. Неугомонный Середа тут же кофе приготовил, блеснул, так сказать, гостеприимством. Потихоньку разговорились, но пышноусый словно выжидал чего-то: зачем пришел – не говорил, да и кто он таков – тоже оставалось неясным.

Вот лекарь вылез из палатки самодельной шибко озабоченным. Попросил вытянуть на свет божий раненого, потому как его осматривать в темноте трудно, глянул мельком на перевязанную руку артиллериста, наскоро хапнул кофе, изумленно поднял брови, посмаковал – ему хитрый Середа сахара в кружку положил, уважил. Остальные вприглядку пили.

Танкиста вытянули на полянку. Лекарь помыл руки, тут же достал неприятно лязгавшую блестящую металлическую коробочку, застиранное вафельное полотенечко, разостлал на спине танкиста и словно хирургический столик развернул – быстро и четко вынимая пинцетом нужные ему инструменты.

Потом открыл рану – в трофеях было много липкопластыря, поэтому ягодицу раненую не перебинтовывали, а клали марлю и пластырем крепили. Повозился, позвякал инструментами, открывал какие-то баночки, чем-то протирал там, подсушивал тампончиками. Опять промывал. И вроде как вокруг раны и саму рану промыл, прикрыл свежей марлей и приступил к Середе, помыв опять же перед этим руки. Так же чем-то рану мыл, сушил, потом очень ловко перебинтовал.

– Який вердикт, пане професор? – не без легкой ехидинки спросил пышноусый.

– Больной плох. Полагаю, что пневмония. Организм молодой, при надлежащем лечении и уходе, может, еще и выздоровеет. Но точно не в лесу. Две раны – чистые, уже затягиваются вторичным натяжением; очень хорошо, что у того – он мотнул головой в сторону танкиста, – что с огнестрельным ранением ягодицы, не допустили загрязнения, молодцы. Попади кал в рану – было бы куда хуже, гнойные осложнения в этой области чреваты, знаете ли.

– Это у нас ефрейтор такой опытный, – кивнул лейтенант.

– Хорошо. А вы кем командовали? – спросил лекарь, упаковывая свои зловеще брякавшие блестящие железяки.

– Командир взвода.

– Цей хлопчина з пораненою рукою – артилерист? А той, що лежачий, з танками на петличках? Танкист? – спросил усач.

– Ага. А тот, что с крылышками – авиационист, – в тон ему заявил Середа.

– Ти хотив сказати – льотчик, а, сынку? – поставил его на место пышноусый.

Артиллерист не стал лезть в бутылку, благо дядька усатый вполне ему в отцы годился, но все-таки сдерзил:

– Та ні, діду. Старшина – з писарів! А з чого питання – одружити нас хочешь?[131]

– Сержант, угомонитесь. Я так понимаю, что у вас есть какое-то предложение? – остановил пикировку лейтенант.

– Есть много вариантов. Например, часть военнослужащих остается примаками[132] по деревням, некоторые в плен сдаются, а есть и такие, что идут в полицию служить, сейчас как раз в райцентре таких набирают.

– И паек дают? – спросил Середа с улыбочкой.

Веселая такая улыбочка, только вот Семенову она сразу не понравилась, за внешней веселостью у артиллериста незаметненько так просвечивало начинающееся бешенство. Видимо, и ефрейтор что-то такое почуял, подобрался, покосился на зло развеселившегося сержанта.

– Это все возможные варианты? – немного напрягшись, уточнил лейтенантик.

– Нет, разумеется. Некоторые пробираются к фронту, стараются его догнать. Фронт, к сожалению, не стабилизировался, отдаляется все время, – невозмутимо сказал лекарь.

– А інші не бігають як оголошені за фронтом, а б'ють окупантів, де бачать[133], – не без подковырки, но очень тихо заметил пышноусый.

– Полная палитра выбора. Но вы так и не сказали – какое предложение у вас? – кивнул лейтенантик.

– И про паек, к слову, – опять влез Середа. А Бендеберя похлопал глазенками и как бы невзначай пересел чуток в сторонку. Чтобы не загораживать от Середы пышноусого.

– Паек? По объявлениям судя – тридцать оккупационных марок и харчи. А главное – грабить можно, потому как разрешается при обысках у коммунистов и бандитов изымать излишки, которые не заберет германское командование, – весьма спокойно пояснил врач.

– И кто эти бандиты?

– А все, кому немецкая власть не нравится. Или точнее – все, кто не нравится немецкой власти, – отметил лекарь.

Семенов переглянулся с потомком. Тот слушал очень внимательно, даже не заметил, что у него рот приоткрылся.

– Значит, рекомендуете нам не бежать к фронту, а пойти в полицаи? – задушевно спросил артиллерист. Но лекарь оказался не так прост. Он искренне удивился: