Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На прощание напились из родника, черпая пригоршнями холодную и приятную своим холодом чистую воду, и снова побежали привычной боевой тройкой. Лес равнодушно не замечал их, живя своей жизнью. Что и как докладывать начальству — это обговорено, понято и принято, и никаким перекрёстным и прочим их не сбить. И даже по разным частям их при перебазировании раскидают — обычное дело, не любят гады с большими званиями, чтобы мы заодно были — так клятвы их с ними и будут до смертного мига, до Огненной черты, и за ней не нарушатся, а знать о них некому и незачем.
Один раз, услышав чуть впереди и сбоку девичьи, даже детские голоса, сжали треугольник в цепочку и пробежали стороной. Судя по затихающему вдалеке весёлому гомону и смеху, аборигенки, а кому ещё по таким гиблым местам бродить, их не заметили. Нарушение, конечно, положено всех попавших в зону внимания ликвидировать, но… мы их не видели, а они-то нас точно. Нет, если б хоть одна взвизгнула там, или ахнула, то по Уставу пришлось бы, а так… а… а, может, это птица-пересмешник, есть такие, шумела. Риарр на бегу так и выдохнул в спину сержанта.
— Пересмешник?
— Он, — откликнулся Ангур, а сержант молча кивнул.
Пересекли несколько дорог, держась подальше от посёлков и полей с уже копошащимися там аборигенами — Огонь Яростный, сколько же лохмачей в Дамхаре, это ж если ковровую зачистку делать, никаких патронов не хватит — и вышли — умеет сержант маршрут прокладывать — точно к своему дальнему мобильному блокпосту. Ну, а там без проблем — согласно Уставу, распорядку и приказу.
Лесная ягода сочна и пользительна больше садовой, да и не всякая в саду растёт, ну и попутно, грибы, а орехи ещё мягкие, пускай повисят, ну, и травки там прихватить, которую знаешь. Лукошки наполнялись под неумолчный говор, смех и обрывки песен: лесной сбор — дело весёлое.
— И чего ж вы такие голосистые?! — вдруг возник, прямо как из дерева вышел, рослый чернобородый мужик.
Девчонки, взвизгнув, шарахнулись, но тут же снова залились смехом, узнав Барсука из соседнего посёлка — знатного охотника, такого, что его тамошний управляющий полевой работой не неволит, разрешает по своему разуму лес пользовать, ну, так он по матке криушанин, а по тятьке, сам говорил, из дреговичей, кому как не ему по лесу в одиночку невозбранно бродить.
— Ой, дядька Барсук, напугал ты нас, — смеялась Черничка.
— Это мы зверей отпугиваем, — объяснила Зимушка, протягивая ему лукошко. — Угощайся, дяденька.
— Домой снесите, — отмахнулся Барсук. — Эх девоньки, в лесу опасен не шумный, а тихий. Ваше счастье, что лес чистый нынче, нету чужаков.
— Да? — удивилась Рябинка. — А вот мы шли когда, то слышали вроде как…
— Не было там никого, — остановил её взглядом Барсук. И повторил: — Нету чужих в лесу. А что и поблазнилось дорогой, так плюнь и забудь.
И исчез, растворился среди деревьев.
Девчонки переглянулись, покивали друг другу и снова завели песню, переходя к следующему кусту. Зверя бояться нечего, раз Барсук рядом ходит, но пусть будет как заведено, что по ягоды с грибами всегда с песней ходят. А лукошки уже полны, сейчас остатнюю-последнюю величальную лесу споём и бегом в посёлок: отпускали-то не на весь день.
* * *
Аргат
572 год
Осень
4 декада
«Эхо. Свободная газета свободных людей»
Чем дольше и нетерпеливее ждёшь, тем внезапнее появляется ожидаемое.
Осенний дождливый день, низкие серые тучи, нахохлившиеся мокрые дома, кутающиеся в плащи и прячущиеся под зонтиками бегущие во всех направлениях люди. Все смотрят себе под ноги, огибая или перешагивая лужи, и потому сталкиваются, бросают, не глядя, раздражённые извинения и бегут дальше.
А в редакции сумрачно от залитых водой окон, и включённый свет не разгоняет осеннюю тоску.
И как обычно груда почты на столе, и в этом ворохе, важного, не слишком важного, совсем не важного, вдруг… да… целых три больших конверта, в каких обычно присылают рукописи, но только один из них не надписан. Его Арпан и вскрыл первым. Оно? Оно… Да, оно! Мелкий чёткий почерк. «Вести из другого мира. Смертный конвейер. Стервятники». И подпись: «Никто».
И как всегда, не услышав, не увидев, а почувствовав свершение ожидаемого, в закутке Арпана появились и пристроились рядом Туал и Моорна.
Читали молча, привалившись, прижавшись друг к другу и сблизив головы. И всхлипывания Моорны отдавались им не звуком, а сотрясением. И раздражали. Потому что сами… у самих…
Дочитав, Арпан отдал Моорне лист для переписывания и позвал Роарра, с недавних пор ведавшего их хилым отделом рекламы.
— Да, шеф?
— У нас что-то от «Трёх колец» есть? Немедленно откажись, чтоб и следов не осталось.
— Шеф, — оторопел Роарр, — ты чего? Во-первых, мы для них слишком мелкие, это нам надо проплатить, чтоб они нам разрешили их рекламировать. А во-вторых…
— Никаких вторых, первых и десятых! — перебил его Арпан, пододвигая к себе макет ближайшего номера. — С этой фирмой мы не работаем. Никогда и никоим образом. Если обратятся, гони и шугай.
— Как скажешь, шеф, — пожал плечами Роарр и с интересом спросил: — А с чего это они к нам обратятся?
— Надеюсь, что этого не будет, — ответил Арпан. — Ты прав, мы для них и мелкие, и читатели наши не в их целевой, но… всякое возможно. Так вот, — он поднял голову и в упор посмотрел на Роарра. — Мы с этой фирмой не сотрудничаем по этическим причинам. Честь и достоинство выше любой прибыли. Запомнил? Так и скажешь, если возникнут.
Роарр встал по стойке «смирно» и, умело изображая тупого служаку, гаркнул:
— Повинуюсь радостно!
— То-то, — хмыкнул ему в спину Арпан.
Роарр появился в редакции недавно и практически создал на пустом месте рекламный отдел с единственным сотрудником — самим собой, а к нему незаметно, но очень толково подгрёб бухгалтерию и плотно сел на финансовые потоки, сняв с Арпана проблемы с выплатой штрафов, гонораров, аренды и расчётов с типографией, широко, но с умелой осмотрительностью используя свои родственные связи, сильно разветвившиеся после заключения «родового соглашения» уцелевших осколков когда-то, ну, очень давно, разбитого в династических войнах рода. Его и привёл в редакцию один из их авторов, как своего новоявленного родича, который знает и умеет не всё, но многое. Арпан, конечно,
