Семья Тибо (Том 1) - Роже дю Гар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Она была сумасбродка, - продолжала Рашель, отдаваясь воспоминаниям. Очень смелая, очень добрая; обаятельная; обаятельная и немного озорная, а иногда взгляд у нее становился жуткий - совсем отцовский. В те времена она была моей лучшей подругой, а мой брат уже несколько лет был в нее влюблен: он и работал, поставив перед собой цель в один прекрасный день жениться на ней. Но Клара не желала. Гирш, разумеется, тем более. И вдруг она сразу перерешила, причем я сначала не могла понять почему. Впрочем, и во время помолвки я еще ни о чем не подозревала. А потом уже было слишком поздно вступиться я не могла. - Она помолчала. - Ну а потом, недели три спустя, я получила телеграмму от Гирша, который звал меня в Паленцу. Я понятия не имела, что он поехал к ним, но когда выяснилось, что он там, я мигом почуяла трагическую развязку. Да тут и тайны никакой нет. Ведь на шее у Клары виднелись кровоподтеки. Он наверняка задушил ее.
- Кто это - он?
- Арон. Ее муж. В тот вечер он нанял лодку, собрался покататься по озеру - один. Гирш ему не препятствовал: это ему было на руку; основания у него, верно, были: он знал, что Арон думает покончить с собой. Да и Клара тоже подозревала это; Гирш за ней не уследил, и она, улучив минуту, вскочила в лодку, которая уже отчаливала от берега. По крайней мере, я до всего этого мало-помалу сама дошла, потому что Гирш... - Она вздрогнула: - Гирш непроницаем, - отчеканила она.
Она снова замолчала, и Антуан спросил.
- Но зачем же было кончать самоубийством?
- Арон вечно говорил об этом. Такой у него был конек с детства. Поэтому-то я и не решилась что-нибудь ему сказать, и из-за моего попустительства он женился. Ах, как я корю себя за это, - добавила она с глубокой скорбью. - Быть может, если б я тогда сказала... - И, глядя на Антуана так, будто он мог оправдать ее перед ее же совестью, продолжала: Ведь я открыла их тайну. Но сообщать о ней Арону не стоило. Правда? Ведь он столько раз грозился покончить с собой, если Клара не выйдет за него замуж. Он бы так и сделал, скажи я ему обо всем, что случайно обнаружила... А как по-твоему?
Антуан не знал, что отвечать, но повторил:
- Случайно?
- Ну да, совершенно случайно; как-то утром я пришла за Кларой и Гиршем, чтобы вместе отправиться в Лес. Поднялась прямо в спальню Клары; подхожу ближе и слышу шум, словно кто-то борется; бросаюсь туда... дверь была полуотворена: Клара без блузки, с голыми руками, запуталась в юбке для верховой езды; и в тот миг, когда я распахнула створку двери, она схватила хлыст, лежавший на стуле - бац! и со всего размаха хлестнула Гирша по лицу.
- Отца?
- Да, мой милый. И, признаюсь, потом я часто об этом вспоминала, воскликнула она со злорадным смехом. - Часто представляла себе его лицо, его бледную физиономию. И шрам, который становился все темнее. Ведь он тоже любил колотить, и колотил пребольно. Ну, а на этот раз - ха-ха-ха! - его самого отстегали хлыстом.
- Но... из-за чего?
- По правде говоря, я толком ничего и не узнала, что произошло в то утро... Должно быть, Клара перестала повиноваться после помолвки. Мне в голову сразу пришла эта мысль. Припомнила кое-какие обстоятельства, которые и прежде меня удивляли, и вмиг догадалась, прозрела... Гирш вышел из комнаты с надменным видом, не сказав мне ни слова, - ясно, был уверен, что я-то не проговорюсь. Как видишь, он был прав. Я пристала к Кларе с расспросами. Она во всем призналась. Но она поклялась, и, конечно была вполне искренна, поклялась, что с этим покончено навеки, сказала, что выходит замуж именно ради избавления от всего этого. Избавления от Гирша? Или ради избавления от... своей страсти? Вот этот вопрос мне бы и следовало задать самой себе в тот день. Следовало бы понять, хотя бы по тону, которым она говорила о нем, что ничего не кончено. - И после паузы она добавила глухим голосом: - Раз женщина говорит о мужчине с такой вот ненавистью, значит, она все еще к нему неравнодушна.
Она снова на минуту задумалась, понурив голову, опустив глаза. Потом продолжала:
- Позже я убедилась, что это так и есть, потому что сама Клара в разгар своего свадебного путешествия... - понимаешь? - вдруг вызвала Гирша в Италию... Никаких подробностей больше я не знаю. Но Арон, наверное, их застиг, иначе он не стал бы топиться... А вот намерения Клары для меня так и остались неясными. Зачем она бросилась в лодку к мужу? Чтобы помешать ему покончить с собой? Или же умереть вместе с ним? Предположить можно и то и другое... Каково им было с глазу на глаз, в лодке, темной ночью, посреди озера? Несчетное число раз задавалась я вопросом - что же между ними произошло? Может быть, она бесстыдно призналась ему во всем? Она была способна на это... А может быть, Арон решил уничтожить ее и принять смерть, чтобы положить всему конец?.. На другой день нашли пустую лодку, а еще спустя несколько дней сразу два трупа. Но, по-моему, всего загадочнее то, что Гирш вызвал меня телеграммой еще до того, как начали их искать, вечером, когда они уплыли, до закрытия почты.
Она помолчала, о чем-то раздумывая, потом продолжала:
- Да ты, вероятно, читал об этой истории в тогдашних газетах, только внимания не обратил. Итальянская полиция произвела расследование, в дело вмешалась и французская полиция: в Париже произвели обыск в квартире Арона и у меня, но разгадки так и не нашли. Я-то осведомлена лучше их!
- А твоего Гирша так никогда и не трогали?
Она выпрямилась и живо ответила, чеканя слова:
- Нет. Моего Гирша так никогда и не трогали.
В ее голосе, во взгляде, которым она окинула Антуана, почувствовался вызов, но он не придал этому значения, ибо часто, когда она рассказывала о своем прошлом, в тоне ее появлялось что-то задорное, как будто ей доставляло удовольствие изумлять того, кто произвел на нее неизгладимое впечатление в вечер их первой встречи.
- Гирша так никогда и не трогали, - повторила она уже другим тоном, с недоброй усмешкой. - Но он был осмотрителен и в тот год предпочел во Францию не возвращаться.
- Неужели ты думаешь, что она, его дочь, во время свадебного путешествия...
- Ну, будет! - воскликнула она и бросилась к нему в страстном порыве, так всегда бывало, когда разговор между ними заходил о Гирше; и она властно закрыла ему рот поцелуем.
- Ах, ты не такой, как все другие, - шепнула она, ластясь к нему. - Ты добрый, благородный! Такой правдивый! Ах, до чего же я люблю тебя, котик!
Антуан не мог избавиться от впечатления, которое произвел на него рассказ Рашели, и, казалось, хотел кое о чем ее расспросить, но она повторила:
- Будет, будет... Все это так тяжело... Обними меня покрепче, приголубь... Баюкай меня, баюкай... Котик, дай мне забыться...
Он крепко обнял ее. И вдруг из глубины его подсознания вырвалась, словно какая-то еще неведомая ему инстинктивная потребность, жажда приключений: бежать от размеренного существования, сызнова начать все, ринуться навстречу опасностям, на вольные, безрассудные поступки бросить ту силу, которую он с гордостью подчинил другим целям - работе.
- А если нам куда-нибудь уехать вот так, вдвоем? Послушай-ка! Давай вместе перестроим нашу жизнь в далеких, далеких краях... Ты даже не знаешь, на что я был бы способен.
- Ты-то? - воскликнула она и расхохоталась.
Она подставила ему губы для поцелуя. И он, отрезвленный, делая вид, будто просто хотел пошутить, уже улыбался.
- Ах, как я люблю тебя, - сказала она и, прильнув к нему, все смотрела на него с тоской, о которой он вспомнил позже.
Руан был знаком Антуану. Его родня со стороны отца была нормандского происхождения; еще и сейчас г-н Тибо насчитывал в Руане несколько родственников, и довольно близких. К тому же восемь лет тому назад Антуан отбывал там воинскую повинность.
И Рашели пришлось отправиться с ним перед обедом в заречную часть, в предместье, забитое солдатами, пройти вдоль бесконечно длинной казарменной стены.
- Лазарет, - весело воскликнул Антуан, показывая Рашели на освещенное здание. - Видишь вон там второе окно? Палата. Там я торчал целыми днями, ничего не делая, даже не имея возможности читать, надзирая за двумя-тремя лоботрясами, увильнувшими от работы, или несколькими ухажерами, покалеченными в драке. - Он беззлобно смеялся и закончил так: - Зато теперь я счастлив, вот что!
Она промолчала и пошла вперед; он не заметил, что она чуть не расплакалась.
В кинематографе шла картина "Неведомая Африка"; Антуан показал Рашели на афишу, она кивнула головой и потянула его в гостиницу, где они остановились.
За обедом ему так и не удалось развеять ее дурное настроение, и, раздумывая о причине их путешествия, он немного упрекал себя за то, что ему так весело.
Не успели они войти в номер, как она бросилась ему на шею, сказала:
- Не сердись на меня!
- Да за что же сердиться?
- За то, что я отравляю тебе всю поездку.
Он хотел было разубедить ее. Но она снова обняла его, повторяя, будто это важно было для нее самой: