Собрание сочинений в 5 томах. Том 4 - Семен Бабаевский

— А как Щедров? Переживает?

— Ему тоже, видать, нерадостно… На днях была у меня Аничкина. Слезы, упреки — опять неприятность…

— Нашли ей замену?

— Хотим рекомендовать Клаву Антонову.

— Славная девушка. И умница, и выдержанная, и стихи пишет. У нас в школе все ее уважают. Умеет она обходиться с детьми.

— Щедров приглашал ее для беседы. Расспрашивал. Попросил даже прочитать стихи. — Как бы не зная, рассказывать дальше или на этом остановиться, Анатолий молча смотрел на бегущие рядом буруны. — Потом мы звонили в крайком комсомола… Нас не поддержали. Вот и еще одна неприятность.

В это время дети подбежали к реке. Нина вскрикнула и, забыв о рассказе мужа, опрометью бросилась за ними, печатая на песке следы своих маленьких босых ног. Как наседка уводит от опасности цыплят, так и Нина, взяв детей за руки, отвела их на прежнее место.

— Отсюда никуда не уходите, — сказала она. — Стройте домики из песка.

— Вчера Щедров пригласил к себе работников райкома и райисполкома в связи с историей со стариком из хутора Варваринского. Помнишь, я тебе рассказывал? — продолжал Анатолий. — Беседовал с нами. Веришь, Нина, таким Щедрова я никогда еще не видел. Побледнел. Вижу, старается быть спокойным, а не может. Был нагоняй, всем досталось. — Анатолий помолчал. — А самые большие наши неприятности — плохие дела в колхозах. И с севом мы затянули, и с прополкой опаздываем. А тут, как на беду, нет дождя!

— Толя, а почему плохи дела в колхозах?

— Эх, женушка ты моя разлюбезная! Причин много. — Анатолий посмотрел на приунывшую Нину и понизил голос: — Об этих причинах я написал статью. Щедров взял прочитать. Наверное, сегодня у нас и состоится разговор о статье. Предвижу, будет он для меня неприятным. — Анатолий положил руку Нине на плечи и, глядя в ее приунывшие глаза, с наигранной веселостью заключил: — Как видишь, чего-чего, а неприятностей у нас хватает!

Разговор о статье начался не сразу и не совсем так, как предполагал Приходько. Ему казалось, что Щедров, как только появится в доме, так тут же и скажет, что статью он прочитал и что она ему не понравилась.

Щедров же, войдя в дом, поздоровался за руку сперва с женщинами и детьми, потом и с Анатолием, а о статье — ни слова. Затем извлек из кармана три плитки шоколада и, отдавая детям, сказал, что это подарок от зайца. Старшие Андрей и Оля не поверили, они видели, как взрослые улыбались, а бабушка даже прикрыла рот концом косынки. Только Петя, которого Щедров взял на руки и подошел с ним к окну, принял шутку за правду и, глядя в палисадник, сказал:

— Смотрите-ка, тот заяц под кустом сидит!

Все рассмеялись.

А Щедров отдал Петю бабушке и снова подумал о том, что многое в Приходько ему нравится и что в чем-то он по-хорошему завидует ему. Щедров знал, что сын погибшего на войне солдата Максима Приходько окончил десятилетку, но получить высшее образование ему не довелось. После школы он руководил станичным комитетом комсомола и с завидным упорством занимался политическим самообразованием, много перечитал книг, мечтая поступить в МГУ на факультет журналистики. Сейчас учится там заочно — перешел на третий курс. В партию пришел из комсомола, когда ему было только двадцать. В двадцать три женился. Занимался пропагандистской деятельностью: читал лекции о Ленине и ленинизме, проводил беседы о текущей политике и международном положении. В биографии Приходько не было ничего такого, что огорчало бы, и сам он мог служить примером трудолюбия и порядочности. «У Приходько милая жена, славные детишки, старуха мать, своя семья, а у меня ничего этого нет, — думал Щедров. — Мой товарищ по работе и почти сверстник, я смотрю на него и думаю: так чего же я ломлюсь в открытую дверь и бьюсь над вопросом: как жить? Ответ-то — вот он, передо мной: живи так, как живет семья Анатолия Приходько…»

А во время обеда Щедров поглядывал на Нину и мысленно, сам того не желая, на ее месте видел Ульяшу, а на месте Анатолия — себя. Потом он заговорил о том, что апрель по всему Южному краю выдался сухим и жарким; что хорошо было бы, если бы в конце апреля или в начале мая прошли дожди, тогда можно было бы надеяться на высокий урожай зерновых. И опять о статье не обмолвился и словом. Анатолий ел нехотя, посматривал на Щедрова и ждал, что тот скажет: во внутреннем кармане его пиджака Анатолий заметил сложенную вчетверо газету, а в ней — свою рукопись.

«Вот ты где, бедняжка! — думал Анатолий. — Приготовил, а молчит. Наверное, не хочет заводить неприятный разговор за обедом да еще при женщинах».

После обеда Анатолий поспешил пригласить гостя в свой кабинет. Щедров вынул из кармана сложенную газету и, ударяя ею о ладонь, поднялся по крутым скрипучим ступенькам. Войдя в небольшую комнату, он невольно обратил внимание на диван, на два стула и стол неуклюжей канцелярской осанки с застаревшими чернильными пятнами на крышке. Обстановка как бы подтверждала, что новый обладатель «особняка с видом на Кубань» своей мебели не имеет и пользуется той, которую райкоммунхоз оставил здесь после Коломийцева.

Широкое, почти во всю стену окно было раскрыто. Щедров увидел знакомый изгиб Кубани и коромысло низкого, поросшего кустами берега. Наискосок вытянулся обмелевший перекат. Вода бугрилась и сверкала. А за Кубанью Кавказский хребет вонзал в небо свои снежные зубцы, днем очертания их были мягкие, точно просматривались они сквозь матовое стекло.

Щедров сел к столу, положил перед собой статью, все еще поглядывая в окно. Анатолию было не до красоты закубанского пейзажа, когда он на первой странице своей рукописи увидел пометки, какие-то надписи, сделанные рукой Щедрова. Словно желая показать, как внимательно им прочитана рукопись и как много на ней сделано пометок, Щедров медленно переворачивал листы.

— Все исчертил, — грустно заметил Анатолий.

— Так ведь с твоего же разрешения. — Щедров сощурил глаза. — По моим пометкам видно: я не только читал, а и обдумывал прочитанное.

— И что скажешь?

— Как тебе известно, скоро соберется пленум райкома и пройдет сессия райсовета. Хорошо, если бы к этому времени статья появилась в газете. — Доверительно посмотрел на Приходько. — Что же мне в ней нравится? Теоретическая основа и вся вступительная часть. Хорошо, я сказал бы, толково написано о сверхзадаче. Коротко, понятно и не вообще, а применительно к условиям Усть-Калитвинского района. Честно скажу, я рад, что наш с тобой разговор о сверхзадаче так кстати «вписался» в статью.

— А что не нравится? — смутившись, спросил Приходько.

— Если исключить начало, то вся статья написана так, как вообще могут писать грамотные люди, — ответит Щедров. — А ее надо написать так, как может и как обязан написать секретарь райкома Анатолий Максимович Приходько. Короче говоря, пока что статья безликая, слишком общая и, я бы сказал, по духу своему робкая…

Так они сидели и беседовали, не замечая, что прошло уже более трех часов. И Нина уже несколько раз осторожно, на цыпочках, поднималась по лестнице, прислушивалась к их спорящим, то глухим, то напряженно взволнованным голосам. Ей казалось, что они даже не заметили, как густые южные сумерки наползли с гор, укрыли и Кубань с ее косым перекатом и сизые зубцы хребта.

Наконец Щедров встал, устало взмахнул руками, потянулся, остановился у окна, посмотрел на чуть приметные очертания берега.

— Не хмурься, Анатолий, и не огорчайся, — сказал он, собираясь уходить. — Посиди над рукописью еще с недельку. Не спеша обдумай все, о чем мы говорили, и напиши статью заново. Ты готовишь ответственное выступление в печати, и тут, как говорится, прежде чем отрезать, следует семь раз отмерить.

Анатолий проводил Щедрова до калитки и там сказал:

— Задал мне задачу, Антон. Не знаю, сумею ли…

— А ты постарайся и сделай.

Вернувшись, Приходько уселся за стол, поближе пододвинул настольную лампу и, глядя в рукопись, задумался. Мысли его обратились к Щедрову и к тем замечаниям, которые им были сделаны. «Задача-то ясна: все перестроить и все заново переписать, — думал Анатолий. — И сердцем и разумом понимаю, что надо так сделать. А как? Вот и получается: одно дело — понимать и другое — знать и уметь. Щедров говорит: нужна смелость. Знаю, смелость необходима в любом деле. Но в чем и как она должна проявиться? Эх, Антон, Антон, критиковать и давать советы легко! Раскритиковал, надавал советов и ушел. А у меня и в голове и на душе творится неразбериха…»

Вошла Нина и всплеснула руками.

— Опять сидишь? Пойдем ужинать.

— Что-то не хочется. Ужинайте без меня.

— Что с тобой? Антон Иванович забраковал статью?

— Мало сказать — забраковал. Начисто уничтожил. Поставил передо мной что-то вроде шахматной задачи: белые начинают и выигрывают. — Анатолий скупо, нехотя улыбнулся. — А как выигрывают? Где тот первый, заветный ход? Вот я и сижу над этой задачей. Так что иди, Нина, ужинайте без меня. А я посижу и подумаю.