Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Нет, спасибо, не могу. — И тут он заметил, что лицо друга выражает нешуточное страдание, и вспомнил об автомобильной аварии во Франции. «Дочь Жака, Аврил, и её муж!» — Что случилось? Выкладывай! — Данросс проговорил это требовательно, ожидая немедленного ответа.

Жак ответил не сразу:

— Тут вот какое дело, тайбань: я получил известия от Аврил. Она позвонила из Канн, как раз когда я уезжал из офиса. Она... она сказала: «Папа... папа, Борж умер... Ты слышишь меня? Я два дня пыталась дозвониться до тебя... Столкновение было лобовое, и тот, тот человек был... Мой Борж умер... Ты слышишь меня?..» — Жак произнес все это ровным голосом. — Потом разговор прервался. Мы знаем, что она в больнице в Каннах. Я подумал, что Сюзанне лучше лететь сразу. Её... её рейс задерживается, так что... так что мы просто ждем здесь. Они пытаются дозвониться в Канны, но я не очень-то на это надеюсь.

— Господи, примите мои искренние соболезнования, — пробормотал Данросс, стараясь преодолеть приступ боли, охватившей его, когда на месте Аврил он представил себе Адрион. Аврил всего двадцать, а Борж Эскари был прекрасный молодой человек. Они всего полтора года как поженились, и это был их первый отпуск после рождения сына. — Когда рейс?

— Теперь в восемь.

— Сюзанна, может, нам посмотреть за ребенком? Жак, лети этим же рейсом! Я обо всем позабочусь.

— Нет. Спасибо, не надо. Пусть лучше летит Сюзанна. Она привезет Аврил домой.

— Да, — подтвердила Сюзанна, и Данросс заметил, что она словно обмякла. — У нас есть ама, и не одна... Лучше я сама, тайбань. Merci, но нет, так будет лучше всего. — У неё по щекам потекли слезы. — Ведь это несправедливо, верно? Борж был такой милый мальчик!

— Да, Сюзанна. Я скажу Пенн, чтобы заглядывала каждый день. Мы присмотрим за ребенком и за Жаком тоже. — Данросс взвесил состояние обоих. Он был уверен, что Жак может контролировать себя. «Хорошо», — подумал он. Потом заговорил, и это прозвучало как приказ: — Жак, когда Сюзанна благополучно сядет в самолёт, отправляйся в офис. Пошли телекс нашему человеку в Марселе. Распорядись, чтобы он заказал люкс в «Капитоле», встретил её на машине и передал десять тысяч долларов во франках. Скажи от моего имени, что он поступает в её распоряжение на все время, пока она там. Завтра он должен позвонить мне и дать полный отчет об Аврил, аварии, о том, кто был за рулем и кто вел другую машину.

— Есть, тайбань.

— Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо? Жак выдавил из себя улыбку.

— Oui. Merci, mon ami[141].

— Rien[142]. Прошу прощения, Сюзанна, звони — с переводом оплаты на меня. Скажешь, не можем ли мы ещё что-то сделать.

И он пошёл дальше.

«Наш человек в Марселе — добрый малый. Он обо всем позаботится. А у Жака железная воля. Я ничего не забыл? Нет, думаю, что нет. С этим пока покончено.

Господи, оборони Адрион, и Гленну, и Дункана, и Пенн. И Кэти, и всех остальных. И меня — пока Благородный Дом не станет несокрушимым».

Данросс глянул на часы: ровно 18:30. Он взял трубку местного телефона.

— Мистера Бартлетта, пожалуйста. Через мгновение донесся голос Кейси:

— Алло?

— А, привет, Сирануш! Передайте, пожалуйста, что я в холле.

— О, привет, конечно! А вы не хотите подняться? Мы...

— А может, вы спуститесь? Я подумал, если вы не очень заняты, я взял бы вас с собой на следующую встречу: вам это может быть интересно. А потом можно вместе перекусить, если у вас нет других договоренностей.

— Я с удовольствием. Позвольте, я выясню.

Он слышал, как она повторяет сказанное им, и задумался о своем пари с Клаудией.

«Не может быть, чтобы, живя так близко, эти двое не были любовниками. Это просто противоестественно!»

— Мы сейчас спустимся, тайбань! — По голосу он почувствовал, что она улыбается, и повесил трубку.

Рядом, ожидая высокой чести усадить самого Тайбаня, топтался старший метрдотель Полуденный Пок, которого вызвали, едва стало известно, что Данросса видели у главного входа. Седовласый и величественный, Полуденный Пок управлял своей сменой при помощи бамбуковой плетки.

— Ах, Досточтимый Господин, как приятно, — сказал старик по-кантонски, отвесив почтительный поклон. — Ели ли вы рис сегодня? — Это было традиционное китайское приветствие, что-то вроде «добрый день», «добрый вечер» или «здравствуйте».

— Да, благодарю вас, Старший Брат. — Данросс знал Полуденного Пока чуть ли не всю жизнь. Сколько он себя помнил, Полуденный Пок всегда был главным метрдотелем смены, обслуживающей холл с полудня до шести. И, когда юного Данросса, надувшегося после порки или подзатыльников, посылали сюда с какой-нибудь оказией, не раз случалось, что старик усаживал страдальца за столик в углу, подсовывал пирожное, добродушно гладил по голове и никогда не приносил счет. — Вид у вас процветающий!

— Благодарю вас, тайбань. О, вы, похоже, тоже в добром здравии! Но у вас всего один сын! Как вы считаете, не пора ли вашей уважаемой Главной Жене найти вам вторую жену?

Оба улыбнулись.

— Прошу следовать за мной.

Старик с важным видом повел его к лучшему столику, который как по мановению волшебной палочки появился в самом лучшем, самом просторном месте стараниями четырех энергичных официантов, оттеснивших для этого остальных гостей и их столики. Теперь официанты стояли, сияя улыбками, чуть ли не по стойке «смирно».

— Как обычно, сэр? — спросил сомелье. — У нас есть бутылочка урожая пятьдесят второго года.

— Отлично. — Данросс знал, что это будет французское сухое белое, «ля дусетт», которое ему так нравилось. Он предпочел бы чай, но приличия требовали согласиться на вино. Бутылка уже охлаждалась в ведерке со льдом. — Я жду мистера Бартлетта и мисс Чолок. — Ещё один официант тут же отправился ждать их у лифта.

— Если что-нибудь будет нужно, прошу позвать меня. — Полуденный Пок поклонился и ушел, но каждый официант в холле нервно ощущал его присутствие.

Сев, Данросс заметил Питера и Флер Марлоу, которые пытались угомонить двоих симпатичных, но шумных девчушек четырех и восьми лет, и вздохнул, поблагодарив Бога, что его дочери уже вышли из этого беспокойного возраста. С удовольствием потягивая вино, он увидел, что ему машет рукой старый Вилли Таск. И помахал в ответ.

Подростком Иэн три-четыре раза в неделю приезжал к Таску из Гонконга с деловыми поручениями старого сэра Росса Струана, отца Аластэра, — или, скорее всего, это были поручения от его собственного отца, который много лет управлял зарубежными операциями Благородного Дома. Иногда Таск оказывал Благородному Дому услуги в тех областях, где был докой, — во всем, что имело отношение к вывозу чего угодно из Таиланда, Бирмы или Малайи и отправке куда угодно за небольшой сян ю и стандартные комиссионные в семь с половиной процентов.

— А для чего полпроцента, дядя Таск? — спросил Данросс однажды, глядя снизу вверх на человека, который теперь был ему по плечо.

— Это то, что я называю «деньги на куколок», юный Иэн.

— А что такое «деньги на куколок»?

— Чуть лишку себе на карман, чтобы отдать «куколкам» — дамам, которые тебе нравятся.

— А зачем ты отдаешь деньги дамам?

— Долго рассказывать, паренек.

Данросс усмехнулся про себя. Да, очень долго рассказывать. По этой части наставники у него были разные: и хорошие, и очень хорошие, и плохие. Стараниями Старого Дядюшки Чэнь-чэня радости плоти Данросс впервые познал в четырнадцать лет.

— Ой, вы серьезно, Дядюшка Чэнь-чэнь?

— Да, но не говори об этом никому, иначе твой отец пустит мои кишки на подвязки! Вообще-то, — продолжал славный старик, — он сам должен был это сделать или попросить меня, но ничего. Так вот, ко...

— Но когда я, когда я... Ой, вы уверены? Я имею в виду, сколько... Сколько я должен заплатить и когда, Дядюшка Чэнь-чэнь? Когда? До или... или после... или когда? Вот чего я не знаю.

— Ты ещё много чего не знаешь! Ты ещё не знаешь, когда можно говорить, а когда лучше помолчать! Как мне ответить, если ты тараторишь без умолку? Не целый же день мне этим заниматься.

— Нет, сэр.

— И-и-и. — Старик Чэнь-чэнь расплылся в добродушной улыбке. — И-и-и, ну и счастливчик же ты! Первый раз в «великолепной ложбинке»! Ведь это в первый раз, да? Скажи правду!

— Э-э... ну э-э, ну... э-э, да.

— Хорошо!

Только годы спустя Данросс узнал, что некоторые из самых известных борделей Гонконга и Макао тайно добивались привилегии послужить первому соитию будущего тайбаня, прапраправнука самого Зеленоглазого Дьявола. Оказанная заведению высокая честь — ведь именно его выбрал компрадор Благородного Дома — создавала ему прекрасную репутацию на многие годы, да и для девицы это был большой джосс. «Эссенция первого раза» любого мужчины, даже низкородного, считалась у китайцев чудодейственным эликсиром, столь же ценным и взыскуемым, что и благотворные для омоложения ян пожилого мужчины девственные соки инь.