Парейдолия - Константин Владимирович Вершинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что же он говорил?..
– Его теория была в том, что пространство и время анизотропны, и от места к месту, от времени ко времени их свойства меняются. Очень незначительно, но меняются.
– И?..
– Ещё со времён Эйнштейна мы помним, что пространство-время изотропно, то есть, равномерно и постоянно, в том смысле, что везде во Вселенной действуют одни и те же физические законы, которые соблюдаются с абсолютной точностью. Теория же анизотропии, никогда и не была научно обоснованной, так как отсутствовали экспериментальные доказательства. А вот Ряба как раз и ухватился за эти шнолевы гистограммы, и развивал идею об анизотропии пространства-времени. И вот мол, повторяющиеся рисунки гистограмм и их цикличность, а также универсальность для абсолютно разных физических процессов, говорят о том, что от момента к моменту и от места к месту пространство-время чуть-чуть меняет физические законы – это мол, и доказывают работы Шноля. Но я, как профессор всё же говорю вам, что это слишком смелое заявление и у нас нет достаточных доказательств этой теории, а возможно, все эти макрофлуктуации и не содержат никаких закономерностей, а имеем мы дело лишь с системной ошибкой.
– Погодите. Постойте… – Горчаков встал, вскинул руки к вискам и постарался сосредоточиться. – Я смутно понимаю только что услышанное, хотя и стараюсь. Вы мне другое скажите: Ряба значит, каким-то образом приспособил формулы этого Шноля вот к этой программе? Так?..
– Да. Именно.
– С какой целью?
– А вот тут, самое интересное, господин Горчаков. Я не берусь утверждать это, но, пожалуй, выскажу предположение…
– Высказывайте.
– Гражданин следователь, вам никогда не казалось, что ваш подследственный очень успешен в своих фото-провокациях? Да-да, я в курсе, и к чему было это скрывать от меня с самого начала?
– Очень успешен. И? – Анатолий застыл, словно рептилия, немигающим взглядом впившись в профессора.
– Есть у меня одно подозрение, почему парень столь продвинулся в этом вопросе. Тут такое дело: я изучил кое-что по поводу этой вашей НьюВижн. Прошарил тему, так сказать, благо, интернетом пользоваться умею, несмотря на то, что вы почему-то не посвятили меня в дело, а предпочитали юлить.
– Вы правы, Эдуард Сергеевич, прошу прощения…
– Так вот. Как я понял, изначально, самые интересные результаты фотообработок появлялись не так часто, ведь так?
– Именно! Я тоже задавался этим вопросом. И?
– А тут у Рябы хиты за хитом, так?
– Так.
Луговской на миг замолчал, задумчиво прошёлся по комнате и выглянул в окно, скрестив руки за спиной. Горчаков в напряжении ожидал ответа.
– Сдаётся мне, что всему виной вот эта новая программка, на основе матрицы Шноля. Именно с помощью неё он рассчитывал, когда, что и где фотографировать, и только потом уже приходил черёд НьюВижн. И получал гарантированный результат.
Горчаков медленно опустился на диван.
– Вы удивлены? – оглянулся Луговской на остекленевшего майора.
– Значит… Вы уверены?
– Нет, дорогой следователь, я ни в чём не уверен. Считайте, это моя догадка, помощь следствию. Вы просили разобраться с программой – что ж, я разобрался. И вот, по крайней мере, зная, из чего она состоит, я могу сделать такое смелое предположение: я вижу матрицу гистограмм, макросы нейросетей, каналы входящей информации, и остатки кода, скорее всего, цифрового изображения. И ещё кое-что…
– Что?
– А ту структуру, которую я обнаружил ещё в НьюВижн. Структуру, которая цементирует программу, заставляя её выдавать неожиданный результат.
– Вы про эти… суперструны?
– Так точно! – Луговской засмеялся. – Я имею все основания предполагать, что «суперструны» и «матрицы Шноля» в данной программе работают сообща. Так что, по всей видимости, мой гениальный студент додумался-таки, как удачно скрестить ежа и ужа и находить в предметах то, что скрыто для человеческого взора. Заодно, судя по всему, сделал открытие, которое может перевернуть историю человечества. Горчаков сидел тихо и неподвижно. Прошло несколько минут, прежде чем он мог встать и промолвить:
– Эдуард Луговской, вы свободны. Вы будете доставлены обратно домой, приказ о денежной премии за помощь следствию буду ходатайствовать лично, все возможные обвинения против вас, прошу считать недоразумением.
– Что вы собираетесь сделать, Горчаков? С Евгением Рябой? Бегать за ним с пистолетом? Посадить за какую-нибудь госизмену или экстремизм? Он как минимум, нобелевский лауреат, понимаете?
– Мы… мы не знаем, сначала нужно его найти. Но я это учту, учту, что вы сказали… Постараемся не навредить ему.
– Деньги мне ваши не нужны, я их не приму, с меня достаточно, так что можете не суетиться. Но раз вы сами выразили желание отблагодарить меня, то я приму эту благодарность, но у меня будет к вам одна простая просьба.
– Просите что угодно, профессор, сделаю всё, что в наших силах!
– Не дайте посадить Евгения. Пообещайте, что избавите его от тюрьмы и будете гарантом его безопасности!
– Всё что в моих силах, профессор всё, что в моих силах! В свете всего сказанного вами, теперь я лично, как никто другой заинтересован в его безопасности.
Луговской, не говоря ни слова, быстро собрал личные вещи и направился к выходу.
– Прощайте, профессор. Спасибо, и прошу простить нас, ещё раз. Может быть, когда-нибудь увидимся, но уже при более мирных обстоятельствах.
Уже оказавшись в дверном проёме, Луговской чуть замешкавшись, остановился и произнёс:
– А знаете что, Горчаков? Вот я всё же никак не пойму один момент: вот какое дело Вселенной до наших мелких передряг на этой жалкой планете, и почему, в таком случае, даже если Ряба докопался до её секретов, она услужливо предоставляет озабоченному исключительно своим мелким болотом наблюдателю какое-то грязное бельё человечества? Почему на этих фотографиях не проявляются рождение галактик, тайны тёмной материи, устройства чёрных дыр или секреты эволюции? Почему всегда коррупция, убийства, блядство? Или, почему не являет хотя бы что-нибудь символическое, в виде какой-нибудь непонятной нам странной мозаики или математических узоров? Так нет же, она говорит с нами на одном языке, в виде символов, букв, рисунков и конкретных персонажей! Откуда такое адресное снисхождение к безволосым обезьянам для матушки-Вселенной, с чего бы? Не понимаю я этого, хоть убейте, и в программном коде этого уж точно не найдёшь. Подумайте на досуге, может, у вас получится найти ответ? А теперь прощайте, Горчаков.
Дверь хлопнула, и Луговской вышел в коридор, оставив одинокого майора застывшего посередине
