Голубой Марс - Ким Робинсон

Ниргал спросил, можно ли ему присоединиться к ним на какое-то время. Они удивились, внимательно на него посмотрели и переговорили между собой на незнакомом ему языке. Пока они говорили, Ниргал сам размышлял над тем, зачем об этом спросил. Да, он хотел увидеть снова Диану-охотницу, это так. Но не только из-за этого. В его лунг-гом-па не было ничего такого, что могло бы сравниться с последним получасом охоты. Конечно, бег дал ему некоторые способности – выдерживать голод, усталость, но теперь с ним случилось что-то новое. Занесенная снегом лесная почва, погоня по девственным лесам, бросок по оврагу, эпизод у дамбы…

Охотники кивнули ему. Он мог пойти с ними.

Весь тот день они шли на север, следуя по извилистой тропе по хаосу Ювента. Вечером добрались до невысокой столовой горы, чью вершину целиком занимал яблоневый сад. Они смогли подняться туда по уступу, где была проложена дорога. Деревья были обрезаны и имели форму бокалов для коктейля, и прямо из старых, искривленных ветвей теперь тянулись новые ростки. Всю вторую половину следующего дня они переставляли лестницы от дерева к дереву, обрезая тонкие веточки с твердыми, терпкими, незрелыми маленькими яблоками.

Посреди рощи находилось строение с круглой крышей и открытыми стенами. Дисковый дом, как сказали они. Ниргал вошел внутрь и изумился его дизайну. Основание состояло из круглой бетонной плиты, отполированной до мраморного блеска. Крыша, такой же формы, поддерживалась Т-образной внутренней стеной, которая тянулась по диаметру и по радиусу. В открытом полукруге располагались кухня и гостиная, с другой стороны – спальни и ванная. Внешний контур, сейчас открытый, при плохой погоде мог закрываться прозрачными стенами, которые опускались вдоль всего круга, как занавески.

Как рассказала Ниргалу женщина, забивавшая антилопу, дисковые дома можно было найти по всему плато Луна. Другие группы использовали такие же дома, когда ухаживали за садами, что попадались им на пути. Они все являлись частью широкого кооператива, члены которого жили кочевниками, занимались немного сельским хозяйством, немного охотой, немного собирательством. Сейчас одна группа запекала яблоки, чтобы сделать из них пюре про запас, другая жарила мясо антилопы на костре за домом или работала в коптильне.

От двух круглых ванных, что находились прямо возле дома, поднимался пар, и какая-то часть группы посбрасывала одежду и забралась в одну из них, что поменьше, желая вымыться перед ужином. Они были очень грязными, уже долгое время живя в полевых условиях. Ниргал пошел за женщиной (на ее руках до сих пор оставалась запекшаяся кровь) и присоединился к купающимся. Горячая вода показалась ему чем-то инопланетным, словно жар огня стал жидким, чтобы к нему можно было прикоснуться и погрузить в него свое тело.

Проснувшись на рассвете, они расселись у костра и принялись заваривать кофе и каву, болтать, штопать одежду, бродить вокруг дискового дома. Спустя какое-то время собрали свои немногочисленные вещи, потушили огонь и выдвинулись в путь. У каждого был рюкзак за спиной либо поясная сумка, но большинство путешествовали налегке, как Ниргал, а то и вовсе лишь с тонкими спальными мешками, едой и копьями или луками со стрелами, подвешенными через плечо. Они шли все утро, затем разделились на небольшие группы, чтобы насобирать сосновых шишек, желудей, луговых луковиц и дикой кукурузы, либо поохотиться на сурков, кроликов, лягушек или что-нибудь покрупнее. Они были худы: ребра выпирали, лица имели тонкие черты. Женщина объяснила ему, что им нравилось, когда оставалось чувство легкого голода. Тогда еда казалась вкуснее. И в самом деле каждую ночь этого затянувшегося похода Ниргал заглатывал свою пищу, как после своих пробежек, жадно дрожа, и все казалось ему на вкус амброзией. Они ежедневно преодолевали большие расстояния и во время таких больших охот не раз оказывались на местности, совершенно непригодной для бега, – такой грубой и неровной, что им часто требовалось четыре-пять дней, чтобы найти друг друга в следующем дисковом доме. Поскольку Ниргал не знал месторасположения этих домов, то ему приходилось всегда держаться какой-нибудь группы. Однажды его определили в группу с четырьмя детьми, которые отправились по легкому маршруту поперек кратерированного участка плато Луна, и, когда нужно было выбирать дорогу, дети каждый раз говорили ему, куда идти, и в итоге первыми добрались до следующего дискового дома. Детям это понравилось. Члены других групп иногда подсказывали им, когда лучше покинуть дом. «Эй, детишки, не пора ли в дорогу?» – и они хором отвечали, да или нет. Однажды двое взрослых подрались, после чего представили свои доводы четырем детям, которые вынесли решение против одного из них. Женщина-мясник тогда объяснила Ниргалу:

– Мы их учим, а они нас судят. Они у нас суровые, но честные.

Они собрали немного урожая из садов: персиков, груш, абрикосов, яблок. Если плоды начинали переспевать, они срывали их все, запекали и разливали по бутылкам в виде пюре или чатни[34], которые оставляли потом в больших кладовках под домами – для других групп или себя, до своего следующего прихода. Затем они снова тронулись в путь – на север по плато Луна, туда, где оно переходило в Большой Уступ. С того места уровень земли резко падал на пять тысяч метров – с высоты плато до залива Хриса, и весь этот спуск тянулся лишь немногим более сотни горизонтальных километров.

Идти по наклонной поверхности было тяжело, тем более что ее рельеф нарушали миллионы мелких деформаций. Здесь еще не было дорог, как не было и удобного маршрута: приходилось подниматься и опускаться, возвращаться назад и снова идти вперед. Не на кого было охотиться, не было дисковых домов поблизости, да и собирать здесь было особо нечего. А когда они переходили через ряд коралловых кактусов, прошивавший землю, будто забор из колючей проволоки, один из подростков соскользнул, упав коленом на скопление иголок. После этого магниевые жерди служили у них как носилки, и они шли дальше на север, неся плачущего мальчишку, а лучшие охотники, взяв луки и стрелы, отклонялись от маршрута группы по сторонам в надежде подстрелить какую-нибудь добычу. Ниргал заметил, как они сначала несколько раз промахнулись, но затем издалека пущенная стрела настигла бегущего кролика, и тот свалился, после чего они его добили; это был выдающийся выстрел, заставивший всех с криком подскочить на месте. В итоге они сожгли больше калорий, празднуя попадание в цель, чем получили из своей доли кроличьего мяса. Разделывавшая его женщина отнеслась к этой радости с презрением.

– Ритуальное поедание брата-грызуна, – ухмыльнулась она, поедая свой обрезок. – И не вздумай мне говорить, что случайностей не бывает.

Но вспыльчивый копьеметатель лишь усмехнулся ей, а остальные, просто набив полные рты, наслаждались доставшимся им мясом.

Позднее в тот же день они наткнулись на молодого самца карибу, который бродил в одиночку, похоже, отбившись от своих. Сумей они его поймать – их проблема с продовольствием была бы решена. Но он, несмотря на свое смятение, был осторожен и держался вне досягаемости даже самых дальних выстрелов. Он бежал прочь от людей, спускаясь по Большому Уступу. Охотники, находившиеся выше по склону, оставались у него в поле зрения.

Тогда все опустились на четвереньки и принялись старательно спускаться по раскаленным от солнца камням, двигаясь быстро, чтобы успеть окружить карибу. Но ветер дул им в спины, и карибу легко спускался по склону, иногда немного смещаясь на север или пощипывая траву. Он все с большим интересом оглядывался на своих преследователей, словно недоумевая, почему они все еще продолжают этот фарс. Ниргал и сам начинал недоумевать. И он явно не был в этом одинок: скептицизм карибу заразил их всех. Охотники пересвистывались в разных тональностях, подавая сигналы: было ясно, что во мнениях относительно стратегии возникло расхождение. Ниргал понял, что охота была делом непростым и нередко заканчивалась ничем. Вероятно, они и не были хорошими охотниками. Их припекало на камнях, они не ели как следует уже пару дней. Такие ситуации были частью их жизни, но сегодняшний день выдался слишком скверным, чтобы получать от этого удовольствие.

Когда они прошли еще немного, восточный горизонт как будто раздвоился: это им открылся залив Хриса со своей сияющей голубой гладью. Но до него было еще далеко. И пока они продолжали спускаться за карибу, море занимало все бо́льшую часть их обзора. А Большой Уступ имел здесь такой резкий уклон, что, даже несмотря на крутой изгиб Марса, залив Хриса был виден на многие километры вперед. Море, голубое море!

Возможно, им удастся поймать карибу у воды. Но тот сейчас все больше уклонялся на север, смещаясь поперек склона. Они карабкались вслед за ним, а когда преодолели небольшой гребень, им открылся прекрасный вид до самой береговой линии. Воду обрамляла кромка зеленого леса, из-под деревьев выглядывали маленькие белесые строения. На утесе возвышался маяк.