Абрашкин Анатолий Русь - арийская колыбель - арийская колыбель

Евреи причисляют Самуила к крупнейшим своим пророкам. Даже католическая церковь считает его святым и провозвестником Христа. Святой Иероним утверждал, что император Аркадий (395-408 гг.) пе­ревез прах Самуила из Рамафаима во Фракию, а его дочь Пульхерия, в свою очередь, забрала его в Конс­тантинополь и торжественно похоронила в специаль­но построенном мавзолее. Этим действием она как бы подчеркнула, что Самуила уважали не только израиль­тяне, но и соседние с ними народы, и потому он был важным персонажем не только древнееврейской, но и мировой истории.

ВИРСАВИЯ, МАТЬ СОЛОМОНА

Однажды царь Давид увидел купающуюся женщину, которая поразила его своей красотой. Царь воспылал страстью и послал узнать, кто она. Этой женщиной оказалась Вирсавия, жена Урии-хеттеянина, одного из военачальников. Урия вместе с Иоавом находился в во­енном походе против аммонитян, и Давид, пользуясь отсутствием мужа, соблазнил его жену. Спустя некото­рое время оказалось, что Вирсавия ждет ребенка. Тогда Давид, чтобы отвести от своей возлюбленной позор, вызвал Урию в столицу, якобы для отчета. Тот прибыл во дворец и подробно доложил о ходе военных дейс­твий. Давид предложил ему разделить царскую трапе­зу, а после ужина отправил домой, советуя хорошенько отдохнуть и лишь утром собираться в обратный путь. Но Урия лег спать на полу вместе с дворцовой стражей. Наутро на вопрос царя, почему он не пошел к жене, доблестный воин ответил: «Ковчег

note 24

и Израиль и Иуда находятся в шатрах, и господин мой Иоав и рабы господина моего пребывают в поле, а я вошел бы в дом свой и есть и пить и спать со своею женою! Кля­нусь твоею жизнью и жизнью души своей, этого я не сделаю» (2 Цар. 11:11). Давид, поняв, что хитрость его не удалась, решился на очень недостойный поступок Он дал Урии письмо к Иоаву, в котором, между про­чим, просил поставить хеттеянина на самом опасном участке сражения и в критический момент отступить от него. Иоав исполнил позорный приказ царя, и не­счастный Урия погиб, покинутый всеми на поле боя. Вирсавию, искренне горевавшую о гибели мужа, Давид взял в свой гарем. Вскоре она родила ему сына.

Поступок царя вызвал в Иерусалиме всеобщее не­годование. Пророк Нафан, пользовавшийся в народе большим авторитетом, открыто осудил царя и заявил ему, что Яхве разгневался на Давида и накажет его смертью сына, рожденного Вирсавией. Давид осознал всю гнусность своего проступка и искренне раскаи­вался в содеянном. Но Бог был неумолим, и ребенок вскоре тяжело заболел и умер. Давид принял это нака­зание как должное, как испытание их любви. И через год Вирсавия вновь родила ему сына. Это был Соло­мон, будущий царь Израиля.

История с Урией дает богатую пищу для размыш­лений. Во-первых, мы находим подтверждение, что в армии Давида неевреи занимали крупные посты. Во– вторых, хотя Урия и назван хеттеянином, но его имя Юрий (Ярий, Арий) выдает, что по происхождению он был арийцем. Относительно происхождения Вирсавии в Библии ничего не говорится. Отцом ее в одном случае назван Елиам (2 Цар. 11:3), а в другом — Аммиил (1 Пар. 3:5). Создателей Библии, похоже, не очень-то интересовала ее родословная, а это верный признак чужеродного происхождения. По нашему мнению, имя Вирсавия соотносится с названием народа ферезеев. Напомним, что в нашей интерпретации событий ферезеи — это тирсены (турша, туры, тавры, поздние этруски), один из так называемых «народов моря», мигрировавших на земли Палестины в начале XII в. до н. э. С их этническим именем связано название фи­никийского города Тира. У Давида сложились добрые отношения с царем Тира Хирамом. «И прислал Хирам, царь Тирский, послов к Давиду и кедровые деревья и плотников и каменщиков, и они построили дом Дави­ду. И уразухмел Давид, что Господь утвердил его царем над Израилем и что возвысил царство его ради народа Своего Израиля» (2 Цар. 5:11,12). Здесь примечательно утверждение, что осознание своего высокого положе­ния приходит к Давиду только после того, как он на­лаживает добрые отношения с Хирамом. Символично, что и дом ему строят не евреи, а финикийцы! Возвра­щаясь к именам отца Вирсавии, выскажем гипотезу, что имя «Амми-ила» связано с названием великанов Имимов (потомков «народов моря»), а имя «Элиама» возникло при прочтении истинного имени справа на­лево, как это принято в древнееврейском письме.

Выше мы предположили, что величайшая заслуга Самуила состояла в том, что он отказался от политики самоизоляции еврейского народа и целенаправленно старался встроить жизнь израильтян в ханаанско-филистимскую цивилизацию. Царь Саул, напротив, про­поведовал политику национальной автономии, и всю свою жизнь провел в борьбе с филистимлянами. Раз­ные взгляды на возможность союза с филистимляна­ми (а значит, и финикийцами!) и послужили, на наш взгляд, причиной раздора между Самуилом и Саулом. Думается, что «тайное» помазание на царство Давида (при здравствующем Сауле!) было устроено Самуи­лом при непосредственной поддержке филистимлян. «Партия» мира выдвигала своего кандидата, и именно за ним, как показала история, было будущее. Не слу­чайно Давид оказался в рядах филистимской армии и пользовался безусловным доверием их царя! Между филистимлянами и Давидом существовали определен­ные договоренности, которые израильтянин должен был исполнить, вступив на трон.

Любовь к Вирсавии олицетворяет те добрые отно­шения, которые связывали Давида с его более запад­ными соседями — филистимлянами и финикийцами. Правда, Библия утверждает, что он победил филистим­лян и расширил свою державу от Средиземного моря до Евфрата, но к этому надо отнестись весьма скепти­чески. Попросту на этом пространстве в то время ца­рил мир, который обеспечивали своей военной силой филистимляне и финикийцы. Юноша Давид против великана Голиафа — это противостояние ярко отража­ет реальное соотношение сил двух государств. Не забу­дем и то, что Давид назначил своим правопреемником сына Вирсавии, а не еврея по матери Адонию.

Царь Давид прославился не только как воин и муд­рый политик, его также восхваляли как искусного му­зыканта. Инструмент, на котором он играл, при всех переводах Библии на русский язык называли «гусля­ми». «И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл — и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него» (1 Цар. 16:23). М.ЛI. Серяков в своем основательном исследовании, посвящен­ном «Голубиной книге», указывает на сходство образа Давида с «Великими Гуслярами» из других мифоло­гий — Орфеем, Аполлоном, Вяйнемейненом, Садко, Бояном. Все эти мифологические герои, безусловно, относятся к миру индоевропейцев! Белокурый Давид не только был внешне похож на арийца, он и в духов­ном плане ориентировался на восприятие европейс­кой культуры.

Древнерусские книжники сознавали этот факт, об­раз библейского гусляра пользовался огромной по­пулярностью на Руси. Даже простой неграмотный народ мог видеть его изображения на стенах церквей и соборов. Великолепным примером этому является построенная Андреем Боголюбским в 1158-1165 гг. церковь Покрова на Нерли, в центре композиции ко­торой помещена фигура Давида. Объясняя причину возвеличивания данного персонажа библейской исто­рии, В. Н. Лазарев заметил: «Именно потому, что образ

Давида преломлялся в народном сознании как образ вещего доброго заклинателя и вдохновенного певца о тайнах мироздания, ему и отвели столь значительное место среди рельефов церкви Покрова. На Руси Давид был одним из наиболее популярных святых. Недаром он сделался главным действующим лицом «Голубиной книги», где он выступает под видом царя Давида Евсеича. И кто знает, быть может, от этого образа царя Да­вида — благостного певца и музыканта, таинственно связанного с природой, тянутся прямые нити к образу былинного героя Садко, от звуков гуслей которого бе­шено пляшет морской царь и волнуются «море синее и реки быстрые» (История русского искусства. — М., 1953. — Т. 1. — С. 407). Наши ученые очень деликатные люди и всегда высказываются очень осторожно, ука­зать на взаимосвязь образов купца Садко и царя Дави­да уже большое дело. Но зачем же останавливаться на полпути? Первичен-то Садко!

Царь филистимлян — это вождь «народов моря», ко­лонизировавших часть Палестины. Это и есть тот мор­ской царь, в зависимость к которому попадает гусляр Давид. И выбраться из его плена можно, только женив­шись на девице из его царства. Так в конечном итоге и поступает Давид, вступая в брак с Вирсавией. Конечно, наша проекция сюжета новгородской былины на биб­лейский сюжет кажется нарушением всех традицион­ных канонов. Но ведь глубинный слой индоевропейс­кой мифологии намного древнее ветхозаветного!

Вот, к примеру, в 1868 году известный литератур­ный и музыкальный критик В. В. Стасов опубликовал в популярнейшем в то время «толстом» журнале «Вес­тник Европы» исследование под названием «Проис­хождение русских былин». «Главная задача настоящего исследования, — подчеркивал в нем автор, — заклю­чается в том, чтобы доказать совершенную несостоя­тельность мнения, будто русские былины — коренное произведение народного творчества и будто они пред­ставляют несомненные, чистейшие, самостоятельные элементы русские, как в общем, так и в подробностях». Хорошо, но откуда же мы все эти «элементы» заимс­твовали? По Стасову, из Индии! Наш Добрыня — это не кто иной, как индийский Кришна, а подвиги русского богатыря являются укороченной версией похождений Кришны, описанных в индийской поэме «Гариванса». Точно так же обстоит дело и с другими центральными персонажами русских былин. По Стасову, «наш новго­родский купец Садко есть не что иное, как являющий­ся в русских формах индийский царь Яду, индийский богатырь-брахман Видушка, тибетский брахман Джинпа-Ченпо, тибетский царевич Гедон, индийский монах Самга-Ракшита». В отличие от нашей точки зрения, все наоборот: Восток первичен. Так, кто же прав?