Сцены частной и общественной жизни животных - Коллектив авторов

370

У имени спартанского законодателя Ликурга тот же корень, что и у греческого слова lykos – волк.

371

По преданию, основателей Рима братьев Ромула и Рема вскормила волчица.

372

Ламенне был приговорен к году тюрьмы и штрафу в 2000 франков за брошюру «Страна и правительство» (1840), в которой подверг резкой критике внутреннюю и внешнюю политику правительства, и обвинил его как в страданиях угнетенного народа, так и в униженном положении Франции. Королевский прокурор, выступая на процессе, обвинял Ламенне в разжигании в народе ненависти к властям, чреватой новыми революциями и новым пролитием крови: «Мы знаем, кому адресована ваша книга. Мы не увидим ее в руках трудолюбивого работника, законопослушного гражданина, смиренного бедняка, который страдает, покоряется и надеется; мы увидим ее в руках рабочего, который восстает против своего хозяина, в руках злоумышленника, который презирает законы, в руках мятежника, который рыскает по городу с кровожадными гимнами на устах и кинжалом за пазухой» (Lesur C. – L. Annuaire historique universel. Paris, 1841. P. 317). В этой речи сконцентрированы те опасения, которые социалистические идеи вызывали у добропорядочных обывателей; здесь другими словами сформулирован тот вывод, к которому пришел странствующий Воробей: «социалисты чересчур кровожадны для нашего времени».

373

Последние два абзаца – те самые, которые Жорж Санд прибавила «от себя» к тексту Бальзака (см. примеч. 226).

374

Автор «Лиса, попавшего в западню» Шарль Нодье (1780–1844) поначалу не соглашался на просьбу Этцеля написать что-нибудь для «Сцен», ссылаясь на преклонный возраст и болезни. 25 сентября 1841 года он жаловался издателю: «Я сам живу сейчас исключительно животной жизнью, но это нисколько не поможет мне говорить от лица животных; какому бы животному я ни предоставил свой стиль, я рискую оказать ему дурную услугу, а с нынешними животными нужно обходиться осторожно. Никогда не знаешь, кем они могут стать» (цит. по: Parménie A., Bonnier de La Chapelle C. Histoire d’un éditeur et de ses auteurs. P. 21). Нодье в самом деле был уже немолод и не слишком здоров (жить ему оставалось всего три года); по-видимому, именно поэтому рукопись «Лиса» написана рукой его дочери Мари Менессье-Нодье, что, однако, не дает оснований сомневаться в авторстве писателя.

375

Уточнение, необходимое для того чтобы соответствовать «условиям игры», предложенной Этцелем, и вести повествование от лица какого-нибудь животного; в дальнейшем «звериный» характер повествователя ничем не дает о себе знать.

376

Нодье обыгрывает двойное значение слова «гений»: гений места, дух-покровитель римлян (genius loci), и романтический гений (таковыми в романтическую эпоху готовы были считать себя едва ли не все творцы).

377

Брелок (по-видимому, от французского выражения battre la breloque – нести околесицу) – одна из ипостасей авторского «я» в стернианском романе Нодье «История Богемского короля и его семи замков» (1830), авторский рассудок, «странное и капризное создание», «смешной набросок, который никогда не будет закончен», «существо, вечно хохочущее, вечно поющее, вечно насмешничающее, вечно подшучивающее».

378

Нодье с юности был страстным поклонником и неплохим знатоком энтомологии. Его первый печатный труд назывался «Рассуждение о назначении усиков у насекомых и об их органе слуха» (1798), а в 1801 году он выпустил «Энтомологическую библиографию», которую одобрил сам Ламарк. В сказочной повести «Фея хлебных крошек» (1832) устами главного героя, Мишеля-плотника, Нодье произносит настоящую похвальную речь бабочкам – «элегантнейшим и любезнейшим созданиям», чей полет – «зрелище, достойное украсить сновидения великодушного человека» (Нодье Ш. Фея хлебных крошек. М., 2006. С. 197–198). Нодье был уверен, что насекомые удались Творцу куда лучше людей. В статьях 1830-х годов Нодье регулярно возвращается к теме насекомых и даже называет их возможными «наследниками» человека, которые займут его место после того, как род человеческий придет к своему концу. В 1832 году в рецензии на книгу Э. Мюльсана «Письма к Юлии об энтомологии» Нодье изложил план «маленького естественно-исторического романа» о насекомом по имени Грандисон (имя «бесподобного» заглавного героя романа С. Ричардсона), который умирает и воскресает из мертвых, а также обладает массой замечательных способностей: летает, строит города, роет туннели, подает световые телеграфические сигналы (см.: Nodier Ch. Feuilletons du Temps. Paris, 2010. T. 1. P. 205–210). А в сказке «Человек и муравей» (1837) муравей выступает мстителем за всех животных, обиженных человеком, и губит воздвигнутый человеком город Библос.

379

Почти дословная цитата из романа Бенжамена Констана «Адольф» (1816), заглавный герой которого пишет возлюбленной: «Я ни на что не надеюсь, ничего не прошу, я хочу только вас видеть: видеть вас мне необходимо, чтобы жить»; это те самые строки Констана, которые отразились в письме Онегина к Татьяне: «…Но чтоб продлилась жизнь моя, / Я должен утром быть уверен, / Что с вами днем увижусь я…»

380

Реминисценция из басни Лафонтена «Животные, больные чумой» (Басни, VII, 1); там, где у Нодье Человек, у Лафонтена – Чума.

381

Нодье был непреклонным противником всех многочисленных социальных теорий XVIII–XIX веков, которые исходили из тезиса о способности человека к бесконечному совершенствованию; он считал, что человек в нынешнем его состоянии ни к какому совершенствованию не способен, а более совершенными могут оказаться совсем новые разновидности людей, которых Господь пока еще не создал, но, возможно, создаст в будущем (тезис, ничуть не менее утопичный, чем теории тех, с кем Нодье спорил). Персонажи из мира животных не однажды служили Нодье для доказательства того факта, что натуру «усовершенствовать» невозможно; так, в сказке «Бобовый Дар и Душистая Горошинка» (1833) он вывел Волка, который утверждает, будто посвятил себя делу «волчьего совершенствования» и воспитанию «волков, волчиц и волчат, ведущих зерноядный образ жизни», но при первой же возможности показывает свой вполне кровожадный нрав (см.: Нодье Ш. Сказки здравомыслящего насмешника. М., 2015. С. 22–24, 77–79).

382

Автор «Первого фельетона Пистолета» Жюль Жанен (1804–1874) дебютировал в 1829 году романом «Мертвый осел и гильотинированная женщина», в котором приемы и штампы «неистовой» ультраромантической словесности доведены до такой крайности, что невозможно понять, всерьез автор нагромождает ужасы или просто насмехается над доверчивым читателем. Затем последовал еще целый ряд романов, повестей и рассказов; одновременно Жанен занялся литературной и театральной критикой и стал одним из самых влиятельных рецензентов, снискавшим прозвище «принц критиков»; с середины 1830-х годов в течение четырех десятилетий он каждый понедельник печатал фельетоны в крупнейшей парижской газете «Журналь де Деба» (фельетонами во Франции назывались, независимо от содержания, статьи, печатавшиеся в нижней, дополнительной части газетной полосы). Этцель сохранил дружеские отношения с Жаненом до конца жизни писателя; см.: Bailbé J. – M. Hetzel et J. Janin: images d’une amitié // Un éditeur et son siècle. Pierre-Jules Hetzel (1814–1886). Saint-Sébastien, 1988. P. 95–105. «Первый фельетон Пистолета» – пародия, причем довольно безжалостная, на драму Виктора Гюго «Рюи Блаз» (1838); однако Жанен достаточно ироничен и по отношению к себе. Пистолет, как следует из текста, усвоил и транслирует многие мысли хозяина и, следовательно, представительствует за него; между тем сам этот представитель отнюдь не безгрешен и, как выясняется в финале, даже не обучен грамоте и фельетон свой диктует Барану, исполняющему обязанности общественного писаря. Если критика пьесы Гюго и изложение заветных мыслей о благотворности «классического намордника» доверены такому рассказчику, это заставляет усомниться в их искренности.

383

В издании 1867 года раскрыто содержание этих афишек: «Смерть пуделям!»

384

В предисловии к сборнику «Новые рассказы» (1833) Жанен пишет, что человек, который с пером в руках был свидетелем таких судьбоносных событий, как революция 1830 года, не может говорить ни о чем другом: «Вся моя жизнь подчинилась этой могущественной заботе» (Janin J. Contes nouveaux. Bruxelles, 1833. T. 1. P. 93), то есть желанию запечатлевать в статьях хронику происходящего; по стопам своего хозяина двинулся и Пистолет.

385

Жанен, начинавший как приверженец новой, романтической литературы, очень скоро стал исповедовать гораздо более умеренные взгляды (о чем свидетельствует его похвальное слово «классическому наморднику», вложенное чуть ниже в уста Пистолета); это проявилось, в частности, в его уважительном отношении к Буало – с романтической точки зрения одному из главных представителей «обветшалого» классицизма. Частота ссылок Жанена на произведения и атмосферу французского XVII столетия позволяет даже говорить о его «ностальгии» по этому периоду (см.: Landrin J. Jules Janin, témoin du théâtre romantique // Cahiers de l'Association internationale des études françaises. 1983. № 35. P. 161, 165). Жанен сделал очень много для реабилитации классицизма в глазах публики 1830-х годов: за два месяца до премьеры «Рюи Блаза» он напечатал в «Журналь де Деба» хвалебные статьи об игре молодой актрисы Рашель на сцене «Комеди Франсез» в пьесах Корнеля и тем самым способствовал возрождению интереса публики к классицистической драматургии XVII века.