Ад - Александра Маринина

Он подробно рассказывал о том, как будет протекать лечение, какими препаратами, как будет развиваться симптоматика и течение болезни, но Люба плохо слышала его. В голове билась только одна мысль: она умирает. Ей осталось всего несколько месяцев. И ничего нельзя сделать.

На негнущихся ногах она вышла на улицу и села на скамейку. «Почему я? — билось в голове. — Почему это должно было случиться именно со мной? Чем я провинилась, Господи? Что я сделала не так? За что ты меня так наказываешь?» И параллельно, каким-то непересекающимся курсом крутилась другая мысль, о муже. Сказать ему или нет? Конечно, рано или поздно он обо всем узнает, врач предупредил, что она начнет быстро худеть и слабеть, и скрыть это будет невозможно. Более того, невозможно будет скрыть и операцию, и химиотерапию. Так что сказать все равно придется, весь вопрос в том, когда сказать и какими словами. Сразу поставить его в известность о том, что бороться бесполезно и ей осталось совсем немного, или обнадежить, сказать, что лечение может помочь? Сказать прямо сегодня или подождать, когда назначат день операции?

Она не понимала, что ей теперь делать. Ехать за город, домой, где Дениска обязательно увидит ее перевернутое лицо и спросит, что случилось, или поехать в отцовскую квартиру, ключи от которой у нее есть, сидеть там в одиночестве и ждать Тамару с работы? Или отсидеться в пустой московской квартире, где после их переезда никто не жил и где пусто, мертво, мебель закрыта полиэтиленом и в воздухе витает заброшенность и одиночество? Куда ей деваться со своим горем? Как смириться с приговором? Как жить дальше, зная, что осталось так мало? Сказать ли Леле?

Она собралась с силами, рывком подняла себя со скамейки и побрела, спотыкаясь, в сторону парковки. Долго шарила пустыми глазами по рядам машин, стараясь понять, какая из них — ее. Водитель увидел Любу и сам выехал ей навстречу.

— Куда, Любовь Николаевна? — спросил он. — Домой или в офис?

— Домой, — как можно ровнее ответила Люба.

— За продуктами будем заезжать?

— Пока не знаю…

— Как скажете.

Она пыталась вспомнить, нужно ли покупать что-то домой, может быть, хлеб или молоко, но не могла сосредоточиться ни на чем, кроме сурового и не подлежащего обжалованию вердикта, который ей вынесли. Люба хотела отодвинуть навалившееся на нее известие обычными заботами и начала перебирать простые бытовые мысли: что она вчера приготовила для сегодняшнего обеда, какие дома есть продукты, нужно ли что-то купить. Внезапно мозг буквально взорвался отчаянием: да какая разница, есть дома еда или нет?! Пропади оно все пропадом! Пусть все умрут с голоду, пусть зарастут грязью, пусть ходят в нестираных и неглаженых вещах! Какое все это имеет значение, если она умирает, а они остаются, здоровые и счастливые.

Ей все-таки удалось справиться с собой и вспомнить, что нужно купить кефир для Родислава и фруктовый йогурт для Дениса. И еще красную фасоль. Но сил идти в магазин не было. Она попросила водителя остановиться возле первого попавшегося на пути супермаркета, дала ему деньги и отправила за покупками, а сама осталась в машине. «Почему я? Почему это случилось именно со мной? За какие грехи я наказана?»

Дома она сразу услышала голоса, доносящиеся из комнаты Дениса, и поняла, что приехала Юля, которая теперь была за рулем — родители подарили ей машину. В этом новом доме Денис, как и в городской квартире, обитал на первом этаже. Люба старалась производить как можно меньше шума, чтобы скрыть свой приход, ей хотелось подняться в спальню и рухнуть на кровать, зарывшись лицом в подушку. Ей удалось незаметно пройти в кухню, чтобы поставить в холодильник упаковку йогурта и кефир и сунуть в шкаф пакет с фасолью, но на пути к ведущей на второй этаж лестнице она лицом к лицу столкнулась с Юлей, которая шла ставить чайник.

— Ой, Любовь Николаевна, а мы не слышали, как вы пришли. Кушать будете? Вас покормить?

— А вы сами-то обедали? — спросила Люба вместо ответа.

— Да, спасибо. Что вам разогреть?

— Ничего не нужно, детка, я пойду к себе. Я не голодна.

— Вы заболели? — Юля внимательными и тревожными глазами принялась ощупывать Любино лицо.

— Нет, моя хорошая, я совершенно здорова, просто устала. Пойду прилягу.

— Вы бледная, и глаза у вас плохие, — настаивала Юля. — Давайте давление померим, если что, я вам укольчик сделаю — и сразу станет лучше. Давайте, а?

— Не нужно, — Люба прошла мимо и стала подниматься по лестнице. — Спасибо тебе за заботу, но со мной все в порядке.

— Любовь Николаевна, мне нужно с вами поговорить. Пожалуйста, всего несколько минут, — попросила Юля.

Люба медленно повернулась и сделала несколько шагов по ступенькам вниз.

— Что случилось, Юленька?

— Я хотела спросить… это, конечно, не мое дело, но для нас с Денисом это важно… Вы не собираетесь продавать или сдавать квартиру в Москве?

— Пока нет. А что? Ты хочешь ее купить? Или, может быть, снять?

Люба даже нашла в себе силы слегка улыбнуться.

— Да вы что, откуда у меня такие деньжищи! Просто если вы пока ее не продаете и не собираетесь сдавать, можно, мы с Дениской там поживем?

— А что, Денису плохо у нас? Его что-то не устраивает?

— Он хочет быть ближе к друзьям, к клубу, он же киберспортсмен, ему нужно тренироваться, в соревнованиях участвовать. А здесь он от всех оторван, тренируется только в Сети, ему неудобно каждый раз просить у отца машину, ведь такие концы… Одно дело — по Москве ездить, и совсем другое дело — за город. А в Москве я бы сама его в клуб на тренировки возила, и к Родиславу Евгеньевичу не нужно обращаться. И мне удобнее, я ведь тоже каждый день приезжаю. Денис давно хотел с вами поговорить, но ему неловко, а я считаю, что молчать — только хуже, всегда надо говорить, если есть какая-то проблема. Вот.

Она выдохнула и вопросительно уставилась на Любу. Господи, какая теперь разница, кто где будет жить? Пусть живут, как хотят и где хотят. Чем меньше людей будут видеть, как она гаснет и умирает, тем лучше. Молодые, здоровые, счастливые, пусть они держатся подальше от смерти и тлена, незачем им быть рядом.

— Конечно, Юленька, вы можете жить в Москве. Вам без нас с Родиславом Евгеньевичем будет удобнее, свободнее. Да и концы немалые, ты права. Я поговорю с мужем, думаю, он не будет возражать.

— Спасибо! — воскликнула девушка и умчалась на кухню ставить чайник.

Люба поднялась в спальню и легла на кровать, не раздеваясь. В этом доме у них с Родиславом были отдельные спальни. Родислав сам этого не предлагал, но Люба точно знала, что он этого хочет, и предусмотрела в проекте две разные комнаты, ссылаясь на то, что с возрастом стала спать беспокойно и ей лучше быть одной. Родислав тогда удивился и даже пытался возражать, но настолько слабо и неуверенно, и такой радостью вспыхнули его глаза, что Люба поняла: она все угадала правильно.

Это невозможно. Невозможно поверить, что через несколько месяцев ее не будет. Ведь она чувствует себя совсем здоровой, только немного усталой и ослабевшей, но это и понятно, за спиной остались два года строительства и обустройства дома, да еще февраль только-только заканчивается, после мрачной московской осени и сырой серой зимы все чувствуют себя плохо, это нормально. Авитаминоз. Отсутствие солнца. Она, Любовь Романова, такая же, как все. Только эти «все» будут жить, а она — нет. Почему? Как так вышло? Ведь она еще так мало прожила, она так отчетливо помнит детские годы, словно они были вчера. Вчера она жила в начале своей жизни, а сегодня уже конец. Ну как же так? Несправедливо. Почему жизнь оказалась такой короткой? Она даже не успела насладиться ею, пожить в полную силу, радостно, счастливо. Все время были какие-то заботы, проблемы, все время за кого-то болела душа, она волновалась, переживала, нервничала, беспокоилась, и не было, казалось, ни одной свободной минутки для того, чтобы сделать глубокий вдох и открыто, не стесняясь и не оглядываясь, порадоваться жизни. А теперь такой минутки уже не будет никогда. Теперь Люба будет жить в постоянном, непрекращающемся аду, кожей ощущая, как каждая прожитая секунда — это еще один шаг по направлению к концу.

Она не замечала течения времени, погруженная в свои черные мысли, она все лежала лицом вниз, дышала в подушку, даже не осознавая, насколько ей душно и неудобно. Звонок городского телефона заставил ее поднять голову.

— Ты дома? — послышался в трубке недовольный голос Родислава. — Почему у тебя мобильник выключен? Я полдня не могу до тебя дозвониться.

Она вспомнила, что выключила телефон перед тем, как войти в кабинет онколога, да так и не включила.

— У меня села батарея, — соврала она. — Ты уже едешь домой?

— Да, буду через час, если в пробке не застряну. Садовое кольцо стоит, попробуем объехать.

Ну вот, у нее есть шестьдесят минут, чтобы принять решение, как быть с Родиславом. Сказать сейчас или попозже?