Железная стена. Израиль и арабский мир - Avi Shlaim

политической мощи". Нарушение военной организации, в которой советские офицеры играли столь важную роль, несомненно, ослабило бы египетский боевой порядок вдоль Суэцкого канала. Египет, лишенный советского присутствия, также представлялся менее грозным политическим противником". Гидеон Рафаэль, генеральный директор Министерства иностранных дел, не разделял ни этих сангвинических интерпретаций советского исхода из Египта, ни безмятежных перспектив их авторов. Он выдвинул версию о том, что Садат рассматривал Советский Союз как тормозящий фактор, а не как сторонника военных действий, и что он изгнал советских советников для того, чтобы вернуть себе свободу действий. Рафаэль остался в меньшинстве.

Эбан был склонен согласиться с мнением большинства о том, что удар Садата по Советскому Союзу ударит бумерангом, что он уменьшит силу Египта и укрепит позиции Израиля. Но он не разделял мнения о том, что новая ситуация оправдывает политику дипломатического простоя. Он предупредил, что дипломатический вакуум может привести к политической турбулентности в регионе. Предупреждение Эбана осталось без внимания. Во второй половине 1972 года вся дипломатическая активность в отношении ближневосточного конфликта была приостановлена. В Иерусалиме была введена дипломатия на истощение. Сам Эбан признался редакции газеты The Jerusalem Post, что Израиль не планирует никаких мирных инициатив: "Лучшая политика Израиля в настоящее время - это позволить президенту Египта Садату "попотеть", при этом круг его альтернатив будет постоянно сужаться, что в конечном итоге приведет его к переговорам с самим Израилем". Такая политика оттягивания действительно сузила круг возможностей Садата, но в конечном итоге она привела его не к столу переговоров, а к полю боя.

Готовясь к войне, Садат предпринял последнюю попытку убедить Америку оказать давление на Израиль, чтобы тот принял его условия политического урегулирования. Он направил своего советника по национальной безопасности Хафеза Исмаила с секретной миссией в Вашингтон. Генри Киссинджер, сменивший Уильяма Роджерса на посту госсекретаря, провел ряд встреч с Исмаилом в период с конца февраля 1973 года по конец мая. Две беседы с королем Хусейном сопровождали первую встречу Киссинджера с Исмаилом. 1 марта состоялась встреча Голды Меир с президентом Никсоном, после которой она провела подробные переговоры с Киссинджером. Таким образом, в первые месяцы 1973 года Киссинджер, несколько не по своей воле, оказался втянут в лабиринт ближневосточной дипломатии.

Нежелание Киссинджера выступать посредником между арабами и израильтянами, возможно, было связано с тем, что сам он был евреем, а значит, должен был восприниматься арабами как произраильтянин. Но Киссинджер гордился своей способностью формулировать внешнюю политику, исходя из интересов, а не идеалов или чувств. Реальная причина его нежелания заниматься дипломатией заключалась в том, что он принял израильский тезис о том, что тупиковая ситуация на Ближнем Востоке отвечает как американским, так и израильским интересам, и что она работает против Советского Союза и его арабских союзников.

Изложение условий Египта Хафезом Исмаилом не оставило у Киссинджера поводов для оптимизма. Король Хусейн оказался более сговорчивым. Киссинджер описывает затруднительное положение короля с пониманием и сочувствием:

Хусейн неоднократно заявлял о своей готовности заключить мир с Израилем. Но, несмотря на тайные контакты, он оказался в тупике. Хусейн стал символом судьбы арабских умеренных. Он оказался зажатым между неспособностью вести войну с Израилем и нежеланием делать общее дело с радикалами. Он был готов к дипломатическому решению, даже щедрому, но Израиль не видел стимулов для переговоров, пока Хусейн был один. Любой возврат завоеванных территорий казался ему менее безопасным, чем статус-кво. А Западный берег реки Иордан с его историческим наследием вызвал бы ожесточенные внутренние противоречия в Израиле - Национально-религиозная партия, без которой правящая коалиция не могла бы править, была категорически против возвращения любой части Западного берега.

Следующей посетительницей Белого дома стала Голда Меир. На встрече с президентом Никсоном 1 марта она заявила: "У нас никогда не было так хорошо" и предположила, что тупиковая ситуация безопасна, поскольку у арабов нет военного выбора. Меир преследовала две цели: выиграть время, поскольку чем дольше сохранялся бы статус-кво, тем больше бы Израиль утверждался во владении оккупированными территориями; и добиться одобрения Никсоном нового пакета военной помощи Израилю. Что касается переговоров, то ее позиция была проста. "Она считала Израиль неприступным в военном отношении; строго говоря, не было никакой необходимости в каких-либо изменениях. Но, учитывая врожденную неспособность американцев оставить все как есть, она была готова вступить в переговоры, хотя и не брала на себя обязательств по их результатам"

Беседы Киссинджера с египетскими, иорданскими и израильскими гостями не принесли практических результатов, но пролили свет на позиции главных действующих лиц и на глубинные причины тупиковой ситуации на Ближнем Востоке. Эти беседы имели лишь академическую ценность. Как бывший ученый, доктор Киссинджер, несомненно, оценил бы иронию в том, что прилагательное "академический" также означает бесполезный.

После того как переговоры в Вашингтоне не принесли результатов, Анвар Садат и Голда Меир разошлись в разные стороны. Переговоры подтвердили мнение Садата о том, что США не предпримут никаких шагов, если Египет сам не предпримет военных действий для выхода из тупика. Он пришел к выводу, что у него нет иного выбора, кроме как активизировать подготовку Египта к военному столкновению с Израилем. Голда Меир была довольна результатами своего визита в Вашингтон. Она играла привычную для себя двойную роль - закупщика оружия и политического проволочника - и с одинаковым успехом справилась с обеими. Американское оружие интересовало ее гораздо больше, чем американское посредничество. Моше Даян как-то заметил: "Наши американские друзья предлагают нам деньги, оружие и советы. Мы берем деньги, берем оружие и отказываемся от советов". Такова была, по сути, и политика Меир, хотя она никогда не недооценивала важность поддержания хороших отношений с Америкой. В данном случае американцы практически не давали советов, а любое давление было настолько мягким, что оставалось незаметным. Поэтому она вернулась на родину с твердым убеждением, что у арабов нет военного выбора, что военное превосходство Израиля гарантировано и что статус-кво может сохраняться бесконечно долго.

Кроме того, по возвращении на родину ей нужно было готовить свою партию к предстоящим выборам. У нее не было желания добавлять международные осложнения к внутренним противоречиям. Как заметил Гидеон Рафаэль: "Застой казался ей самым простым способом избежать трудностей". Но простота не всегда была сутью политической мудрости. Один из ее отличительных признаков - прозорливость". Если Голда Меир была главным сторонником политического иммобилизма, то Моше Даян - главным сторонником территориального экспансионизма. Летом 1973 г. в "Выравнивании" прошли длительные дебаты о будущем оккупированных территорий. Даян поднял знамя крупномасштабного еврейского поселения, чтобы обосновать претензии Израиля на Западный берег реки Иордан.