Вторая кожа - Эрик Ластбадер

— Не вас он хотел уничтожить, мистер Линнер. Он хотел разделаться с той своей частью, которую уже не мог выносить.

— Наверное, вы не знаете, какие страшные преступления совершил Мик.

Рот Джеки искривился в ироничной улыбке:

— Мистер Линнер, я знаю гораздо больше, чем вы. Я знаю все, на что был способен мой брат.

Николас посмотрел туда, где лежал Мик, похожий на растратившую свою невероятную энергию и сгоревшую звезду.

— Он умер так же, как и жил, не правда ли? Его смерть была зрелищна, театральна, своего рода произведение искусства — именно такая, какая предписана книгой самураев Хагакуре.

Какое-то время они оба молчали. Интересно, что сейчас чувствовала эта женщина? Джеки не пролила ни слезинки по своему брату. Может, она была совершенно равнодушна к нему?

Женщина повернулась к Николасу. Свежий утренний ветер трепал ее волосы. И он ясно увидел на лице ее печать величайшей скорби, понял, что никогда уже она не будет такой, какой была прежде.

— Самое забавное во всем этом, скажу я вам, мистер Линнер, то, что Майкл был абсолютно уверен в моей чистоте и неиспорченности. Он называл меня святой. Это было его мечтой, фантазией. Конечно, я не такая. — Джеки скрестила руки на груди, как бы баюкая себя. — Я прошу вас выслушать мою исповедь.

— Но я не священник и не думаю, что...

— Пожалуйста!

— Ну хорошо, — он не мог отказать этим прекрасным глазам, — пусть будет, как вы хотите.

— Нет, не я хочу, мистер Линнер. Так угодно Богу.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Майкл совершал ужасные преступления, но и я тоже.

— Простите, мать-настоятельница, но ваш брат был убийцей.

— И я тоже.

— Но...

— Вы помните человека по имени Нгуен Ван Трак, который должен был передать Хоннико, а затем и моему брату украденную информацию о Киберсети?

Николас удивленно заморгал глазами:

— Откуда вам известно об украденной информации и Нгуене...

И тут до него дошло, что это, должно быть, Хоннико ей все рассказала.

— Вы выследили того человека и схватили его, — продолжала Джеки. — Стерли диск, а затем загипнотизировали его, чтобы он не помнил о том, что был пойман вами. Но что-то случилось не так, как вы хотели, и после того, как он доставил диск Хоннико, Ван Трак вспомнил все, что произошло с ним.

Николас был не в силах отвести от нее взгляда.

— Так это Хоннико все вам рассказала?

— Да.

— И что?

— И я сделала то, что должна была сделать. Я не могла допустить, чтобы Майкл узнал об этой вашей уловке раньше времени. Запланированное уже начало исполняться.

— Запланированное?

— В свое время вы узнаете и об этом.

— Так это вы убили Нгуена?

— Я же сказала, я сделала то, что должна была сделать. — В ее глазах появилось что-то новое, незнакомое. — Его нужно было заставить замолчать.

Не до конца успев понять, что происходит, Николас инстинктивным движением кинулся к Джеки и подхватил ее — еще секунда и она бросилась бы вниз. Женщина повисла в его руках, как бумажная куколка. Крепко схватив ее за руки, Николас сказал с укоризной:

— Мать-настоятельница, это не выход из положения.

Она взглянула на него затуманенным взором.

— Я пришла сюда, чтобы спасти Майкла, исцелить его. Но у меня ничего не получилось. Я оказалась недостойной моего Ордена и моей клятвы Богу.

Джеки была сейчас словно раненая птица, хрупкая и беспомощная.

— Что бы вы ни сделали, я не могу поверить, что Бог хочет за это отнять у вас жизнь и погубить вашу бессмертную душу.

Ее лицо закрывали волосы, и он не видел ее чудесных глаз. Внизу ярко светились мигалки на крышах полицейских машин, уже подъехавших к подножию башни.

— Я не во всем исповедалась. Осталось самое худшее.

— Так исповедуйтесь до конца и живите дальше.

— Умоляю, отпустите мои руки, — тихо сказала она. — Не может быть, чтобы Господу было угодно, чтобы я жила с таким грузом на сердце.

— Ну, это решать ему, не вам, — ответил Николас и отвел Джеки подальше от перил.

Праздник урожая

Куда торопиться? Везде, куда бы ты ни пошел сегодня ночью, над тобой будет сиять одна и та же луна!

Токио — Нью-Йорк

Тецуо Акинага пришел на похороны кайсё. Он дерзнул войти в храм буддистов, пока свита из двадцати кобунов и оябунов толпилась снаружи под полуденным солнцем. Это было больше, чем просто дань уважения, это была демонстрация силы. Теперь, когда нескончаемая война между Микио Оками и его оябунами завершилась, остался один Акинага, и он хотел, чтобы все знали — он стягивает на свою сторону все силы якудзы. В перерыве между богослужением и погребением покойного он подошел к Николасу Линнеру, и они начали обычный приветственный ритуал якудзы, назвав свои имена, положение и принадлежность к клану. Покончив с условностями, Акинага не стал терять времени и перешел к делу.

— Насколько я понимаю, ты меня искал, — сказал он.

Великолепное убранство храма — красное на золотом — чем-то напоминало неоновые вывески ночного Токио. И хотя Акинага выждал, когда немногие допущенные к службе покинули стены храма, Линнер заметил у одной стены Хоннико. Она внимательно за ними наблюдала. Увидев, что Николас вступил в разговор с Акинагой, Коуи направилась было к нему, но он знаком велел ей не приближаться, и она неохотно ему подчинилась.

— Танака Джин собирал свидетельские показания против вас, — начал Николас, подавив враждебность к собеседнику. — Теперь все поручено мне. Скоро я передам все материалы генеральному прокурору.

— Да-да, мне это известно. — Казалось, Акинагу сообщение Николаса совершенно не встревожило. — Сказка остается сказкой, какой бы правдоподобной она ни была.

— У меня действительно имеются эти показания.

Акинага наклонил голову.

— А я в этом и не сомневаюсь, знаю и о том, что ты собираешься встретиться с Мачидой. Однако настоятельно советую тебе отменить эту встречу и передать все материалы мне.

— Вы, должно быть, не в своем уме.

— Отнюдь! — отозвался Акинага. — Хатта-сан мертв, а с ним умерли и его свидетельские показания о том, что это он, а не твой друг, незаконнорожденный Танака Джин, был у меня на содержании. А без показаний Хатты Танаке Джину придется долго гнить в тюрьме. В наше время, когда общество возмущено процветающей коррупцией, правительство не может позволить закрыть глаза на связь одного из государственных высокопоставленных чиновников с якудзой.

— Дело против Танаки Джина не имеет под собой серьезных оснований, — сказал Николас, но он уже понял, куда клонит Акинага, и у него упало сердце. Ему страстно захотелось почувствовать рядом с собой теплое присутствие все понимающей Коуи.

— Может, и так, но это не имеет значения. — Акинага пожал плечами. — Правительству нужно успокоить общественность, и, как всегда бывает в подобных случаях, правда никого не интересует. Будь уверен, они сделают из Джина козла отпущения, и он получит максимально строгое наказание. Я знаю это наверняка от моих людей там, наверху.

Николас видел, как священники и присутствовавшие при богослужении Кисоко, Нанги, Коуи медленно удалялись в сторону кладбища. Остались лишь он, Тецуо и Хоннико. Женщина все еще стояла словно статуя в затененном углу храма.

— А если я отдам материалы?

— Не если, Линнер-сан, а когда. Тогда я сделаю публичное заявление, полностью реабилитирующее прокурора.

— Но кто же вам поверит?

— В подтверждение моих слов выступит свидетель с безупречной репутацией. И в течение четырех часов Танака Джин будет освобожден. Это я тебе гарантирую.

«Жизнь Танаки Джина за жизнь Акинаги. Неравноценный обмен, — подумал Линнер, — но что в этом мире бывает равноценным?»

— Увидимся через час после погребения, — сказал Николас, — в баре «Ноги Джинья» в Роппонжи.

— Подходящее местечко, — Тецуо наклонил голову, — я рад.

В этот момент к хозяину подошел один из его телохранителей и подал ему аппарат сотовой телефонной связи. Акинага говорил короткими, отрывистыми фразами, потом отдал аппарат телохранителю, и тот вышел из храма.

— А теперь, Акинага-сан, я прошу вас уйти.

Тецуо дернул своей птичьей головкой, как если бы его раздражало непрестанное щебетание жаворонка.

— Наш разговор был столь приятным, что мне бы хотелось продолжить его, но, к сожалению, мне сообщили, что Мое присутствие необходимо в другом месте.

Он отвесил едва заметный, почти оскорбительный поклон, повернулся и уже почти вышел из храма, как что-то заставило его вернуться назад.

— Прошу прощения, но я так и не выразил соболезнования по поводу смерти твоей жены.

— Прошло уже больше года.

— Да, я знаю. — На какое-то время Акинага, казалось, погрузился в печальные размышления. — Говорят, Линнер-сан, тебя нельзя ничем пронять. Интересно, насколько это соответствует действительности? Ты не плакал на похоронах собственной жены и, держу пари, сегодня тоже не проронишь ни слезинки. — Он поднял кверху указательный палец. — Но, если ты уделишь мне еще минуту, мне бы хотелось еще раз проверить твой истинно японский стоицизм. — Его глаза загорелись недобрым огнем. — Твоя жена — кажется, ее звали Жюстина — погибла в автомобильной катастрофе.