Князь Николай Борисович Юсупов. Вельможа, дипломат, коллекционер - Алексей Буторов

Столичные похороны представителей высшего света всегда были и остаются своеобразным спектаклем, где редко приходится видеть искренние чувства. Как часто и сегодня какая-нибудь безутешная вдова сетует с экрана телевизора, что друзья покойного не смогли де добиться для «великого» места на престижном Новодевичьем и умершему приходится довольствоваться Хованским или Ваганьковским кладбищем.

Красные ворота и церковь Трех Святителей. Открытка 1910-х гг.

Московская дворянская знать былых времен вся хотела жить в Старо-Конюшенной, а лежать — в Донском монастыре. В крайнем случае — в Новоспасском. Иные места модными не считались. По своему положению и богатству князь Николай Борисович Юсупов вполне мог найти последний приют и в Петербургской Александро-Невской Лавре среди высших сановников России, рядом с отцом, но он предпочел всем пышностям и моде небольшое подмосковное село Спасское-Котово. Теперь оно находится в границах города Долгопрудного.

Отпевание Николая Борисовича состоялось в приходской церкви Трех Святителей у Красных ворот. Храм Трех Святителей — скромный образчик московской архитектуры 17-го столетия являлся когда-то важным мемориальным памятником[312]. Полагаю, читателю не надо говорить о том, что храм этот разделил печальную судьбу и Красных ворот, и Лермонтовского дома, стоявшего рядом (дом, где родился поэт, снимала его бабушка).

Смерть Николая Борисовича вызвала отклик на страницах периодической печати, хотя тогда газеты крайне редко публиковали некрологи. Главный появился в газете «Московские Ведомости» 18 июля 1831 года. Автором этого скорее репортажного по жанру сочинения был князь Петр Иванович Шаликов — известный московский сентиментальный писатель, соклубник князя Юсупова по Московскому Английскому клубу. Несколько дней спустя этот же текст без изменений перепечатали «Санкт-Петербургские ведомости». В петербургской же газете «Северная Пчела» на первой странице тоже был помещен короткий некролог. Для сохранения колорита эпохи я воспроизвожу текст, как в оригинале князя Шаликова, где некоторые слова написаны по старым орфографическим правилам и с заглавной буквы; видимо, некролог из «Московских ведомостей» с той давней поры полностью не перепечатывался.

«В семнадцатый день сего июля, в церкви Трех Святителей, близ Красных ворот, происходило отпевание усопшего Действительного Тайного Советника, Государственного Совета члена, Сенатора, Действительного камергера, Главноначальствующего Кремлевской Экспедиции, Мастерской Оружейной Палаты, разных Российских и Иностранных орденов Кавалера, Князя Николая Борисовича Юсупова, в присутствии знатнейших Особ Московской Столицы, при собрании господ присутствующих обоих означенных мест и прочих Чиновников, под его начальством находившихся, единодушно сокрушающихся о потере знаменитого и благодетельного Начальника; при стечении многочисленного собрания зрителей, наполнявших безпрерывно почти все пространство от упомянутой церкви до Бутырской заставы, до которой печальная процессия провожала тело всеми любимого и уважаемого Вельможи. Не возможно описать горестной картины, когда почтенный учредитель траурной церемонии объявил о времени выноса из дому тела, которое до церкви было несено Господами Присудствующими (так в тексте. — А. Б.) и Чиновниками: превеликое множество домашних покойника, как будто не веря до тех пор глазам своим, что благотворитель их лежит во гробе, столь сильно возрыдало, что каждый был готов, по видимому, выплакать свое сердце, и когда приближилась минута последнего прощания, всякий, казалось, терял все то, что ни имел в жизни драгоценнейшаго!

Неизв. художник. „Портрет князя П. И. Шаликова“. 1810-е гг. ГМП.

На десяти богато украшенных подушках провожавшими князя чиновниками несены знаки отличия доблестного Начальника за Бутырскую заставу, где внезапно поразило всех трогательное зрелище: собравшимся там во множестве разных подведомственных князю волостей казенные крестьяне и его собственные горели наперерыв сильным желанием доказать беспредельную свою благодарность за всегдашнее отеческое его о них попечение, и с пламенным усердием, возложив на рамена свои гроб, вмещавший прах его, в безмолвии, с глубочайшим благоговением, как нечто священное, понесли в принадлежащее князю подмосковное село Спасское, назначенное быть местом погребения.

Мир праху Твоему, Вельможа, в трудах неутомимого, верный друг чести! Ты умел достославно совершить на земле путь долголетнего, общеполезного бытия своего! Тихий конец благотворной жизни твоей был подобен величественному закату благотворного светила»[313].

Во время поминального обеда наследник князь Борис Николаевич Юсупов сказал, что «это как бы батюшка вас в последний раз угощает». И действительно, не без ехидства заметила добрейшая родственница князя, бабушка Янькова, присутствовавшая на поминках, у самого Бориса Николаевича «едва ли кто чашки чаю пивал» от его скупости[314].

Уже 1-го августа «Санкт-Петербургские Ведомости» сообщили о прибытии на невские берега церемониймейстера Высочайшего Двора князя Юсупова[315]. Борис Николаевич не дождался в Москве даже сороковин по отцу. И вот еще одна деталь. Мне не удалось найти в списке лиц, приехавших в северную столицу, княгини Татьяны Васильевны — жены Юсупова. Наверное, понадобится дополнительный поиск материалов, чтобы понять — присутствовала ли вдова при похоронах мужа. Все свидетельства современников называют одного только сына Бориса Николаевича как распорядителя погребения. Что было на самом деле? Конечно, Татьяна Васильевна была уже очень в возрасте. Скорое путешествие по летней жаре из Петербурга в Москву могло оказаться ей не по силам. К тому же она могла просто болеть во время внезапной смерти супруга.

Кончина Николая Борисовича произвела тяжелое впечатление на людей пушкинского круга. Становилось ясно, что с ним ушел большой исторический пласт — людей, событий, судеб, ненаписанных воспоминаний о славном веке Екатерины Великой.

15 июля 1831 года князь Петр Андреевич Вяземский сообщал Пушкину: «Юсупов сегодня умер частью от холеры, частью от удара, частью от 80 лет. Третьего дня ужинал он еще в клубе»[316]. В тот же день писал поэту и его ближайший друг, соклубник по Английскому клубу, Павел Воинович Нащокин: «Новостей много слышу, пересказать ни одной не могу. Одна новость для тебя Юсупов умер — не знаю почему, а мне было его жаль, вреда кажется он никому не делал — ибо никто не жаловался, а про добро не знаю: умер же умно и равнодушно, как мне рассказывали; ему предложили перед смертью за час исполнить христианский долг — на что он спросил — разве пора, и послал за священником; — накануне он был в клубе»[317].