Джекпот - Давид Иосифович Гай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сообщение Энимала двояко Костя воспринимает: хорошо, что искать его начнут, и плохо, что времени в обрез, – получат деньги сполна бандюки и постараются от него избавиться, зачем им живой свидетель. Хотя вон в газете, в нужнике читанной, сказано: заложников редко убивают.
Вскоре шум мотора автомобильного доносится – кто-то едет. Через окно плохо видно, вроде тачка к даче подъезжает, красный «жигуль», похоже, тот самый, в котором Костю везли сюда. Точно, Фома из тачки выходит, о чем-то недолго с Энималом беседует и уезжает. Может, указания какие привез от тех, кто над бандюками стоит.
– Значится, так: деньги в течение трех дней должны в Москву прибыть, – подтверждает Энимал догадку Костину. – Не позднее. Времени нет с тобой чикаться. Понял?
– Это если банк сразу выдаст.
– Брось мозги парить. Три дня. Дочке своей сообщи. Ждем до половины шестого вечера, потом звонить ей начнем.
В комнате то Энимал, то Заяц, одного его не оставляют. Похоже, нервничать начинают. Пробует Костя обстановку прояснить, на его вопросы исчерпывающе лаконично отвечают: заткнись. Чувствует: что-то на воле происходит.
Ровно в пять пятнадцать мобильник Костин Россини играть начинает.
– Бери мобилу, чего ждешь? – зло кидает Энимал и телефон в ухо.
Дина взбудоражена, чуть ли не давится словами:
– Отец, банк денег вначале не давал! Требовали, чтобы ты лично присутствовал и распоряжение отдал. Я им про похищение, а они – нам нужны доказательства! Сумма большая, боятся. Позвонила Даниилу, он опять с Фэ-Бэ-Эр связался, с их помощью выдали всю сумму.
– Умница, дочка. Ит симс ту ми, – переходит на английский, эфбиай кен сэнд зе мани тру зе бордер ту Москоу фэст инаф. Айл трай ту вин сам тайм. Ай синк, дэт америкэнс вил пуш рашенс ту старт зе серч. Эс э ласт рисорт ай… (Мне кажется, и ФБР может переслать за границу и в Москву достаточно быстро. Попробуй выиграть немного времени. Я думаю, что американцы подтолкнут русских начать поиски. В крайнем случае я…)
Он не слышит Дининого ответа – Энимал вырывает мобильник.
– Ах ты, падла, не по-русски заговорил?! Обмануть хочешь?! – хватает Костю за шею, приподнимает на кровати и бьет в лицо. – Что ты сказал дочери? Отвечай!
Вместе с Зайцем отцепляют наручник от стойки, валят Костю на пол, заламывают руки за спиной, защелкивают браслеты и начинают лупить ногами. Удары следуют по ребрам, почкам, переворачивают его и бьют уже по груди, животу, Костя теряет сознание, но и в забытьи продолжает чувствовать отзывающиеся страшной болью удары…
Приходит он в себя после того, как выливают на него ледяную воду. Лежит он на полу, скрючившись, без наручников, боль адская, кажется, все тело – одна сквозная рана, но особенно болят грудь и низ живота. На него льют и льют воду из ведра, пока не начинает шевелиться.
– Очухался вроде, – откуда-то издалека доносится, словно не к нему обращен голос.
Над ним нависает распаханное морщинами, жеваное лицо Энимала, взгляд жуткий, как у василиска.
– Жив, Американец? Запомни раз и навсегда: если опять заговоришь по-английски, убью…
Уши у Кости словно ватой заложены, один глаз закрыт распухшей бровью, изо рта кровавая слюна ползет.
– Заяц, принеси штаны ему и рубашку, пускай переоденется.
Вдвоем поднимают Костю с мокрого пола, усаживают на кровать, дают полотенце. Руки не слушаются, Заяц раздевает его до трусов, обтирает, помогает втиснуть руки во фланелевую ковбойку, чужим потом пахнущую, и ноги в джинсы.
– Лежи, Американец, тихо, отдыхай, – заботливо, почти по-свойски. – На, попей.
И тут снова мобильник поет. Энимал прикладывает его к левому Костиному уху и кулак держит наготове.
– Это я, Даня. Фэбээровцы сообщили – деньги в Москву уйдут сегодня. Сами доставят. Просят дать телефоны в Москве, кому передать деньги и кто в переговоры вступит от твоего имени. Потерпи, я думаю, найдут этих гадов. Почему ты молчишь?
– Я не молчу, я слушаю, – и не узнает собственного голоса – мычание какое-то.
– Что с тобой? Костя, это ты? Я не узнаю тебя.
– Это я. Просто говорить трудно.
Тебя бьют? – догадывается.
– Телефоны я дам позже…
– Не волнуйся, дружище, я все понимаю и все передам.
– Ничего не рассказывай Дине, умоляю.
Хорошо, хорошо…
– Что он сказал? – Жеваное лицо расплывается в единственно видящем Костином глазу.
– Деньги уйдут сегодня, – и Костя снова отключается.
Потянуть время, однако, не удается. Энимал трясет его и требует, чтобы звонил Костя друзьям или знакомым, кто бабки получит и с кем договариваться надо об их передаче. Второй глаз не открывается, движения по-прежнему отдаются острой болью в ребрах – вздохнуть глубоко Костя не может, глухо ноет низ спины – наверняка отбиты почки. А главное, голова плохо соображает. Кому звонить, кого просить? Друзей у него здесь почти нет: Верховский, Верочка – вдова Николая Ивановича, ну, еще Лера с Генрихом. (Алю в расчет не берет, с ней связанное теперь подозрительно.) Верочка сразу отпадает – ее кондрашка хватит от одного предложения. Старик? Тоже сомнительно – дело более чем серьезное, наложит в штаны Петр Абрамович. Остается Лера. Попробовать можно. Он просит Энимала набрать номер. Энимал держит мобильник у уха несколько секунд и передает Косте. Сквозь вату слышит Лерино «але».
– Лерочка, здравствуйте, это Костя. Не пугайтесь моей дикции мною занимаются стоматологи, – находит силы пошутить.
– Господи, Костя, откуда вы?! Мы про весь этот ужас узнали из телевидения! Генрих связался с милицией и фээсбэ, вас ищут! Что хотят эти мерзавцы?
– Выкуп. Миллион долларов. Сегодня-завтра деньги будут в Москве. Лера, я прошу вас помочь. Больше мне не к кому обратиться. Я дам ваши координаты, деньги привезут к вам домой, мои стражи свяжутся с вами и обговорят условия передачи. Вы сообразите, как действовать дальше. По обстановке. Это возможно?
– Конечно, конечно, Костя! Пусть привозят деньги. Только… – легкая пауза, слышно Лерино учащенное дыхание, – только как Генрих отнесется, он же слишком заметная фигура, согласится ли впутывать меня и себя в это…
«Впутывать» сразу все ставит на свои места. Действительно, кому охота какого-то иммигранта выручать. Тем более с бандитами общаться, хотя бы по телефону.
– Я свяжусь с Алей, попрошу, думаю, она не откажет. У вас же все-таки особые отношения установились, – пытается найти выход, а голос уже другой, натянуто-напряженный, неловкость момента пытающийся снять.
– Алю – не надо.
– Почему,
