Вторая радуга - Ким Сатарин

— Кто возвращается в расщеп, одежду снимайте, — спокойно предложил Григорий.

Девчонок отправили домой всех, даже Ингу, которой страсть как хотелось подраться по-настоящему. Отправили с ними Игоря и Сашку Богачёва. Оставшихся, впрочем, поставили с луками в башню, причём к тем бойницам, что выходили на тыльную, лесную сторону. Олжас с Антоном на конях выехали к ручью, дабы послужить приманкой, восемь бойцов ушли в лес, в засаду. В башне осталось девять человек. Бойницы закрыли специальными досками, в которых были пропилены узкие обзорные щели. Началось тягучее ожидание.

Константинов стоял рядом, сопел, вертел головой. Потом на несколько минут застывал неподвижно — видать, уходил в медитативное состояние. Лёня и братья просто ждали, сидя у стены и лишь время от времени поглядывая в щели.

— Ты, Ерёма, меня за это время ни разу не почувствовал? — спросил, наконец, Константинов.

Командир покачал головой. Здесь, в двадцать третьем мире, он мыслей и намерений других людей не воспринимал.

— А я на пару секунд тебя уловил. Сомневаешься, хватит ли решимости в преследователей стрелять? Здесь для контакта требуется ловить ритм дыхания и сердцебиения, тогда что-то получается.

— На расстоянии в один шаг? Возможно, получится. А польза?

— А допросить? — возразил Константинов.

Он был прав, такая возможность могла понадобиться. Командир, правда, был полностью уверен, что Антон сотоварищи никого ни допрашивать не станут, ни в живых оставлять. Тайну башни следовало сохранить — первое; и устрашить Лоркиза следовало максимально — второе. Любой вернувшийся, даже через много лет, преследователь означал бы полный провал обеих задач.

— Я не выстрелить боюсь, а того, как потом это переживать стану…

— А ты Надьку вспомни, если сомнения одолеют. Кабы бы не твой вызов, она прожила бы ещё часов шесть, не больше, — посоветовал холодно Алексей.

Из леса выскочила собака и, опустив нос, принялась обнюхивать поляну. Кто-то из опытных воинов жестом отослал Лёшку и показал руками юноше — мол, по команде откроешь бойницу и сразу после выстрела закроешь. На другой стороне башни тоже наметилось оживление. Уже и Ермолай слышал голоса, позвякивание, конское ржание. А собака продолжала бегать вдоль частокола, не поднимая головы. Но вот она остановилась. По кивку лучника Харламов убрал доску, схватившись за приделанную изнутри ручку. Щёлкнула тетива, и он разом вернул доску на место. С другой стороны башни открыли бойницы, и лучники разом выстрелили. Вторым залпом выстрелили те, кто открывал бойницы. Но юноша на их действия не смотрел — доску, которую он вставлял в бойницу, чуть не выбило сильным ударом. Сквозь дерево, расщепив доску пополам, пробилось узкое лезвие наконечника стрелы. По брёвнам с той стороны что-то сильно ударило — другие стрелки в бойницу не попали.

— Опытные…, — с усмешкой проговорил лучник, — на открытое место не сунулись.

Харламов глянул сквозь щель: людей не видно, только пронзённая стрелой собака лежала на траве. Зато с другой стороны картина была куда живописнее — там кони либо бродили по склону холма, либо стояли спокойно возле погибших седоков. Семеро преследователей вылезли сгоряча под выстрелы и погибли мгновенно. Собаки при этой группе не было.

— Это рядовая пехота, их взяли для численности, — шепнул на ухо лучник. — Настоящие бойцы в других группах. Но они пока не знают, что наши в лесу на них охотятся, и станут думать, что им делать с нами.

— А что они нам сделают?

Лучник предположил, что первым делом попробуют поджечь башню. Враз это не сделаешь, потребуется время на подготовку, да к тому же нападающие попытаются обшарить опушку, чтобы уточнить потери. И тут уже засада воинов расщепа получит преимущество скрытности и неожиданности. Так оно и вышло: в кустах послышался звон мечей, воинственные крики, щелчки тетивы — и через несколько минут на открытое место вышел Рахимов, ведя за собой в поводу коня, на крупе которого висело недвижное тело.

Защитникам башни поручили самую неприятную работу — раздеть и закопать трупы. В двадцать третьем мире даже окровавленная одежда с дырами от стрел или мечей представляла ценность, от которой не отмахивались. Тела свалили в наспех вырытую яму на краю леса, забросали землёй. Гришка с отрядом ушёл на помощь Антону и Олжасу — те ещё водили преследователей по лесу, и именно их преследователи были самыми опытными и упорными. Трофейных коней завели внутрь ограды, под навес, убитую собаку бросили в кусты, и даже стрелы из стен башни вытащили — если обстоятельства сложатся не лучшим образом, преследователи найдут башню, и нельзя было потерять какой-никакой шанс вновь получить преимущество внезапности.

Они вновь стояли в башне, глядя по сторонам сквозь узкие щели. Вечернее солнце било в глаза, и Ермолай переставил доску так, чтобы видеть опушку.

— Ерёма, как ты смог прорваться в расщеп? — подошёдший тихонько Лёнька сбил его с размышлений.

— Вспомнил своё перемещение сюда, проводника, попробовал дотянуться до своего базового тела…

Зять кивнул понимающе, отошёл, а Харламов вновь попытался связать только что ускользнувшую мысль. И ведь думал он как раз о Лёне. Да, тот здорово изменился после свадьбы. Спокойнее стал, хотя и до того был всегда уравновешен. Стал молчаливее, к школе относится без былого восторга. Прежний Кутков никогда бы не позволил себе предположить, что все они — персонажи какой-то безумной игры или эксперимента. И если он всерьёз так думает, то как смог примириться с участью марионетки? Впрочем, командир прекрасно понимал: можно привести множество аргументов в пользу того, что герой компьютерной игры, наделённый свободой выбора, сам для себя ничем принципиально не отличается от сотворённого по образу и подобию божьему полноценного человека. Все различия — наличие души — были бы значимы для верующего, а вот для учёного их практически не существовало.

А раз разницы нет, то что принципиально меняется? Аникутина, ясное дело, никогда бы с такой постановкой вопроса не согласилась. Но ей можно и не рассказывать. Ермолай вновь сглотнул и подумал, что боль в горле, должно быть, станет мучить и его базовое тело. Вообще, чего он испугался — а это так и было, себя обманывать незачем — и постарался скрыть от администрации школы как можно больше сведений? Он интуитивно верил, что прав, и другие операторы миров не возражали, но почему он так поступил, не мог разобраться до сих пор. И, похоже, в двадцать третьем мире он этого всё равно не поймёт.

Воздействие сточеров на их прямое чувствование могло заключаться только в усилении или ослаблении экстрасенсорных способностей школяров. И сточеры их усилили, скорее всего — необратимо. Чего они этим добивались, не столь уж существенно, а вот он ясно понял в этот момент, что он-то хотел скрыть от Лысого и компании рост своих способностей. Удалось ему? Трудно сказать. Но желание это, достаточно иррациональное, в двадцать третьем мире только окрепло, и он смог его осознать. Только вот история с Надей и его вызов, пробившийся из безымянного мира в расщеп, сделали бессмысленной всю конспирацию. Как утверждал Антон, это деяние на уровне синей повязки. Теперь глупо прикидываться прежним…