Рабство и данничество у восточных славян - Игорь Фроянов

Позднее, в XII в., термин «полюдье» появляется в древнерусских источниках. В жалованной грамоте великого князя Мстислава Владимировича и сына его Всеволода Новгородскому Юрьеву монастырю, датируемой 1130 г.,676 читаем: «Се аз Мьстислав Володимир сын, дьржа Руську землю, в свое княжение повелел есмь сыну своему Всеволоду отдати Буице святому Георгиеви с данию, и с вирами, и с продажами... А яз дал рукою своею и осеньнее полюдие даровьное, полътретиядесяте гривьн святому же Георгиеви».677 Тут дань и полюдье различаются.678 Другой Мономашич, князь Ростислав, учреждая смоленскую епископию, дал «святей Богородици и епископу десятину от всех даней смоленских, что ся в них сходит истых кун, кроме продажи, и кроме виры, и кроме полюдья».679 Формула пожалования Ростислава производит двойственное впечатление: с одной стороны, она как будто бы отличает дань от полюдья, а с другой, — совмещает эти понятия. Поэтому в историографии на сей счет и мнения высказываются разные. Так, М. Д. Приселков полагал, что Уставная грамота Ростислава «различает дань и полюдье».680 Согласно же М. А. Дьяконову, А. А. Зимину, Я. Н. Щапову и Л. В. Алексееву, полюдье и дань здесь совпадают, как частное с общим. Иначе, полюдье являлось одним из видов дани.681 Нам думается, что ближе к истине был М. Д. Приселков, и вот — почему.

Если полюдье считать разновидностью дани, то к ее разряду придется отнести виры и продажи, упоминаемые в грамоте наравне с полюдьем. Но едва ли это будет правильно, тем более, что в самой грамоте дань и вира разграничены: «Дедичи и дань и вира 15 гривен... ».682

В жалованной грамоте Ростислава о полюдье говорится еще дважды: «На Копысе полюдья четыре гривны»; «в Лучине полюдья [...] гривны».683

Новгородский и смоленский документы позволяют составить некоторое представление о полюдье. Несомненно то, что полюдье в обеих грамотах выступает как определенный сбор с населения, подвластного князю. Примечателен термин «полюдье даровное», характеризующее полюдье как дар, или добровольное приношение.684 В этом коренное отличие полюдья от дани, бывшей принудительным побором.685 Отсюда и различие между названными платежами, засвидетельствованное в княжеских актах.

Прав Л. В. Алексеев, подчеркивая, что полюдье платили люди — свободные общинники. Следует с ним согласиться и в том, что полюдье «выплачивалось только свободным населением. Кто не платил дани, тот должен был отдавать князю полюдье, и наоборот».686 Л. В. Алексеев, однако, не до конца последователен. Он пишет: «Полюдье — "даровая" дань со свободных...». Оно — «осенний поход князя, именно в те отдаленные уголки земли, где общинники считали себя еще свободными от дани князю, но он уже числил ее по своей разверстке».687 Наконец, полюдье в XII в. есть «промежуточная форма дани от дани-контрибуции к дани — феодальной ренте».688 Л. В. Алексеев, таким образом, начав с различения полюдья и дани, кончил полным их смешением. Между тем, внимательный анализ исторических данных показывает, что дань грамоты Ростислава — результат первоначального, скорее всего военного освоения соседних племен той этнополитической группировкой, средоточием которой был Смоленск. Стало быть, там, где осуществлялось «примучивание», где власть устанавливалась силой оружия, — там платили дань. Полюдье же, как отмечалось, было «даром», так сказать, «сограждан» в пользу князя, исполнявшего функции публичной власти.689 Можно думать, что полюдье давали «свои люди», а дань «чужие» или по происхождению «чужие», как, например, древнерусские смерды.690 Достаточно красноречиво в этом отношении полюдье князя Всеволода Большое Гнездо.

В Лаврентьевской летописи под 1190 г. читаем: «Родися у благоверьнаго и христолюбивого князя Всеволода сын месяця февраля в 8 день на память святого пророка Захарьи, и нарекоша и в святем крещеньи Феодор. И тогда сущю князю великому в Переяславли в полюдьи».691 В конце того же месяца Всеволод был еще в полюдье, но теперь уже во граде Ростове, о чем узнаем в связи с прибытием туда нового «пастуха всей земли Ростовьскои и Суждальскои и Володимерьскои» владыки Иоанна. Когда Иоанн приехал в Ростов, то застал в нем князя Всеволода в полюдье: «Тогда сущю великому князю Ростове в полюдьи».692 Всеволод, как видим, в зимнее время совершал полюдье — объезд городов Ростово-Суздальской земли, сопровождавшийся, надо думать, одариванием князя. Вполне вероятно, что он побывал не только в Ростове и Переяславле-Залесском, но и в других городах «земли Ростовской, Суздальской и Владимирской», хотя летопись об этом умалчивает.

Однако нельзя безудержно импровизировать на сей счет, как Б. А. Рыбаков, который пишет: «В 1190 г. владимиро-суздальский князь Всеволод Большое Гнездо совершал полюдье зимой. И по времени (февраль начало марта), и по маршруту мы застаем лишь финальную стадию кругового объезда: Переяславль-Залесский (8 февраля), Ростов (25 февраля), Суздаль (10 марта), Владимир (16 марта). Полюдье сопровождалось сбором дани, судебным разбирательством на местах и двигалось неспешно. Средняя скорость — около 7-8 км в сутки».693 В другой своей работе историк приводит более детальные расчеты: «Путь от Ростова до Владимира равнялся 140 км. В зимних условиях он мог быть покрыт за 2-3 дня. Но полюдье прошло этот путь в 19 дней. И это совершенно естественно, так как полюдье включало в себя сбор дани, княжеский суд, разъезды емцов й вирников, возможно, зимнюю охоту и пиры у местной знати. Средняя скорость этого неторопливого объезда равнялась 7-8 км в сутки; она слагалась из самой ездыи длительных остановок в нужных местах».694 Откуда взялся описанный Б. А. Рыбаковым маршрут и скорость полюдья князя? Из поверхностного прочтения летописи. Чтобы не быть голословными приведем полностью соответствующий летописный текст: «Посла благоверный христолюбивыи великыи князь Всеволод, сын Гюргев, внук Мономахов Володимерь, г Кыеву, Святославу ко Всеволодичю и к митрополиту Никифору отця своего духовнаго Иоана на епископьство, якоже Господь глаголеть, на кого призрю не на кроткаго ли и на смеренаго и трепещющаго словес моих, тако и на сего блаженаго призре Бог и святая Богородиця, хотяще его поставити служителя своей церкви и пастуха всей земли Ростовьскои и Суждальскои и Володимерьскои, еже и бысть. Поставлен же бысть месяця генваря в 23 день, на память святаго мученика Климента епископа, а в Ростов пришел на свои стол месяця февраля в 25 день, на память святаго отца Тарасья, тогда сущю великому князю Ростове в полюдьи, а Суздаль въшел месяца в 10 день, на память святаго мученика Кондрата, а в Володимерь вшел тогож месяца в 16 день, в пяток на святаго Олексея человека Божья».695 В Летописце Переяславля Суздальского данный текст короче и потому яснее: «Посла великыи князь Всеволод къ Кыеву отця своего духовнаго Иоанна къ Всеволодичю Святославу и къ митрополиту Никифору на епископьство. И поставлен бысть месяця генваря в 23 день, а в Ростов пришел на свои стол февраля въ 25, тогда сущю великому князю в Ростове в полюдии, а въ Суждаль въшел марта въ 10, а въ Володимирь въшел марта же в 16 день».696 Совершенно ясно, что в приведенных летописных отрывках речь идет о прибытии новоиспеченного владыки в главнейшие города Северо-Восточной Руси. Пастырь «всей земли Ростовской и Суждальскои и Володимерьскои» приезжает, как и следовало ожидать, сперва в старейший град Ростов, затем — Суздаль, а потом — во Владимир. Между появлением владыки Иоанна в Ростове и прибытием его во Владимир прошло 19 дней. Мы не знаем, с какой «средней скоростью» передвигался святитель, так как неизвестно, сколько дней он пробыл а Ростове. Если предположить (и это логично), что на какое-то время Иоанн задержался в Ростове, то на путь до Владимира у него было меньше 19 дней.

Б. А. Рыбаков не только перепутал сведения о приезде владыки Иоанна в главные города Ростово-Суздальской земли с полюдьем князя Всеволода, но, произведя расчеты, никак к поездке князя не относящиеся, подошел с их меркой к полюдью X в., упоминаемому Константином Багрянородным.697 Такие приемы исследования следует отвергнуть. Вернемся, впрочем, к Всеволоду Юрьевичу Большое Гнездо.

Князь, как явствует из летописных известий, совершал полюдье, посещая города своей земли, где являлся великим князем, т. е. высшим властителем.698 А вот когда летопись свидетельствует о данях, добываемых Всеволодом, она рисует картины военных походов, «примучиваний», осуществляемых за пределами Ростово-Суздальской области.699

Против такого осмысления летописной записи о полюдье Всеволода возражает Л. В. Данилова. Она замечает: «Думается, что предлагаемая И. Я. Фрояновым трактовка летописного сообщения под 1190 г. о хождении Всеволодом Большое Гнездо в полюдье в пределах своего княжества как отрицание факта существования там дани основана на недоразумении. Князь как раз и отправлялся в полюдье за сбором дани. В той же Лаврентьевской летописи, на которую ссылается И. Я. Фроянов, под 1158 г. говорится о пожаловании Андреем Боголюбским великокняжеской церкви Богородицы купленных слобод "з даньми"».700 Доводы Л. В. Даниловой нас не убеждают, и мы продолжаем настаивать на своей «трактовке летописного сообщения под 1190 г.». Летопись не дает никаких оснований утверждать, будто «князь отправлялся в полюдье за сбором дани». Связывая полюдье с данью, исследователь вносит в летописный рассказ свой собственный домысел уже потому, что в этом рассказе о дани нет ни слова. Нельзя, конечно, отрицать сбор князем дани «в пределах своего княжества». Вопрос только в том, кто давал дань. Для нас не подлежит сомнению тот факт, что свободные общинники («люди») данью не облагались. На них возлагали кормления, они платили виры, продажи и, разумеется, полюдье. Дань же собиралась с несвободных, в частности со смердов, не принадлежащих «к главенствующей общности».701 Летописное известие о купленных Андреем Боголюбским слободах «з даньми» является ярким подтверждением уплаты дани зависимым людом. О крайней степени зависимости (близкой к рабству, либо рабской) населения слобод можно судить по тому, что эти слободы куплены.