Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы - Мария Беллончи

Читатели должны помнить сложные обстоятельства, связанные с рождением инфанта, неоднозначность его происхождения и вопрос в отношении двух папских булл, касающихся римского инфанта. Интерес к личности Джованни Борджиа начинается и заканчивается его рождением. В чем же кроется причина трагически сложившейся жизни Джованни? Следует ли отнести его ослабленную психику за счет непонятного происхождения или неправильного воспитания, повлиявшего на умственную отсталость Джованни? Историки, не обнаружив следов мальчика в период между смертью Александра VI и 1518 годом, предположили, что он жил с одним из кардиналов Борджиа в Риме или Неаполе. Вновь обнаруженные документы, относящиеся к 1506 и 1508 годам, свидетельствуют, что в 1505 году он появился в Ферраре и затем был отдан на попечение Альберто Пио, на Капри. В октябре 1506 года приближенный герцогини «отправился на Капри, чтобы забрать Джованни Борджиа с вещами». Так записано в бухгалтерской книге Лукреции.

В это время был раскрыт заговор дона Джулио, и, хотя Пио остался в стороне, он намекал на свое враждебное отношение к семейству д'Эсте. Инфанта перевезли в Феррару и поселили в замке. У него был свой двор, выдающийся учитель – гуманист Бартоломео Гротто, доверенное лицо, грум и даже шут, которого Лукреция одевала за собственный счет. Из бухгалтерских книг Лукреции можно проследить каждый день жизни инфанта. Он ужасающе быстро изнашивал чулки, рубашки и головные уборы. Как-то он попросил у Лукреции разрешения отдать кое-что из одежды бедному испанцу, и она, естественно, разрешила это сделать. Был случай, когда учителю понадобились книги, Вергилий и латинская грамматика, чернильница и разные канцелярские принадлежности, и этот вопрос тоже был решен положительно. Д'Эсте согласились, чтобы мальчик жил в Ферраре, что, безусловно, благотворным образом сказалось на его развитии. Хочу напомнить, что две папские буллы в отношении его рождения ограждали герцогиню Феррарскую от неуместных догадок в ее адрес. Кстати, следует учитывать, что Альфонсо, а за ним и его дети с трудом переносили инфанта, можно сказать, ненавидели его. Другими словами, Лукреции позволили оставить мальчика в Ферраре, но наложили запрет на его имя, причем это касалось даже невероятно охочих до сплетен информаторов маркизы Мантуанской. Проспери, не считая двух случаев, никогда не упоминал о маленьком сыне герцога Валентинуа даже в связи со смертью Чезаре, который, согласно первой булле, был отцом мальчика.

Установленное в отношении инфанта правило было сродни закону, запрещающему упоминать имена дона Ферранте и дона Джулио после трагической истории с их заключением в тюрьму. А вот Джованни Борджиа был в большой обиде на судьбу, не обеспечившей ему такую известность, и любовь Лукреции не могла компенсировать эту потерю. Со временем к ее любви все больше примешивалось чувство жалости и тревоги, когда она видела, как обида и разочарование Джованни, связанные с его социальным и экономическим положением, пробуждают в нем высокомерие и дерзость Борджиа. Никто никогда не узнает, что она испытывала, вглядываясь в его лицо. Искала чьи-то черты? Испытывала раскаяние?

К двадцати годам Джованни начал вызывать серьезное беспокойство Лукреции. Его часто замечали на улицах Феррары, и было бессмысленно наказывать его. Он поощрял грубость своих слуг и подстрекал их на драки с другими, особенно со слугами маленького Эрколе д'Эсте. В результате одной из драк на Пьяцца-дель-Дуомо был убит человек. Участников драки арестовали, и Лукреция могла сама, не дожидаясь приезда Альфонсо из Венеции, способствовать отъезду инфанта из Феррары. Герцог наверняка наказал бы всех участников, включая и инфанта. Требовалось срочно определить статус ребенка и обеспечить его средствами к существованию.

В ход были пущены все средства. Лукреция написала в Рим, чтобы заручиться поддержкой Агостино Чиджи, известного банкира, который покровительствовал Рафаэлю, римским гуманистам и художникам. Ее письмо было не совсем понятно банкиру; как он мог «дать или ссудить двести дукатов с возвратом по пятьдесят дукатов в месяц неизвестно кому, и он просит герцогиню уточнить, что она имеет в виду». Судя по всему, вопрос был решен к обоюдному удовольствию, поскольку Лукреция послала банкиру к следующему карнавалу двадцать шесть масок с бородами и без, изготовленных знаменитым мастером Джованни из Бреста. Ссуда, тем не менее, не решала всех проблем. Лукреция посылает в Неаполь Джероламо Насселло Червия (похоже, безрезультатно). Тогда, воспользовавшись благожелательным и сердечным отношением женщин французской королевской фамилии, Лукреция решает отправить инфанта во Францию. Альфонсо собирался отправиться ко двору Франциска I в конце 1518 года и согласился взять с собой инфанта, только бы увезти его из Феррары. Теперь у Лукреции появилась надежда, что вопрос решен. Она снабдила молодого человека рекомендательными письмами, выбрала в качестве сопровождающих двух наиболее известных аристократов Феррары, дель Сакрато и Тротти, и вручила золотые браслеты и баночки с ароматичными кремами для королевы Шарлотты (Франциск I как-то отметил, что от королевы исходит очень приятный запах). Альфонсо тоже вез подарки королю, королеве и сестре королевы; французский двор, похоже, с нетерпением ждал приезда римского инфанта.

Джованни Борджиа прибыл в Париж в свите Альфонсо и был должным образом представлен королю, королеве и придворным дамам. Когда наступал момент проявить хоть чуточку остроумия, учтивости или обходительности, он становился косноязычным. Феррарский посол и придворные тщетно пытались привести его в чувство; он не хотел постараться даже ради Лукреции, пытавшейся обеспечить ему достойное будущее. Более того, на вопрос феррарского посла, не желает ли Джованни добавить несколько строк в его письмо герцогине, инфант ответил, что ему нечего ей сказать. Посол зашел так далеко, что сам написал в Испанию, пытаясь занять деньги для инфанта, и ему действительно удалось достать небольшую сумму (он не сказал у кого, но, вероятно, у молодого герцога Гандийского, Хуана II). Кроме того, он делал попытки расшевелить молодого человека, чтобы тот мог продемонстрировать хоть какой-то интеллект и веселость: король и придворные дамы уже задавались вопросом, с какой стати они должны заниматься таким неловким и грубым юношей. В конце концов у всех заинтересованных лиц лопнуло терпение. Следом за Альфонсо д'Эсте в Феррару вернулись дель Сакрато и Тротти, оставившие инфанта на попечение посла, который чуть не обезумел от свалившегося на него бремени. Неизвестно, что ответила Лукреция на просьбу посла каким-то образом решить проблему инфанта, но в скором времени Джованни ни с чем вернулся из Франции. Он прожигал жизнь в Италии и после смерти Лукреции никогда не бывал в Ферраре. В какой-то момент у него возникли притязания на герцогство Кемерино на том основании, что еще Александр VI наделил его этой собственностью. Началось судебное разбирательство в отношении правопреемника Джулии Ванаро, пока не вмешался папа и не положил конец незаконным притязаниям Джованни. Последнее упоминание о римском инфанте встречается в 1548 году, во время судебного процесса с женщиной-кредитором о незначительной денежной сумме. К тому моменту он занимал должность папского функционера. Это был самый странный персонаж в жизни Лукреции, считавшийся страшным порождением инцеста, не понимавший, что ему следует делать со своей жизнью, и добивавшийся защиты у церкви, слишком возвышенной, чтобы запятнать себя страшными ошибками, совершенными людьми.