Анхен и Мари. Выжженное сердце - Станислава Бер

– Что сие? – спросил господин Громыкин, склоняясь.

– Табак, – ответил делопроизводитель, нюхая крошки сам и подавая их для дегустации начальнику. – Nicotiana.

Фёдор Осипович тоже понюхал, сделал глаза-пуговки и вернулся в гостиную.

– Сударыня, Ваш муж курил? – спросил дознаватель Ольгу.

– Ни в коем случае. Даже запаха табака не переносил, – ответила вдова.

– А вы, сударь, курите? – повернулся господин Громыкин к Степану.

– Не имею такую привычку, – буркнул младший Колбинский, потом добавил. – Отец, и правда, не выносил табак, и мне запрещал.

– Что же Вы вдову не спрашиваете о пристрастии к курению? – спросила дознавателя художница. – Нравы теперь такие, знаете, эмансипе и прочая и прочая.

– И верно. Верно. Вы не курите? – обратился он к Ольге.

– Нет, – коротко ответила госпожа Колбинская и отвернулась.

В коридоре опять завозился делопроизводитель и позвал к себе начальника. Рядом с рассыпанным табаком под приставным столиком господин Самолётов нашёл торчащий из стены гвоздь с клочком манжеты от рубашки покойного.

– Ага. Значит, его волокли, он зацепился рукавом и надорвал манжету. Волокли, – задумчиво произнёс господин Громыкин, поглаживая себя по бороде.

– Но зачем нужно было его переносить? – спросил делопроизводитель.

– Вопрос прекрасный. Ответ неизвестен, – сказал дознаватель.

– Как думаете, жена могла это сделать? Директор гимназии тяжёлый.

– Она могла найти помощников. Могла.

– Но как они заставили его выпить яд? – не сдавался молодой человек. – Подмешали в чай?

Господин Самолётов встал, наконец, с колен. И сей же час опять склонился. Там же, за изящно изогнутой ножкой столика лежала плотная синяя нитка. Делопроизводитель поднял её вверх, оглядывая со всех сторон.

– Обыщите весь дом, осмотрите одежду, – распорядился дознаватель.

Иван Филаретович в сопровождении хозяйки дома и кухарки осмотрел всю одежду убитого, однако, синей плотной ткани не нашлось. В гардеробе его жены также не значились синие вещи.

Ольга сидела в плетёном кресле на веранде, залитой солнцем, и щурилась. Кажется, наступило бабье лето. День выдался тёплый. Осеннее солнце как будто торопилось согреть Санкт-Петербург и его окрестности напоследок. Господин Громыкин, вероятно, специально её так усадил. Сам же он встал спиной к свету и спокойно рассматривал главную подозреваемую. Анхен уселась на плетёном диванчике, а господин Самолётов стоял подле начальника.

– Где Вы были вчера днём, вечером и ночью? Где? – спросил, наконец, рыжебородый дознаватель.

– Днём была в гимназии. Потом навещала подругу. Вечером приехала домой и спать легла, – нисколько не смущаясь яркого света в глаза, ответила госпожа Колбинская.

– Вы ведь два года всего были женаты. Так? – задал он неожиданный вопрос.

– Так, – нехотя согласилась Ольга, не понимая, куда он клонит, но чувствуя подвох.

– Почему же Вы спали раздельно с мужем? – господин Громыкин начал ходить туда-сюда, но глаз с вдовы не спускал.

– Да как Вы смеете задавать такие вопросы даме?! – прошипела Ольга, вставая.

– Поверьте, сударыня, я задаю такие вопросы не из праздного любопытства. Нет, – подошёл к ней дознаватель и рывком усадил на место.

Ольга вся скукожилась от его прикосновения и, подчинившись его воли, села обратно.

– Да, мы давно не спали вместе. Это неудобно. Иван Дмитриевич работал по ночам и любил натопить посильнее. У него руки шибко мерзли. А мне было душно, невыносимо жарко, – сказала госпожа Колбинская и опустила голову, уставившись на свои колени.

– Как Вы объясните то, что такие важные бумаги оказались у Вас под лифом платья? – продолжал наседать господин Громыкин.

– Просто я нашла завещание перед вашим приездом и испугалась – муж мёртв, вазы пропали. Я поняла, что подумают на меня, – сказала Ольга и зарыдала, закрывая лицо руками.

– Анна Николаевна, – оторвал художницу от созерцания допроса делопроизводитель. – Идёмте со мною.

– Куда?

– Идёмте. J'ai besoin d'un service. Помощь понадобится, – ответил господин Самолётов, не отвечая однако на вопрос.

Они вдвоём вышли из дома убитого, прошли к калитке через двор, утопающий в зелени, и оказались на дачной улице. Экипаж полиции стоял у ворот. Кони переминались с ноги на ногу в ожидании пассажиров. Иван Филаретович огляделся – влево, вправо. У соседнего дома стоял старик. Видно было, что из прислуги.

– А что, отец, у кого живёшь-то? – по-свойски начал разговор господин Самолётов.

– У господ-с в третьем доме, – показал он рукой куда-то назад.

– Из посторонних видел кого?

– Да воно их скока, посторонних-то, – сказал дед, указывая на городовых, обыскивающих территорию.

– Да нет. Не из наших. Из чужих, – усмехнулся делопроизводитель.

– Из чужих, говорите, – задумался дед. – Была вроде бричка вчерась. Не видел её я раньше-то.

– А ну-ка, отец, давай-ка поподробнее про бричку. Во сколько ты её видел? – оживился господин Самолётов, вытаскивая из кармана жилета часы на цепочке.

– Да нешто у меня часы водятся? Скажете тоже, барин, – удивился старик. – Поздно было. Да. Я же на рыбалку пошёл вечернюю. Смотрю, бричка едет не нашенская. Сначала туда поехали, потом воротились.

– Что за бричка? Описать можешь?

– Темно было. Может чёрная, может тёмно-красная, не разглядел я, барин.

– А ездоков разглядел? Мужчина, женщина? Кто в ней сидел? – наседал делопроизводитель.

– Не могу знать, вашблагородие, – развёл мужик руки в стороны.

– Что-то ещё? – разочарованно спросил господин Самолётов, не ожидая больше деталей.

– Вспомнил! – воскликнул старик, обрадовавшись. – Звук странный из брички доносился. Ага. Как будто стекло тренькнуло. Вот.

– Анна Николаевна, прошу Вас, нарисуйте с его слов ночной экипаж. L'equipage.

– Попробую я.

Анхен принялась за работу, периодически уточняя детали. Лошадей сколько – одна или пара? Рессоры были? С верхом или без? Верх кожаный, плетёный?

Господин Самолётов тем временем ещё раз обошёл посёлок, но ничего путного узнать ему не удалось – никто не видел посторонних, да и загадочную тренькающую бричку тоже не видели. Когда рисунок был закончен, они вернулись в дом.

– Кто знал про вазы? – продолжал допрос на веранде господин Громыкин.

– Все знали! – закричала вдова. – Все. Никакой здесь тайны не было.

– А Вы знаете, кто ездит на тёмно-красной бричке, – вклинился в разговор господин Самолётов.

– Нет.

– Да она в сговоре с ворами и убийцами! – выскочил на веранду Степан.

– Вы думаете, я сама себя обокрала? – возмутилась Ольга.

– Не себя, а меня обокрала! Батюшка мне оставил вазы. Мне! – закричал наследник.

– Разрешите доложить, – кашлянул городовой.

– Докладывайте, – кивнул дознаватель.

– Письмо-с, – сказал городовой, протягивая ему сложенную и запечатанную бумагу.

Господин Громыкин открыл послание и быстро пробежал его глазами.

– М-да. Опять загадка, – сказал он. – Письмо сие от адвоката. Он извиняется, что не может приехать. Пишет, что консультацию господину Колбинскому даст завтра.

– Что за консультацию? – спросил делопроизводитель.

– Неизвестно, – округлил узкие глазки рыжебородый дознаватель. – Сударыня, Вы собирайтесь. Собирайтесь, да. С нами поедете.

– Вот ты и поедешь на каторгу! Туда тебе и дорога! – продолжал нападки Степан. – И адвокат