Осколки чести - Лоис Буджолд

— Мог он выстрелить вам в спину?

— Никогда. Врезать по физиономии — пожалуйста. По правде говоря, именно за это он и был наказан в тот раз. — Форкосиган задумчиво потер подбородок. — Но вооружить его до зубов и оставить у себя за спиной в бою можно не колеблясь.

— Похоже, он просто форменный псих.

— Знаете, многие люди говорят то же самое. Но мне он нравится.

— И вы еще говорите, будто это мы, бетанцы, устраиваем из жизни цирк!

Форкосиган пожал плечами, немало позабавленный последней репликой.

— Ну, всегда полезно потренироваться с кем-то, кто не боится сделать тебе больно. Пережить очередную схватку с Ботари на ринге — это значит снова почувствовать остроту жизни. Хотя я все же предпочитаю, чтобы эта сторона наших взаимоотношений ограничивалась спортивным залом. Могу себе представить: Раднов втянул Ботари в этот заговор, даже не разобравшись толком в его убеждениях… Ведь сержант кажется как раз таким типом, которому можно поручить грязную работу — ей-богу, готов поспорить, что именно так Раднов и сделал! Молодчина Ботари.

Корделия поглядела на Дюбауэра, безучастно стоявшего рядом с ней.

— Боюсь, что не могу разделить ваш энтузиазм. Он чуть не убил меня.

— Я и не утверждаю, что он гигант мысли или оплот нравственности. Он — очень сложная личность с крайне небогатым диапазоном выражения чувств, и в жизни ему пришлось нелегко. Но на свой извращенный лад он весьма достойный человек.

Почти незаметно земля у них под ногами пошла на подъем — они уже приблизились к подножию горы. Перемена была отмечена постепенным наступлением растительности: редкий лесок подпитывался множеством маленьких ручейков из тайных источников горы. Родники били на южном склоне, огибая подножие пыльного зеленого пика высотой километра в полтора, круто вздымающегося над более пологим основанием горы.

Волоча за собой спотыкающегося Дюбауэра, Корделия в тысячный раз мысленно проклинала выбор оружия барраярцев. Когда мичман упал, рассадив себе лоб, ее горечь и раздражение вырвались наружу.

— Ну какого черта вы не желаете пользоваться цивилизованным оружием? Я бы скорее доверила нейробластер шимпанзе, чем барраярцу. Вам бы только палить, головорезы безмозглые. — Очухавшийся Дюбауэр сел, Корделия вытерла ему кровь грязным платком и присела рядом с ним.

Форкосиган неловко опустился на землю напротив них, осторожно вытянув перед собой больную ногу, выражая таким образом молчаливое согласие с идеей устроить привал. Он взглянул в ее напряженное, несчастное лицо и решил ответить на риторический вопрос со всей серьезностью.

— Я испытываю неприязнь к парализаторам: в подобных ситуациях они часто оказываются бесполезны, — задумчиво произнес он. — Любой, не задумываясь, бросается под его выстрел, так что если противников много, вас в конце концов обезоружат. Я видел, как люди погибали из-за того, что полагались на парализатор, хотя вполне могли бы остаться в живых, будь у них при себе нейробластер или плазмотрон. Нейробластер обладает реальной властью.

— Зато можно не колебаться, применяя парализатор, — многозначительно заметила Корделия. — Ошибка вполне поправима.

— А что, вы бы колебались, применяя бластер?

— Да. Я вообще вряд ли взяла б его в руки.

— А, вот как.

Меж тем ее одолело любопытство:

— А каким образом им удалось убить того человека из парализатора?

— Не из парализатора. Его обезоружили и забили ногами до смерти.

— Ох. — желудок Корделии сжался. — Надеюсь, он… он не был вашим другом.

— Представьте себе, был. И он разделял ваше отношение к оружию. Мягкотелость. — Он нахмурился, глядя вдаль.

Они с трудом поднялись на ноги и побрели дальше через лес. Барраярец попытался помочь ей с Дюбауэром, но мичман в ужасе шарахался от него, да и больная нога тоже порядком мешала, так что ему пришлось отказаться от этой затеи.

После этого Форкосиган замкнулся в себе и стал куда менее разговорчив. Похоже, теперь все его внимание было сосредоточено на том, чтобы заставить себя сделать очередной шаг вперед. Он начал бормотать что-то себе под нос. Корделия с ужасом представила себе, как он теряет сознание и начинает бредить… Вряд ли ей самой удастся отыскать среди членов его экипажа верного человека. Очевидно, что ошибка в суждении может оказаться смертельной. И хотя нельзя сказать, что все барраярцы казались ей одинаковыми, она невольно вспомнила старую загадку, начинавшуюся со слов «все критяне — лжецы».

Ближе к закату, когда они пробились сквозь участок густых зарослей, их взору внезапно предстала поляна удивительной красоты. По черным камням, блестевшим словно обсидиан, бежал пенный водопад, подобный каскаду напоенных светом кружев. Солнце вызолотило травы, растущие по берегам ручья. Высокие темно-зеленые тенистые деревья обрамляли это чудо, словно драгоценный камень. Опершись на палку, Форкосиган некоторое время созерцал открывшуюся им картину. Корделия подумала, что никогда еще не видела более усталого человека, хотя, конечно, у нее не было зеркала.

— Осталось пройти еще километров пятнадцать, — сказал он. — Не хотелось бы заявляться туда среди ночи, в темноте. Остановимся на ночь здесь, отдохнем как следует, а утром доберемся до места.

Они плюхнулись на мягкую траву и долго любовались великолепным огненным закатом, точно утомленные пожилые супруги. Наконец подступившие сумерки заставили их встать и приняться за свои обычные заботы. Они умылись в ручье, и Форкосиган наконец разделил с ней свой неприкосновенный запас — плитки барраярского полевого рациона. Даже после четырех дней овсянки и рокфора они показались крайне неаппетитными.

— Вы уверены, что это не растворимые ботинки? — жалобно спросила Корделия, поскольку по цвету, вкусу и запаху кушанье больше всего походило на тонко измельченную и спрессованную обувную кожу.

Форкосиган язвительно усмехнулся.

— Они органические, питательные, могут храниться годами… видимо, и хранились.

Корделия улыбнулась, пытаясь прожевать сухой и жесткий кусок. Она покормила Дюбауэра — хотя он все время пытался выплюнуть еду, — умыла его и устроила на ночь. Сегодня у него не было припадков, и она надеялась, что это было знаком некоторого улучшения его самочувствия.

Земля все еще дышала приятным теплом жаркого дня, в тишине нежно журчал ручей. Корделии страшно хотелось уснуть на сотню лет, как заколдованной принцессе. Но вместо этого она заставила себя встать и вызвалась дежурить первой.

— По-моему, вам нужно сегодня как следует выспаться, — сказала она Форкосигану. — Я две ночи из трех несла короткую вахту. Теперь ваша очередь.

— Вовсе не нужно… — начал он.

— Если вы свалитесь, то я пропаду здесь, — жестко напомнила она. — И он тоже. — Она ткнула пальцем в сторону дремлющего Дюбауэра. — Я хочу, чтобы завтра вы могли держаться на ногах.

Сдавшись, Форкосиган принял вторую половинку болеутоляющего и лег на траву. Но сон не шел к нему, и он наблюдал за нею сквозь полумрак. Его глаза мерцали в темноте лихорадочным блеском. Когда она закончила обход и присела рядом с ним, он приподнялся и оперся на локоть.

— Я… — начал он и стушевался. — Вы совсем не такая, какой я представлял себе женщину-офицера.

— О? Ну, вы тоже совсем не такой, каким я представляла себе барраярского офицера, так что, я полагаю, мы квиты, — ответила она, и тут же добавила с любопытством: — А чего вы ожидали?

— Ну… не знаю. Вы такой же профессионал, как и любой офицер, с которым мне доводилось служить, и при этом не пытаетесь… имитировать мужчину. Это поразительно.

— Да нет во мне ничего такого, — возразила она.

— Тогда, должно быть, Колония Бета — просто необычайное место.

— Планета как планета. Ничего особенного. Отвратный климат.

— Да, мне говорили. — Он подобрал прутик и начал ковырять им землю, пока не сломал. — Скажите, на Колонии Бета не бывает браков по сговору?

Она изумленно уставилась на него.

— Конечно, нет! Вот уж дикая идея. Похоже на нарушение гражданских прав. Господи, уж не хотите ли вы сказать, что у вас на Барраяре это практикуется?

— В моей касте — почти повсеместно.

— Неужели никто не сопротивляется?

— А никого и не заставляют. Обычно браки устраиваются родителями. Похоже, это срабатывает. Для многих.

— Ну, вероятно, это возможно.

— А как, э-э… как устраиваете это вы? Без посредников это, должно быть, очень неловко. Я имею в виду — отказывать кому-то прямо в лицо.

— Не знаю. Обычно это решают любовники, которые уже довольно долго живут вместе и собираются получить разрешение на ребенка. А заключать какое-то соглашение — это ведь все равно что сочетаться браком с совершенно незнакомым человеком. Вот это, по-моему, действительно неловко.