Тбилисский Излом, или Кровавое Воскресенье 1989 года - Анатолий Собчак

Когда мы только приступали к работе, казалось, что достичь какого-то единого мнения просто невозможно. И все же наша комиссия стала единственной из всех комиссий съезда, чье заключение подписали все ее члены.

Честная работа, которой ты весь отдаешься, не оставляет времени для амбиций. Ну что общего у генерала с неформалом из народного фронта? Но если оба заняты установлением истины, если оба в равной степени делят ответственность за результат своего труда, нет уже ни генералов, ни рядовых. Они оба из одной команды, матросы одного идущего к цели корабля.

Мы были заняты поиском фактов. Проверяя, перепроверяя, сомневаясь, споря друг с другом и, наконец, убеждаясь в правоте факта, мы вырабатывали общие подходы. И отсекали все недоказуемое или недоказанное. Когда общие выводы стали очевидны каждому из нас, была сформирована редакционная группа нашей комиссии. В нее вошли писатель Борис Васильев, академик Олег Газенко, генерал Александр Голяков, профессор Александр Яковлев. К ним присоединились вскоре журналист из Литвы Витас Томкус и Хардо Аасмяэ из Таллинна.

Мы уехали за город и в пансионате "Известий" на Красной Пахре в течение десяти дней – с утра до вечера – спорили над каждым словом. Десятки и десятки раз мы переписывали заключение комиссии.

Было это так: мы поделили между собой разделы заключения, и каждый написал свой. Потом обсуждение каждой фразы, каждого слова. И – новая редакция. И вновь обсуждение. Здесь, выверяя каждый оттенок мысли, мы, как прачка воду из белья, отжимали эмоции и двусмысленности, выверяли логику и шлифовали стиль.

Я и сегодня с благодарностью вспоминаю эти дни, общение с прекрасными и высокими людьми, соавтораминашего заключения. И при нынешних разброде и смуте в обществе, при, казалось бы, взаимонеприемлемых позициях и взглядах тоже, убежден, можно найти общий язык, можно прийти к согласию и взаимопониманию. Если, конечно, все стороны честны и действительно желают достичь результата, желают служить Истине и своему народу.

ГЛАВА 3

Свободное общество – это всегда общество диалога

События в Грузии назревали давно. Как и повсюду в стране, перестройка обнажила все язвы. То, о чем раньше предпочитали молчать, стало открыто обсуждаться в печати, на радио и телевидении. Все новые и новые факты преступлений, совершенных против народа и утаенных от него за 70 с лишним лет Советской власти, не могли никого оставить равнодушными. Правда о непомерной цене, заплаченной в Отечественную войну, о ГУЛАГе, о миллионах погибших, о геноциде против собственного народа, который не имеет аналогов в истории, наслаивалась на недовольство повседневной жизнью с постоянным унижением человеческого достоинства, коррупцией, привилегиями стоящих у власти "слуг народа" от Коммунистической партии. Естественно, когда появилась возможность открыто говорить о том, о чем раньше и задумываться было не положено, то все это выплеснулось на улицы и площади.

В Грузии недовольство людей было особенно велико, а авторитет правящей коммунистической элиты был давно утрачен. Противостояние существующей власти возглавили бывшие диссиденты, в основном представители гуманитарной интеллигенции, которые взяли на вооружение национально-патриотические лозунги.

Я постоянно задавал себе тогда вопрос: а если бы в это кипящее время руководство Грузии не отсиживалось в кабинетах, вышло бы к народу – смогло бы оно найти путь к его душе? Сегодня это уже невозможно представить. Но тогда… тогда еще был запас веры, очень малый, правда, но был. И это показал ноябрь 1988 года, когда волнения в Грузии были ничуть не меньше, чем будущей весной.

Тогда, в начале ноября, в Тбилиси на территории ипподрома на митинг собралось до 30 тысяч человек. И этот всплеск политических страстей был вполне объясним. С одной стороны, союзное правительство выдало свой печально знаменитый антидемократический Указ о порядке проведения митингов, демонстраций и уличных шествий, с другой, грузин очень взволновали поправки к Конституции СССР и проблема национального языка.

Уже осенью над головами собравшихся реяли старые флаги Грузии и транспаранты: "Да здравствует независимая Грузия!", "Требуем демократической многопартийной системы!" По тем временам эти призывы воспринимались руководством республики как экстремистские и преступные.

Впервые неформальные организации Грузии серьезно заявили о себе именно тогда, в ноябре 1988 года, организовав в двадцатых числах массовую голодовку студенческой молодежи перед Домом правительства.

Начиная с 23 ноября "Меотхе даси" и национал-демократическая партия Грузии ведут непрерывную подготовку митинга-протеста, приуроченного к сессии Верховного Совета СССР. Интенсивная работа шла и в студенческой среде. Как потом отчитывались об обстановке официальные власти – "несмотря на проведенную инстанциями разъяснительную и предупредительную работу, предотвратить проведение митинга 29 ноября не удалось". Руководство республики утратило контроль над ситуацией, оказалось неспособным самостоятельно стабилизировать положение. В Москву полетели истерические просьбы об оказании помощи, вплоть до использования войск. Обращение к грузинскому народу Михаила Горбачева и активная поддержка со стороны грузинской интеллигенции сняли тогда напряжение, но это был первый звонок для грузинской Компартии и руководства республики. К несчастью, они его не услышали, а может, были не в состоянии услышать. Не исключено, что именно помощь Горбачева осенью 1988 года в очередной раз позволила всем коммунистам "расслабиться" и закрыть глаза на те процессы, которые происходили в республике. Они так и не осознали, что время политически комфортной жизни для компартии прошло. Почему? Скорее всего именно оттого, что десятилетия компартия была единственной и правящей. Все, что бы она ни диктовала – умное ли, бредовое ли – все исполнялось. Истина оставалась одна, инакомыслие и инакодействие подавлялись и уничтожались. А законы? Как очень давно сказал Цезарь: "Оружие и законы не уживаются друг с другом". Законы отступили надолго, на 70 лет.

По сути, правящая партия овладела лишь навыками уничтожения политических противников и оказалась неспособной к открытой дискуссии, к политическим методам борьбы на равных для обеих сторон условиях. Еще на заре революции компартия уничтожила не только своих откровенных врагов, но и возможных потенциальных противников. Сначала были закрыты оппозиционные и просто независимые органы печати, а вслед за этим последовал запрет на деятельность всех политических партий, кроме большевистской. И равных условий борьбы просто не стало. Как исчезло и само понятие политической борьбы. Остались лишь "ум, честь и совесть эпохи" – в лице Коммунистической партии СССР.