Хроники Центрального Континента. Книга 3. Стражи Пылающей Ямы - Андрей Акимов

Элливиана очень часто ощущала сущность Рены где-то глубоко внутри, за неизведанными границами подсознания. Она чувствовала, что та пытается сохранить свой образ в живых и как-нибудь вернуться в оболочку на правах законной владелицы. Но дело было сделано, все точки расставлены, ничего было уже не изменить. Все знания и опыт Рены теперь перешли Элливиане. Но самым грандиозным и неожиданным для нее приобретением оказался магический дар и способности, которые она уже научилась частично использовать в своих целях. Это было просто потрясающе!

Навыки зельеварения и способность колдовать позволили ей отравить и сделать своей бездумной марионеткой правителя королевства Южных Клочков. Из памяти Рены Элливиана знала, что однажды Векториусу Дарну довелось повстречаться с колдуньей, когда та еще была в образе маленькой девочки. Они даже пережили вместе опасное приключение и чудом остались живы. Это обстоятельство позволило Элливиане, уже будучи в оболочке взрослой Рены, сыграть на чувствах Векториуса, когда они внезапно повстречались в одном из городов песчаного королевства. И, разумеется, такой сентиментальный и романтичный человек, как Дарн, не устоял перед очарованием повзрослевшей старой знакомой, превратившейся в знойную красотку.

Все остальное было делом техники. Он сам загонял себя в ослепляющий кокон всепоглощающей влюбленности. Ей оставалось только подыгрывать и вовремя давать ему то, от чего он и вовсе терял рассудок – свое тело. И вот, все, что было возможно, из этого союза она вычерпала. Оставив правителя южных островов наедине с кошмарными видениями и прихватив необходимое количество средств и припасов, плутовка вернулась на Центральный континент, чтобы сплести собственный узор на полотне его истории.

В придачу ко всему прочему ей достался перстень с кристалликом, заряженным от ставшего частью архаичных легенд артефакта магической энергией, которая останавливала возраст носителя на месте. В прошлой жизни у нее имелся подобный предмет, и Элливиана за счет него еще тогда прожила множество бурных лет в образе, неизменно хранившем ее красоту и здоровье. Теперь же, когда подобную вещицу уже почти невозможно было достать, девушке посчастливилось беспрепятственно завладеть ею. Сейчас у нее было все: красота и молодость, многолетний опыт из чужой и собственной памяти плюс магические способности, отличная маскировка и готовая стратегическая цепочка возможных действий. Оставалось не медлить.

Элливиана шла вслед за Роном, мерно ступающим по внушавшим доверие кочкам и островкам. Зверь был внимателен. Он пристально вглядывался в сумерки, все плотнее обволакивающие ареал подсвеченный факелом, постоянно прислушивался к окружающим звукам, принюхивался, ища признаки враждебных намерений. Но никаких агрессивно настроенных объектов поблизости не обнаруживалось. Все было подозрительно спокойно и безмятежно, хотя согласно окрестным слухам, которых они почерпнули в последних попавшихся на пути тавернах, на этих болотах можно было запросто стать добычей гигантских змей, рогатых жаб, хищных растений и прочей нечисти, среди которой вполне могли попасться невиданные ни кем ранее порождения заболоченной лесной глуши.

К рассвету они без происшествий добрались до густых зарослей багульника, растянувшихся на пару десятков ярдов вширь. По бокам от простилавшегося вдаль широкого коридора из кустарника с сомнительной репутацией распластались опасные трясины, из которых доносилось нескончаемое издевательское жабье кваканье. На приличном расстоянии друг от друга над багульником высились небольшие сосенки, расставленные неравномерно, будто нетрезвым художником этой мрачной замутненной легким туманом картины. Где-то далеко на краю этого ощетинившегося лабиринта численность сосен увеличивалась, и горизонтом становился рослый сосновый бор.

– Дальше идти буде сложнее, – обратилась девушка к зверю. – Тот, кто описывал мне этот маршрут, предупреждал, что на этом участке многие потеряли себя.

Рон прорычал нечто неразборчивое, но она поняла, что его такое предостережение впечатлить не могло.

– По словам того человека, – продолжала Элливиана, – здесь помимо вредных паров багульника иной раз появляются какие-то органические споры, затуманивающие голову пагубными кошмарами.

Воспоминание о скупом на подробности рассказе Контроса про эти топи приносилось невнятным эхом из глубин сознания, связанных с первой жизнью.

На сей раз ей показалось, что зверь глухо усмехнулся. Что могло явиться кошмаром для ее питомца? Он сам отчасти являлся воплощением чьих то кошмаров (а если уж быть честной с собой, скорее, ее собственных), а его больше звериный склад ума уже не мог вообразить, что бы такое могло его испугать. Разве что угроза его госпоже.

– Я хочу, чтобы ты отнесся к этому серьезно, Рон. Следи за своим самочувствием, смотри за моим поведением. Если будешь уверен, что что-то не так, принимай меры, какие сочтешь уместными.

Она и сама достаточно поверхностно представляла себе то, о чем предостерегала зверя. Его и впрямь могло совершенно не затронуть воздействие этих невероятных частиц. Мало того, их могло и не существовать вовсе. Про подобные места нередко выдумывают тучи небылиц, дабы приукрасить рассказ о скучном переходе через топи. Тем не менее, Рон всем своим видом отобразил предельную серьезность и внимание. Приказы госпожи не могли вызывать сомнений или опровержений.

Они снова двинулись вперед. Комаров и большинства других насекомых стало ощутимо меньше. Высота кустов в самых пиковых местах не превышала трех футов. Сильно загнутые вниз концами листики имели рыжеватый окрас нижней войлочной поверхности. Местами попадались отдельно стоящие кусты голубики с характерными небесными крапинами ягод.

Путники старались обходить скопления кустов по естественным просветам между ними, но если траектория начинала излишне кривить и увеличиваться, шла в ход сила бугристых рук Рона. Зверь сильными рывками выдирал кусты вместе с комьями влажной земли и прокладывал таким способом более прямой маршрут, чем изначально пытались продиктовать ядовитые заросли.

Уже через полчаса Элливиана ощутила, что мало-помалу голова ее начала болеть. А еще некоторое время спустя начала просто раскалываться от разыгравшейся боли. Девушка невольно начала двигаться медленнее. Концентрация ускользала от нее добрыми порциями, однако девушка крепилась и пыталась не поддаться накинувшейся хвори до последнего. Порой ее ноги подкашивались, зацепляясь за торчащие корни, либо проваливаясь в маленькие углубления. Элливиана ни как не желала признать очевидного превосходства паров болотного растения над своим организмом и упрямо продолжала плестись за своим мощным спутником.

Рон почти ежеминутно оглядывался на госпожу. Он слышал, что она тяжело дышит, видел испарину на ее лбу, лицо, искаженное молчаливым страданием. Но она не просила помощи, хотя он без труда смог бы нести ее на руках, но в этом случае не смог бы справляться с кустами, и путь увеличился бы в разы. Сам он тоже чувствовал воздействие паров багульника, но в нем они не могли породить ничего, кроме излишнего нервного возбуждения.

Диск не появлялся, не смотря на то, что утро уже было далеко не ранним. Начало дня выдалось пасмурным и туманным. Путники продолжали изнурительное продвижение через стелящийся между непроходимыми трясинами проход, источающий отравляющие пары. Как назло, погода, хоть и корчила из себя скверную, была абсолютно безветренной, что еще более усугубляло ситуацию на территории губительного кустистого пробора. Свежий воздух не прилетал, словно опасался этого скверного места.

Проходя рядом с очередной невысокой сосной, зверь увидел, как из под ее кроны, поблескивая и отливая бирюзовым призрачным сиянием, устало сползали по воздуху диковинные частицы. Он даже остановился, чтобы рассмотреть их, словно запутавшихся в легкой пелене тумана и зависших на полпути к земле вокруг него. Там под нижними ветвями соснового дерева, откуда они осыпались, темнело что-то вроде продолговатого приросшего к стволу кокона.

Зверь понимал, что это, скорее всего и были те самые споры, грозящие напугать и лишить воли случайно оказавшегося рядом путника. Но на него они, похоже, повлиять не могли, и Рон решил добыть этот кокон для своей госпожи. Ведь она точно сможет придумать, как распорядиться подобной находкой с пользой для себя. Он уже потянул руки к своей цели, как вдруг его окликнул мужской голос:

– Рон!

Он устремил взгляд в сторону оклика.

– Рон Сколл, а тебя что не касается то, что велели всем?

К нему обращался настоятель храма Стеклянного Стиля, воспитанником которого Рон был когда-то в давно стертой из сердца и разума реальности. Он осмотрелся вокруг. Они стояли напротив друг друга у главных ворот храма. Горы со всех сторон обступили обитель мастеров и учеников древнейшего искусства магического боя и праведного бытия. Створки ворот поблескивали тысячами впаянных стеклянных фрагментов. Аллея позади настоятеля, ведущая к комплексам храмовых построек, по бокам была обставлена фигурами на постаментах. Он знал, что они всегда были там, но они должны были быть выполнены целиком из хрусталя. Те статуи, которые сейчас находились на постаментах, являлись растерзанными или израненными людьми, покрытыми поблескивающей оболочкой из стекла. На залитых кровью лицах застыли выражения мук и страданий.