"Эль Гуахиро" - шахматист - Юрий Папоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером лейтенант — это для него не составит никакого труда — черкнет против названия их моторной лодки «Манглес» крест, что будет означать: лодка возвратилась в порт. В то время, как предполагалось, перед заходом солнца Кинтана вручит сотню «гамильтонов» Гарсии, высадит его на островке, а сам уйдет в море. Гарсия же пересечет островок пешком до пляжа у маяка «Эскивель» и возвратится в Ла-Исабель на последней шаланде вместе с отдыхающими. Таков был план, сообщенный Кинтане. Однако в действительности расчет строился совсем на другом.
Весь день, пока они стреляли рыбу, готовили еду и отдыхали в ожидании захода солнца, Луис нервничал. Кинтана без труда это заметил, насторожился. Ему решительно не понравилось то обстоятельство, что Гарсия вдруг потребовал выдать ему доллары задого до наступления сумерек, — он сказал, что оставит Кинтану одного с лодкой и уйдет раньше. Все это сработало, и «красавчик», когда подошло время расставаться, изловчился и неожиданно съемочной рукояткой от руля ударил Гарсию по голове, связал ему руки, снес в лодку, побросал в нее снаряжение, завел мотор и, минуя островки, покрытые мангровым лесом, неуверенно направился в сторону Сотавенто. Кинтана намеревался обогнуть коралловый остров слева, выйти в открытое море и, ориентируясь по маяку «Мэгано», идти к банке — отмели Кай-Саль.
Луис очнулся и сразу же почувствовал сильную тупую боль в затылке. Первой его мыслью было: «Легко отделался — черепок, должно быть, вспух, но не раскололся. Значит, пока все идет как надо». Лежа ничком, он попытался пошевелить ногами. Но они, как и руки за спиной, были связаны. Мерно стучал мотор, и лодка легко скользила по небольшой волне. «Если не выбросил за борт, значит, боится остаться один. Не уверен, Ночью в море одному страшно. Подлец! Скорее всего польстился на тысячу долларов. Стало жалко. А может… Кто его знает, что думает этот гад» Волна пошла крупнее, Гарсия с трудом открыл глаза и определил по равномерно вспыхивавшим отблескам на борту, что они уже находятся в зоне действия маяка «Мэгано». Значит, выходят из пролива. Перевернуться на спину стоило огромных усилий. Голова раскалывалась.
— За что? — спросил Луис и испугался своего собственного голоса. «Что думает сейчас обо мне Педро? Стакан бы холодного пива…» — За что?
— Не скули! Еще будешь рад, — ответил Кинтана. — Посмотри лучше, правильно ли идем. Я на море, как рыба в пустыне.
— Денег пожалел, мерзавец! За все, что я сделал, так платишь? Отпусти хоть сейчас. Я не хочу туда. Мне туда нельзя, — умолял Луис.
— Если поможешь, слово даю: деньги отдам! Да еще расскажешь по радио, как пять дней паршивую справку получить не мог и про все другое, и про кока-колу, которую пить нельзя…
— Развяжи! Говорю тебе в последний раз. Отпусти, пока берег рядом. Доплыву…
— Идиот, акулы сожрут!
— Не твое дело Отпусти… Потом пожалеешь.
— Заткнись! Еще угрожать вздумал, — грубо прикрикнул Кинтана.
Гарсия видел, что лодка шла верным курсом — строго на Полярную звезду, поэтому замолчал. Предвкушая удачный исход, он думал: «Погоди, таракан, в золу запрячешься, когда куры пировать станут. Погляжу я на тебя тогда».
К вечеру следующего дня «Манглес» заметили рыбаки с острова Кай-Саль, взяли на буксир, повели в порт.
Как только они подошли к причалу, Кинтана отправился в селение. Возвратился он менее чем через час в веселом настроении. От него попахивало джином, он был чисто выбрит, одет во все новенькое. Вместе с ним в полицейский участок пришел представитель «Рефужи»,[21] предъявил удостоверение, и Гарсию выпустили.
В отдельном коттедже, где, Луис был уверен, под видом организации помощи беженцам размещалась резидентура ЦРУ, Гарсия наотрез отказался что-либо говорить. Он потребовал встречи с представителями властей США. Его отправили в Майами. Там офицеру иммиграционной службы он заявил, что он вовсе не Гарсия, а Рамиро Фернандес, что не желает встречи с прессой, что ни один фотограф не должен его видеть и что о нем немедленно следует сообщить руководству «Альфы-66».
Узнав об этом, Кинтана заволновался. Дело принимало для него явно неприятный оборот. Из-за тысячи долларов портить отношения с руководством «Альфы»… Нет, это не входило в его планы, и он, не задумываясь, заявил американцам и своим из «MRR»,[22] членом которой был, что притащил Гарсию с собой, так как тот связан с «Х-2».[23] «Уж очень у этого типа все складно получалось», — настаивал он в подтверждение. Руководство «Альфы» не поверило выдумке Кинтаны. В нее не поверили и работники ЦРУ, с которыми Рамиро Фернандес был связан. Однако железный закон подозрительности и недоверия, царящий в ЦРУ, действовал неумолимо. Для Рамиро наступили тяжелые дни.
Встречу с представителями «Альфы» ему не устроили. Вместо этого передали в руки Федерального бюро расследований, где начались допросы на «детекторе лжи».
Все это было Рамиро хорошо знакомо — и отвратительное ощущение прикосновения к телу холодных присосок, и яркий, ослепляющий свет в глаза, и специальные таблетки, и бессонные ночи. Но тогда в душе, в сознании его было иное. А что если сейчас их аппарат сработает? Что если их методы раскроют его истинное намерение? «Клянусь я в бой идти без страха, пусть дыба ждет меня и плаха!»[24] — вспомнил он слова Педро Родригеса, сказанные на прощание, и Рамиро впервые за много лет почувствовал, что нет у него в душе этого прежнего обреченного: «А, все равно!» Теперь хотелось победить.
Еще на Кубе, когда они с Родригесом прорабатывали вариант «детектора лжи», Педро советовал во время допросов мысленно читать стихи. Поэтому но первый «сеанс» Рамиро Фернандес пошел, повторяя про себя четверостишие Хосе Марти.
Моя Куба — как лес, одетый
Сумеречной вуалью печали.
Но я вижу, как черные дали
Светлеют в преддверье зари.
Допрос длился уже час, когда офицер ФБР неожиданно спросил:
— Вы агент Кастро?
— Я агент ЦРУ.
— Кто вербовал вас на Кубе?
«Чтоб жизнь была достойной, мы должны оправдывать ее борьбой и смертью».
— Я завербован в шестидесятом в Майами Эверфельдом.
— Кем еще? На Кубе!
— В Нью-Йорке мистером Громаном и мистером Фримэном.
— Мы знаем — вас перевербовали!
«Пусть я умру в борьбе — прекрасна смерть за родину и за свободу…»
Вслух Рамиро выпалил самую отборную ругань, которую знал.
— Говорю, меня силой привез Кинтана. Кретины!!!
Рамиро догадывался, что выигрывает. Он был абсолютно уверен в себе. Даже в самых глубинах сознания не было ни малейшего ощущения страха.
На очередной «сеанс» Рамиро шел, твердо зная, что выстоит.
На пятые сутки его посадили в новенький «бьюик» и повезли в направлении парка Эверглейдс к озеру Окичоби.
За высоким забором виллы тянулся тщательно подстриженный кустарник вдоль лабиринта аккуратно посыпанных желтым песком дорожек. То здесь, то там среди пышной зелени виднелись легкие строения. Тишина и безлюдие не вводили Рамиро в заблуждение. Он превосходно знал, что за каждой стеной этих «люкс-камер» находились на свободе опаснейшие из преступников, они разрабатывали планы, усваивали задания, готовились к действию…
Сопровождавший Рамиро мулат остановился у колонн парадного входа в сверкавшее белизной каменное трехэтажное здание. Дальше Рамиро повела миловидная рыжая девушка в очках. В комнате, куда он вошел, развалясь в креслах, сидели и курили Насарио Сархен, генеральный секретарь «Альфы-66», инструктор Сонни, давнишний работник ЦРУ кубинец Фернандо и еще двое неизвестных Рамиро американцев. Тот, кто сидел за столом, очевидно, был старшим по положению.
Рамиро поздоровался, вяло пожал протянутую руку представителя «Альфы», ругнулся крепким словцом и сел, не ожидая приглашения. Он еще не знал, что его показания были тщательно сверены с донесением Кинтаны. Анализ вскрыл, что Кинтана, сообщая те же факты, преподносил их явно тенденциозно.
— Извини, Рамиро, — первым заговорил Фернандо, — пока мы узнали…
Рамиро сжал зубы и пристально, с пренебрежением взглянул в сторону говорившего. Тот осекся.
— Чико, ты же знаешь, как я к тебе отношусь, — закартавил по-испански инструктор Сонни, встал, подошел к Рамиро и похлопал по плечу.
— Я не мальчик. Все понимаю. Но, пока не увижу Кинтану, нам не о чем говорить, — решительно ответил Рамиро по-английски.
— Гуд! Вот это мы и собираемся сделать, — сказал тот, кого Рамиро счел за старшего. — Надо все уладить. В таком деле всякое случается. Не надо горячиться раньше времени. — Он нажал на кнопку, вделанную в ручку кресла.
Почти сразу же в комнату вошел Кинтана и, кисло улыбаясь, протянул руку Рамиро, но тот в ответ, не вставая, резким движением левой нанес ему удар в живот. Кинтана согнулся и от второго удара в лицо полетел на пол.
