Везунчик (СИ) - Владимир Андрейченко

— Михалыч, — робко начал Артём, боясь зацепить сталкера за живое, — скажите, а разве у Вас в селе никто не погиб?

— Это ты про село бабки твоей, что ли? Царство ей… А — а-а! Вот ты о чём. Так это не наше со Стёпой село. Не было там у нас никого родных. При нашем промысле запасной аэродром нужон. Чтобы, значит, поближе к Зоне, да без знакомых. Разговоров меньше и вопросов. Кто, зачем, да откуда… Мы же здесь себе дома старые накупили. Ну, якобы, для дачного участка. От города чтобы, типа, отдыхать… Наши настоящие дома далеко отсюда. А ты, наверное, грешным делом подумал, что мы бессердечные такие, да? Семьи погибли, а нам — хоть бы хны?

— Ну, да…

— Мы, парень, о семьях именно и думаем. Иначе, зачем бы лезли в Зону за товаром? Денег больших стоят Её побрякушки. Сам убедился уже. Вон, у Стёпы в рюкзаке, целое состояние на троих. Так что ты не переживай. У нас принято хабар поровну делить. Среди всех, значит. И тебя не обидим: дойдём до границы, сбагрим ценности, а денежки на троих поделим. Вот, считай теперь себя миллионером! Хе — хе — хе!

— А как Вы их продадите? Разве это не противозаконно? — до Артёма никак не доходило, что запрещённые вещи спокойно продаются и покупаются.

— Слышь‑ка, Везунчик, — не выдержал Сиплый, — ты, я смотрю, от жизни‑то реальной, и правда, шибко отстал! Или ты думаешь, что мы тут браконьерством или контрабандой какой занимаемся?

— Да погодь, Стёпа, — осадил напарника Квашня, — не наезжай на парня. Он, видать, и вправду впервые столкнулся с таким. Дико это ему… А тебе, Везунчик, скажу так. Я на собственном опыте знаю, а не понаслышке. Большинство артефактов людей чуть не с того света вынимает. Лечит, значит. Уж сколько народу с их помощью к жизни вернулось. Почитай, даже от рака, страшнее которого почти нет ничего, иные помогают. А это значит, что польза от них великая! Так чем же наша работа плоха, коли она людям добро несёт? Ты, конечно, скажешь, что это не работа… Тогда давай посмотрим с другой стороны. Вот представь себе: наняли нехорошие люди убийцу, чтобы, значит, мужичка одного со свету изжил. А он свою работу сделал на совесть. Убил «клиента», словом. Деньжищи получил за это. Вот ты мне и скажи: как его действия понимать? Работа или нет? Ты, конечно, скажешь опять, что не работа. Только ведь она разная бывает. С какой стороны посмотреть… А теперь представь, что у мужика того дочка любимая и единственная при смерти была. Махонькая ещё совсем. А мужик этот — ветеран различных действий боевых, герой, да все дела… А ведь государство, которое его в пекло событий отправляло и нуждалось в нём тогда, после того, как он инвалидом стал, да не мог больше свою работу тяжкую выполнять, ни капли совестью не грызлось. Забыло и не хотело вспоминать, когда он на задворках жизни оказался. И никто даже не желал думать, что теперь ребёнок его любимый, выросший без участия отца, в помощи нуждается… Так куда бедолаге податься? Какой выбор принять? Сохранить жизнь заказанному мужику или жизнь собственной дочки, коль неоткуда ему больше было деньги на лечение искать?.. Я, конечно, не оправдываю всех убийц, а особливо садистов или маньяков каких. Но такую ситуацию одобряю со всех сторон. Что молчишь, Везунчик? Растерялся? Вот она, парень, правда — матка. Завсегда своя‑то кровь ближе к телу бывает… Я уверен, ты тоже бы так поступил, когда б в подобной ситуации оказался. И ни о каком законе ты бы тогда совсем не вспомнил, раз государство само эти законы первым нарушает. Так что, работа бывает разной. Убийца, сантехник какой, или сталкер. У каждого своя дорога в жизни, свой выбор. А любую работу необходимо оплачивать, иначе, зачем же её тогда делать? Так что, деньгами этими брезговать брось! Ты их честно заслужил. Стёпу из беды вместе выручали? От собак вместе отбивались? Нафаня твой нам всем помогает? Вот, то‑то и оно!

Дальнейший путь к оврагу прошёл в почти полном безмолвии. Всех идущих одолевали невесёлые мысли. Каждый думал о своём. Только позади Артёма иногда чертыхался Сиплый, отвлекающийся от дороги на светящийся дисплей прибора. Отчего он часто оступался на небольших впадинах в земле или запинался о торчащие из травы корни деревьев. Чувствовалась близость болотистой местности. Пахло сыростью и тиной. А по земле, до высоты пояса человеческого тела стелилась слабая дымка рассеивающегося утреннего тумана. Артём поёжился, нервное напряжение и прохлада влажного воздуха заставили поднести руки к лицу и погреть ладони тёплым дыханием. Автомат, висящий на ремне, при этом движении соскользнул по руке с плеча до локтя и больно ударил раструбом ствола по коленке. Пришлось остановиться и потереть ушибленное место. Помня, что долгой заминки в движении делать нельзя, чтобы не потерять друг друга из вида, он хотел было пробежаться, пытаясь догнать ведущего. Но впереди уже показался спуск в лощину, а Квашня внезапно остановился и сам. Поэтому Артём, ускоривший шаг, едва опять не налетел ему на спину, но в этот раз успел вовремя среагировать и замер в двух шагах.

Всматриваясь в полупрозрачную пелену тумана, сталкер тихо произнёс:

— Пойдём пока по верху левого склона. Внизу аномалий несколько притаилось, чую я… Стёпа, глянь‑ка на приборчик свой. Чё там кажет?

— Штук восемь, Михалыч. Плотняком сидят. А справа ещё пара «Каруселей» за осинами. Грибочки, блин. Сказал бы я, какие «осиновики»… Сколько с тобой хожу, никак привыкнуть не могу к твоему чутью. Как это у тебя получается так дивно?

— Это, Стёп, не сразу началось. А в аккурат после того злополучного попадания в «Трамплин». Вот, как наваждение, вдруг «бац» по башке, типа — мало что ли поломался весь тогда? Хе — хе! Правильно говорят: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Только не советую никому так пробовать. Мне тогда повезло, а другому жизнь вместе с головой — долой. Ну что, готовы? Пошли помалу. Держитесь строго за мной. Думаю, что к обеду на просеку ЛЭП должны выбраться. Лишь бы какая зараза не помешала…

Квашня вновь смачно сплюнул. Артём сопроводил плевок взглядом, заметил шляпку мухомора в невысокой траве и презрительно пнул её ногой. Гриб разлетелся на части и скрылся в туманной низине оврага. Вдруг раздалось шипение сжатого воздуха, дымная пелена вскипела веретенообразным завихрением, подняв вверх куски дёрна, валяющиеся ветки и палую листву деревьев. А затем произошло некое подобие шумного взрыва, раскидавшего мелкой пылью то, что крутилось внутри воздушного мини — смерча. Парень недоумённо смотрел на происходящее, а резко присевший на корточки Квашня сказал поучительно:

— Вот оно тебе надо было, а? Я же сказал, идти строго за мной. Видал, что делается? Вот тебе наука. А если бы мы край её зацепили? Она тогда и нас бы туда утянула. И оставила ровно столько же запчастей, сколько от всего, что внутри её было…

— А что это такое?

— «Воронка», мать её в коромысло! А ты в неё грибом… Кстати, чем тебе гриб не угодил?

— Так ведь это мухомор…

— Мухомор, — передразнил Квашня. — И что с того?

— Так ведь поганка…

— Кому поганка, а кому лекарство от болезней! Не знаешь, что ли, что мухоморами лоси лечатся? Специально их ищут и едят. Уж не ведаю, что у них там болит, но то, что сохатые используют их как лекарство — факт. А ты — пинать. Тем более, вблизи аномалии. Думай на будущее о последствиях, прежде чем лишнее движение делать. Пошли дальше, только без подобных фокусов более.

— Слушай, Михалыч, — разрядил обстановку Сиплый, — а у меня тёща чем‑то заболела, так тоже мухоморы собирала, делала из них настойку на спирту и потом натиралась ею. Это к чему?

— А к тому, что ты по Зоне много бродишь, Стёп.

— Не понял…

— А чё тут непонятного? Она тебе, «сохатому», специально на болезнь твою головную намекала…

Сиплый поначалу замер в ступоре, не уловив подвоха в словах Квашни. Но когда тот потихоньку засмеялся, присев на корточки, прыснул вслед за ним. Видя, что до Артёма не дошёл смысл сказанного, оба сталкера развеселились ещё сильнее.

— Ой, я не могу, Михалыч! Так ведь он молод ещё и не женат. Где ему нас — рогатых понять!

— Ты ржи, Стёпа, потише. А то и действительно, какого лося брачным кличем призовёшь…

— Ой, Михалыч, не могу! Аж живот разболелся… А я анекдот знаю на эту тему. Мужик один говорит другому: «Я больше „Шолдерсом“ не пользуюсь. Только недавно понял, что не перхоть у меня. Это после развода с женой опилки от спиленных рогов остались»!

Тут и до Артёма дошло, о чём говорят сталкеры, и он включился в очередную паузу для веселья. А Сиплый продолжил:

— А однажды тесть с бодуна был, так в горячке это «лекарство» хряпнул. И, ты знаешь, Михалыч, нифига с ним не стало. Он потом говорил, что даже градусов больше сделалось, чем в спирте.

— Ага, — Квашня опять сидел на корточках и мотал от смеха головой из стороны в сторону. — С бодуна он… Вот, небось, бодался с зелёными чёртиками до той поры, пока градусы до его тридцати шести и шести не опустились! Скажешь тоже: повысились! До ста, что ли, догонял? До кипения?