Навоз как средство от простуды (хроники пандемии) - Алекс Кожин

Незнакомец взглянул мутноватыми глазами на Варвару Васильевну, и открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но кроме хрипа ничего из него не вышло. Тогда человек пошарил где-то в складках халата, достал бутылку портвейна, глотнул из горлышка и протянул вино Варваре Васильевне.

Перепуганная Варвара пить отказалась, замотав головой.

Тогда человек снова приложился к бутылке, после чего вытер губы рукавом и неожиданно заговорил хрипловатым натуженным голосом.

– Христос Воскрес! – вымолвил человек. – Не бойся меня, женщина. Вот выпей вина и давай поцелуемся.

Изумленная теща только глазами моргала. Голова у нее закружилась, и она тихо присела на пол.

– Ты видно немая, – наконец догадался человек и строго спросил. – Из какого отделения?

Но Варвара Васильевна только мычала в ответ, не в силах вымолвить слова. Ей показалось, что человек вдруг воспарил над кучей несвежего белья и, не касаясь пола, приблизился к ней вплотную.

– На-ка, милая, смочи горло, – ласково произнес человек, глядя прямо в глаза Варваре Васильевне.

Не в силах противиться этому взгляду, Варвара мертвой рукой приняла вино и сделала глоток. Дешевый портвейн сразу ударил ей в голову, все вокруг замелькало, и тьма опрокинула Варвару Васильевну навзничь.

Очнувшись, Варвара увидела, что луч света исчез, подвальное окошко посерело от сумерек. Было тихо, только дальний шум улицы свидетельствовал, что город жив и движется куда-то в своем обычном вечернем русле.

Варвара Васильевна стала озираться по сторонам, повернув голову, она различила на фоне светлой стены гору белья и давешнего человека на ней.

– Скажите, вы ангел? – едва разлепив губы, спросила Женькина теща.

– Конечно, ангел, – ответил человек, – работаю здесь оператором стиральных машин на полставки.

Варвара Васильевна застыла, вглядываясь в ангела, не в силах оторвать взгляд.

– Если ты избран, что же ты здесь… в подвале? – спросила Варвара, рукой обводя окружающее пространство.

– Милая, избранных нет! Одни назначенцы кругом. Царь назначен, придворные, писатели, юмористы, даже зрители в зале. Избранных не осталось, настоящие поэты истлели вместе с бумагой, на которой писали. Остались клерки да письмоводители – неодушевленные предметы!

– А как же бог? – спросила изумленная Варвара.

– Бог умер, – пропел ангел. – Он мертв! Но еще много лет людям будут показывать тени его – на досках и в золоте. Забудь про бога. Живи своей жизнью!

– А как же Христос Воскрес… и Пасха? – не унималась Варвара.

– Так он и правда воскрес, ты сама это видела, – улыбнулся незнакомец.

– И что же мне делать? – не сдавалась Варвара Васильевна.

– Пойди, милая, туда, где предала и опоила его, там и отыщешь! – промолвил ангел.

Изумленная Варвара Васильевна как-то ухитрилась подняться с пола, на дрожащих ногах, держась за стену, она покинула помещение. В голове у нее все путалось. Не помня себя, она остановила машину и спросила везти ее в Новые Оглобли к бывшему колхозному холодильнику.

Водитель вывез Женькину тещу из города и, сверяясь с навигатором, повез по пыльной дороге через поля. Впереди уже светились окна деревни, когда шофер остановил машину. Дальше дорога была перекопана.

Варвара Васильевна вышла, расплатилась и пошла по дороге к деревне. Она не ведала про карантин, противогазы и костюмы химической защиты. На середине пути из кустов ей навстречу вынырнули две тени. В противогазах и резиновых плащах до земли они раскачивались по сторонам. Стеклянные глаза их горели закатным огнем, отражая дневное светило, сходящее за горизонт.

Варвара Васильевна ойкнула, схватилась за бок и повалилась на землю.

Акт четырнадцатый

В третий день Светлой седмицы, 22 апреля, в Гомеле православные совершали очередной крестный ход вокруг собора Петра и Павла. В нашем с Женькой советском детстве собор служил безбожникам планетарием. Здесь мы смотрели на звезды и любовались восходом солнца над речкою Сож. После того как вера сменилась, тут служат другому богу.

Впереди верующих шествовал бывший участковый, теперь Новоявленный Степан, который светился особенно ярко в эти пасхальные дни. Степан уже пообвыкся с ролью мессии и даже было согласился занять место в усыпальнице князя Паскевича, куда его собирались пристроить церковные иерархи, дабы не мешал пастырям окучивать паству. На беду, официального обряда упокоя живьем еще не придумали, поэтому легально уложить Степана во гроб не было никакой возможности. Пришлось с ним мириться, тем более что Степан привлекал толпы поклонников, желающих видеть такое чудо. Верующие приезжали из Ветки и Жлобина, чтобы упасть в ноги бывшего милиционера.

Вслед за Степаном шествовали священники, православные активисты, передовики производства и казаки, которые остались в Гомеле со времен осады города запорожцами в ходе русско-польской войны 1654-1667 годов.

Крестные ходоки, выйдя за ограду парка, направились к памятнику Ленину, который гранитным столбом возвышается над главной площадью города. В это время с другой стороны площади к Ленину устремилось шествие коммунистов, желающих в день рождения Ильича возложить гвоздики к подножью вождя революции.

Одновременно прибыв к памятнику, два шествия застыли в нерешительности. Силы были примерно равны: с одной стороны верующие во главе со Святой Троицей; с другой – тоже верующие, вооруженные всесильным учением Маркса – Энгельса – Ленина. Уступать никто не хотел. Православные грозили соперникам хоругвями, крестами и иконами; коммунисты отвечали красными флагами и лозунгом «Мы шагаем ленинским курсом!». Не выдержав напряжения, адепты обеих религий смешались, совершая свои традиционные обряды.

После ритуала коммунисты направились в парк на субботник, православные – убираться в храме. Говорят, что вечером представители обеих конфессий жгли костры на другом берегу Сожа, распивали напитки, танцевали и лезли купаться. Но это досужие сплетни.

Не в пример городу в Новых Оглоблях юбилей вождя пролетариата не отмечали. Несмотря на прошедшие годы, здесь еще помнили продразверстку и коллективизацию. Как только кончился коммунизм, Ленина, вылепленного местным художником из глины и палок, сняли с постамента и задвинули в угол к сараям.

Вследствие карантина вялая деревенская жизнь совсем замерла. Сельский магазин опустел ввиду невозможности подвозить продовольствие через перекопанную дорогу. Селяне стали ездить за продуктами в соседнюю деревню, проложив новый путь через поле. Тракторист ежедневно перекапывал новую «трассу», но через час ее снова протаптывали оголодавшие труженики полей и ферм. Несмотря на собственные огороды, питаться из магазина было привычней.

Весенние полевые работы в колхозе продолжались в обычном неспешном ритме, доярки по-прежнему ходили на ферму. Сильно прибавилось дел бабе Дусе из-за выросшего спроса на очищенный буряковый. Дуся работала в три смены, едва успевая доставлять заказы.

Все последние дни, начиная с воскресенья, Варвара Васильевна была заперта в пустующем Центре здоровья. Студенты, облаченные в средства индивидуальной защиты, обнаружили бездыханную женщину среди поля. Ничего не придумав, они дотащили бедную тещу до холодильника и оставили там, намереваясь сообщить о находке Женьке и председателю. Но по пути им встретился конюх, который завлек их к себе, соблазнив запасами «бурякового крепкого». Поддавшись искушению, студенты забыли про Варвару Васильевну.

Очнувшись к вечеру воскресенья, Варвара стала ломиться в