Последний бой майора Петтигрю - Хелен Саймонсон

— Отлично, — согласилась она, и вскоре автомобиль остановился у парковочного автомата рядом с пляжем. Не выключая двигатель, она уточнила: — Встречаемся через полтора часа?

— Договорились, — сказал он, передал ей книги и открыл дверь.

Он пытался найти подходящую формулировку, чтобы пригласить ее выпить чаю, его мысли метались, но ни одна из них так и не оформилась в слова. Проклиная себя, он помахал миссис Али и пошел прочь.

Юридическая контора Тюкзбери и Тила размещалась в лимонно-желтом особняке, построенном в эпоху Регентства, на маленькой площади в двух кварталах от моря. В центре площади располагался крохотный опрятный скверик с высохшим фонтаном и газоном, надменно поглядывавшим из-за витой чугунной изгороди. Окружавшие площадь особняки, ныне переделанные в конторы, казалось, до сих пор населяла именно та порода людей, для которых их построили. Здесь обитали юристы, бухгалтеры и случайно затесавшаяся актриса в пору увядания — все они оберегали атмосферу преуспевания, несколько омраченную постоянно доносящимся шумом людских амбиций. Мортимер Тил оставался все тем же слегка гротескным персонажем.

Майор пришел раньше положенного и теперь наблюдал за эркером соседнего магазина интерьеров, где дородная женщина в зеленом парчовом костюме яростно взбивала гору подушек. Две брехливые бородатые собачки бросались на бахрому. Майор, опасаясь, что, если задержится подольше, непременно увидит, как одна из них подавится шелковой пуговицей, пошел дальше. Рядом с клубнично-розовой виллой, где обитали бухгалтеры, молодящийся мужчина в ярком полосатом пиджаке с мобильным телефоном размером с футляр для губной помады уселся в шикарный черный спортивный автомобиль. Майор заметил, что кок напомаженных черных волос был зачесан назад, чтобы скрыть лысину на затылке, и с неудовольствием понял, что мужчина напомнил ему Роджера.

Старый мистер Тюкзбери, тесть Мортимера, был представителем если и не принципиально другой породы людей, то, по крайней мере, более счастливой, образованной и расслабленной версии обитателей площади. Семья Тюкзбери занималась юриспруденцией с начала XX века, и с тех самых пор Петтигрю пользовались их услугами. За это время они прославились тем, что преуспевали во всем, за что ни брались, и не гнались за славой. Отец, сын и внук не забывали о своих гражданских обязанностях (например, оказывали бесплатные юридические консультации городскому совету), но отказывались выступать на судебных заседаниях, возглавлять комитеты или фотографироваться для газет. В детстве майор восхищался неторопливой речью мистера Тюкзбери, его скромной одеждой и тяжелыми серебряными часами.

Их с Берти озадачило решение Тюкзбери взять себе в партнеры Мортимера Тила. Тот возник ниоткуда и сразу же приударил за дочерью и единственной наследницей Тюкзбери, Элизабет. Люди поговаривали, что он приехал из Лондона, при этом неодобрительно кривясь, словно речь шла о мрачных закоулках Калькутты или о колонии бывших преступников вроде Австралии. Мортимер питал пристрастие к аляповатым галстукам, был чрезвычайно привередлив в еде и так усердно расшаркивался перед клиентами, что майору на ум приходило слово, которое до сих пор он вспоминал только когда оно появлялось в воскресном кроссворде — «елейный». Он женился на Элизабет, что дало ему возможность вторгнуться в клан Тюкзбери. В конце концов старый Тюкзбери скончался, и молва гласила, что Мортимер добавил свое имя на дверную табличку, пока вся семья была на похоронах.

Майор подумывал найти себе нового поверенного, но ему не хотелось прерывать семейную традицию. В моменты искренности он признавался самому себе, что избегает встреч с Мортимером. Вместо этого он напоминал себе, что Мортимер — отличный специалист (что было правдой) и что несправедливо питать неприязнь к человеку только за то, что носовой платок у него фиолетовый в горошек, а ладони неизменно влажные от пота.

— Рад нашей встрече, майор, даже при столь печальных, печальных обстоятельствах.

Мортимер прошагал навстречу майору по темно-зеленому ковру и пожал ему руку.

— Благодарю.

— Ваш брат был прекрасным, прекрасным человеком, и для меня было большой честью называть его своим другом, — Мортимер бросил взгляд на стену, увешанную фотографиями в позолоченных рамках, где были изображены мэр и различные местные чиновники и сановники. — Я только вчера говорил Марджори, что он многого бы достиг, если бы к этому стремился.

— Мой брат разделял неприязнь мистера Тюкзбери к местным властям, — сказал майор.

— Конечно, — сказал Мортимер, вновь устраиваясь за своим столом и указывая майору на кресло. — Я все время твержу Элизабет: будь моя воля, давно бы ушел на пенсию.

Майор промолчал.

— Что ж, приступим? — Мортимер вытащил из ящика папку цвета слоновой кости и, привстав, положил ее на середину разделявшего их широкого стола, причем накрахмаленные манжеты поползли вверх, открывая взору пухлые запястья, а пиджак наморщился на плечах. Он открыл папку и повернул ее в сторону майора. Титульный лист, гласивший: «Последняя воля Роберта Кэролла Петтигрю», теперь был украшен отпечатками толстых пальцев Мортимера.

— Как вы знаете, Берти назначил вас своим душеприказчиком. Если вы готовы выступить в этой роли, я дам вам некоторые документы, которые потребуется подписать. В этом случае вы должны будете проследить за выполнением распоряжений, которые касаются благотворительности и сберегательных счетов. Ничего утомительного. Как душеприказчику, вам по традиции полагается некоторая компенсация расходов, но, возможно, вы захотите отказаться…

— Я, пожалуй, прочту завещание, — сказал майор.

— Конечно, конечно. Не торопитесь.

Мортимер откинулся в кресле и сцепил пальцы на пухлом жилете, словно намереваясь вздремнуть, но не отрывая при этом от майора цепкого взгляда. Майор встал.

— Я почитаю у окна, там светлее, — пояснил он. От большого окна, выходившего на площадь, его отделяла всего лишь пара футов, но это расстояние создавало хотя бы иллюзию уединения.

Завещание Берти занимало всего лишь полторы страницы. Все его имущество отходило его любимой жене, и он просил своего брата взять на себя обязанности душеприказчика, чтобы снять с нее бремя забот в эти непростые дни. Существовал сберегательный счет, созданный для Грегори и других внуков, которые могли появиться на свет позже. Также было сделано три благотворительных распоряжения: приготовительной школе отходила тысяча фунтов, еще две получили церковь, в которую ходил Берти, и церковь святой Марии в Эджкомбе-Сент-Мэри. Майор хмыкнул, видя, как Берти, который под напором Марджори давно стал примерным пресвитерианином, на всякий случай налаживает отношения с Всемогущим. Дочитав, он принялся читать сначала, чтобы убедиться, что не пропустил ни абзаца. Потом он лишь притворялся, что читает, пережидая, пока утихнет смятение.

В завещании не было никаких указаний касательно отдельных предметов. Об этом упоминалось в одной строчке: «Моя жена может распоряжаться моими личными вещами по своему усмотрению. Она в курсе моих пожеланий на этот счет». Туманность этой фразы никак не сочеталась с остальным текстом завещания; в этих нескольких словах майор увидел и капитуляцию брата перед женой, и скрытое извинение перед ним самим. «Она в курсе моих пожеланий», — прочел он снова.

— О, чай. Спасибо, Мэри.

Мортимер прервал свое деликатное молчание, когда вошла худенькая секретарша с позолоченным подносом, на котором стояли две фарфоровые чашки чая и блюдце с двумя сухими бисквитами.

— Молоко свежее?

Приглушенный шепот демонстрировал, что пора бы Петтигрю закончить с чтением и перейти к делу. Майор неохотно отвернулся от окна.

— Нет ли здесь пропусков? — спросил он наконец.

— Это полный текст, — ответил Мортимер. Было видно, что он не собирается сгладить неловкость ситуации и помочь майору прояснить интересующий его вопрос.

— Как вы знаете, существует вопрос с охотничьими ружьями нашего отца, — сказал майор, чувствуя, как лицо его багровеет, но намереваясь идти до конца. — Все знали, что в случае смерти одного из нас ружья должны были быть вновь объединены в пару.

— А-а, — медленно произнес Мортимер.

— У меня создалось впечатление, что в завещании Берти должны были содержаться указания на этот счет — как и в моем.

Майор уставился на Мортимера. Тот осторожно поставил на стол чашку, сцепил пальцы и глубоко вздохнул.

— Как вы видите, — сказал он, — подобных указаний здесь нет. Я просил Берти быть максимально точным в том, что касалось любых ценных предметов, которые он хотел передать по наследству…

Его голос угас.

— Эти ружья нам передал наш отец, — сказал майор, стараясь держать себя в руках. — Перед смертью он сказал нам, что мы должны хранить эти ружья у себя, а затем вновь объединить их в пару для передачи следующим поколениям. Вы это прекрасно знаете.