Четвертая пуля - Рене Бурдье

Специальные корреспонденты парижских изданий прошли за спиной у хозяина в глубь зала. Лишь здоровяк Дюпеш из «Эклер-Пари» на мгновенье остановился. Клид слышал, как он присвистнул сквозь зубы. Хозяин побил бубнового туза.

— О, старина, — воскликнул Дюпеш милейшим басом, — можно сказать, что вы, вы…

Хозяин развернулся, взбешенный. Дюпеш похлопал его по плечу:

— Ну, не делайте такой грозный вид. Я могу ответить тем же. — Он рассмеялся: — Мне жаль, что я вам помешал… Не обращайте внимания.

Ничего не ответив, бравый мужчина вновь включился в игру.

Дюпеш не настаивал больше и присоединился к своим собратьям, уже рассевшимся и начавшим шумную дискуссию.

Клид согрелся. Он сложил газеты, положил перед собой и с новой сигаретой во рту принялся размышлять о Роз-Мари. Ее история о хромоногом может означать, что ей хотелось быть более важной в глазах Лода. Но это может быть и правдой. Вполне возможно, что тип, замеченный служанкой, мог быть другом, который, по словам Жюльетты Дравиль, позвонил актеру накануне.

Грязное дело по части нравственности? Он задавал себе этот вопрос, когда Лод говорил о пижаме в цветочек. Если это так, какого черта Жюльетта Дравиль собиралась его провести? Легкая усмешка появилась на губах у Клида. Нет, это не выгорит. Напротив, если история с хромоногим придумана, ее автор кто-то еще, но только не Роз-Мари: например, Жюльетта Дравиль.

Пойманная служанкой сразу же после убийства мужа, она могла предложить любую сумму, чтобы та выдала подобную версию, отлично устраивающую как Винсена, так и его орлеанского коллегу. Именно то, что с удовольствием сделает комиссар: объявит большие маневры на обширной территории, блокируя вокзалы, аэропорты, границы и тому подобное.

Клид спрашивал себя, не недооценивает ли он комиссара. Винсен был методичен. Он может просто позвонить в Париж и доверить своим инспекторам заботу о поиске субъекта, отвечающего приметам, сообщенным Роз-Мари, среди знакомых жертвы. И если этот хромой — не призрак, все уже может быть кончено, по крайней мере, определено. Не стоит ломать голову. Комиссар выйдет победителем.

Репортеры принялись за еду. Клид вспомнил, что ничего не ел после жареного бифштекса своей дуэньи. Он заказал сэндвич с полубутылкой бордо. Как только его обслужили, тут же впился зубами в немного зачерствевший хлеб. Стоявший в нескольких шагах гарсон не сводил с него глаз.

«Он может меня помнить. Или видел мою физиономию в утреннем выпуске газет».

Клид налил себе стаканчик, нашел вино неплохим и выпил залпом. То, что Роз-Мари сказала по поводу посетителя номера 13, вновь всплыло в памяти. Когда она рассказывала, то уже была здорово на взводе. И, возможно, хотела схитрить, повторяя сентенцию: «Это вам не то, что в книгах».

Клид сказал себе, что хорошо бы уточнить это с помощью Винсена…

Телефонный звонок прервал его раздумья. Было 21.58. Клид поднялся и оказался у кассы в тот момент, когда хозяйка сняла трубку.

— Месье Клида? Я сейчас спрошу…

Детектив протянул руку к трубке, любезно улыбаясь.

— Это меня, — сказал он. — Спасибо.

Она придвинула к нему аппарат.

— Вы оказываете нам честь, месье Клид…

Клид вежливо остановил ее, указав через плечо в глубину зала. Она кивком подтвердила, что поняла. Он вновь благодарно улыбнулся.

— Добрый вечер, Вера. Как дела? — заговорил он, понизив голос.

— Добрый вечер, месье Клид.

Голос Веры дрожал. Клид немного повысил тон.

— Что произошло, малышка?

— Это так ужасно. Возвращайтесь немедленно, если это возможно. Несчастье с беднягой Вернье. Он в бюро, бредит. Я боюсь, что он…

Винсен миновал тамбур и шагал к нему, раскрасневшийся не только от холода, но и от того, что вечер оказался удачным. Клид прервался, чтобы пожать ему руку.

— Не беспокойтесь, Вера. Я возвращаюсь. Вызовите доктора. Уже сделано? Хорошо. Отвезите его в клинику, если доктор заговорит о госпитализации.

— Вы что-нибудь выпьете? — предложил заметно повеселевший Винсен.

Клид отказался, мотнув головой.

— Не вините себя, Вера, — сказал он мягко, прежде чем положить трубку. — Скоро я буду рядом с вами…

Глава четвертая

Чертовские неприятности

I

«Зели — это вовсе не имя…»

Вернье только что подумал об этом, потому что у него вдруг появилась мысль напомнить о себе с помощью письма.

МАДЕМУАЗЕЛЬ ЗЕЛИ…

Он представил себе надписанный конверт. Как они странно выглядят, эти четыре буквы. Когда он произносит их, это ни с чем не сравнимо. Он вкладывал в них столько тепла, что не думал о возможности показаться странным. И потом, в деревне все говорили «Зели». Все приятели по батарее говорили «Зели». Ребятишки называли ее Зели. И кюре здоровался: «Добрый день, Зели». Он снимал шляпу, чтобы ее приветствовать, ибо это она украшала алтарь Богородицы цветами каждый год и никогда не пропускала ни мессы, ни вечерни, ни заутрени. Добрый старый кюре, упрямый добряк, охотно закрывавший глаза на то, что делала паства вне церкви.

«Мадемуазель Зели…» Ее мать, должно быть, дала это уменьшительное имя ей еще ребенком, и оно так за ней и осталось. Забавное наследство! Старики в деревне должны знать ее настоящее имя.

Вернье представил, как приедет без предупреждения в наступающих сумерках, как постучит в ее дверь. Три редких удара, так он стучал, когда возвращался поздно, в дни учений по тревоге, например. Она, может быть, уже ляжет спать. Но он будет повторять свой сигнал до тех пор, пока она не выйдет из своей комнаты.

Она подойдет к двери, спросит: «Кто там?» — взволнованным и хриплым со сна голосом. Он ответит: «Это я, Арман». Она удивленно вскрикнет и тут же откроет. Он войдет, захлопнет дверь и обнимет ее неуклюжее тело, еще хранящее под ночной рубашкой тепло постели.

Женщина появилась из-за угла. Чрезвычайно спешила. Казалось, она танцует на высоких каблуках, следуя по узкому расчищенному коридору в снегу вдоль стен зданий, спрятав руки в карманы мехового манто. Вернье собрался пересечь улицу, чтобы увидеть ее лицо: он подумал, что это должно быть красивое лицо, с раскрасневшимися губами и щеками. Ему очень хотелось посмотреть на нее. Это длилось бы не больше секунды, но он будет месяцами вспоминать об этой недоступной женщине, о взгляде, которые она его удостоила. Он сделал было шаг вперед…

Женщина подошла к дому 53. Остановилась, открыла входную дверь. И исчезла внутри.

Улица вновь погрузилась в тишину. Снег уже, можно сказать, не падал. Вернье принялся постукивать нога об ногу. Очень быстро проехал автомобиль, ослепив его светом фар. Он отпрянул назад и вновь обрушил свой гнев на Клида. Он выискивал самые грубые ругательства и цедил их сквозь зубы. Это помогало, так ему казалось.

Потом он вновь вспомнил, что голоден. Он был так же голоден, когда пришел к Зели, но она об этом не подумала. А он не посмел ей сказать. Он представил ее в комнате, еще не пришедшую в себя от удивления. Ибо для нее это был бы желанный сюрприз. Она так хотела его удержать… Может быть, даже выйти замуж! Кто знает? У женщин возникают порой такие мысли…

Вернье спросил себя, пойдет ли он на это. Ведь прежде всего — разница в возрасте. Сколько ей было, Зели? Трудно сказать. Сорок? Пятьдесят? Может быть, много меньше. Ее старил — лгал он себе — шиньон серых жидких волос, позволявших местами видеть кожу.

И еще воспоминания о других парнях с батареи. Капрал Лернье, повар Морнан, коротышка корсиканец Фаруцци, вестовой капитана Бернара, здоровяк Синтей, переспавший со всеми женщинами страны, которые ему нужны были лишь для пополнения списка. И еще Вите, Гранжан, Марло, Дюль, Мареско, Буске. Не считая еще Диссара, мерзавца, которого она пришла развлечь ночью в тюрьме.

Но разве это столь существенно, что она использовала любую возможность? Она права. И потом, все это, уже так старо. Десять лет! Зели, должно быть, забыла все эти имена. И их пороки. И звук их голосов. Это самое главное. Не бороться с воспоминаниями. Быть одному.

Может быть, они и не попросит его жениться на ней, а согласится жить с ним без благословения кюре и росписи у мэра. Вернье сказал себе, что в любом случае, расписанные или нет, он и Зели вызовут смех в деревне. Но на это ему было наплевать. Он в самом деле уже сыт по горло Клидом, агентством и всякими Жюльеттами Дравиль, за которыми нужно наблюдать. Эта работа не для него. Он никогда не любил наушничать и быть чьей-то тенью.

Он вспомнил о женщине в манто, которая вошла в дом 53. В дом Жюльетты Дравиль. Но счел, что уже поздно, чтобы пойти спросить о ней у консьержки. И потом, ведь он решил уйти от Клида…

Вернье перешел на другую сторону улицы. Может, женщина выйдет…

На улице появилась машина. Она шла медленно, зигзагами, будто ослепленная своими же фарами. Вернье подумал, что шофер, должно быть, здорово надрался. Он достал сигарету и повернулся спиной к ветру, чтобы прикурить. Боже праведный! Неужели его желудок не перестанет заявлять о себе?