Лабиринты чувств - Лена Любина

Никогда раньше никак не связанная со стихами, кроме как школьной программой, Мила впервые начала их слышать именно от Пети. И все вместе – стихи, Петя, французский – переносило Милу из привычной обстановки в совершенно иной мир. Однако при этом Мила вполне сохраняла способность контролировать свой прежний мир, свой прежний образ жизни. Скорее, Мила продолжала жить, как и жила, но при этом перед ней открылась возможность получения новых ощущений, появилась способность по-новому чувствовать, казалось, уже давно испробованные, знакомые процессы.

А Петя, Петя, после того, как Мила осознала, что она ждала его появления, вновь стал чаще заходить в кафе. Очевидно, природная застенчивость, робость, по-видимому, не давали еще ему раскрепоститься в других местах. А здесь, с самого начала, нереальные, казалось, отношения, раскрепощали, позволяя без стеснения и жеманства быть самим собой. Как будто он играл в увлекательную игру. При этом объект игры был и мил и привлекателен.

Но он и сам не знал, что играет какую-то игру. Да и вообще, была ли здесь игра? Это для нас они – артисты на сцене, в причудливых изгибах, с замысловатыми речами. А он просто жил. Жил своею жизнью. Так, как у него получалось. Не зная, что пытается получить удовольствие, и уже получая его. Но уже зная, что за взглядами и словами могут последовать другие, не менее материальные вещи.

Его руки уже неосознанно стремились почувствовать Милу. Его губы, когда он разговаривал с ней, уже припухали совсем не детской припухлостью, а припухлостью желания. Желания, о котором он еще ничего не знал.

Желания, которое Мила уже разгадала, распознала, и провоцировала самим своим существованием.

Петя сидел за ее столиком, продолжая свою игру и не зная о ней. Он даже попытался принести с собой какие-то бумаги, чтобы Мила прочитала их.

– Петенька, ты с ума сошел, какие у тебя могут быть дела, какие договора? Что ты и мне и себе мутишь голову.

– Мила, я серьезно…

– Сознайся хотя бы себе, что вся серьезность – это то, что ты пришел на меня поглядеть.

– Мила, je parle pas de cela, c’est claire. (об этом я и не говорю, это так очевидно.)

– Петенька, je t’apprendrai. Il faut dire tout le temps au femmes et au filles des choses claires et agreables. Elles comprennent que c’est le mensonge, mais ça leurs plait. Mais ne dit jamais que c’est la mensonge! (я сейчас тебя учить буду, девушкам, женщинам надо все время говорить очевидные, приятные им вещи, и хоть они и понимают, что все это ложь и лицемерие, но тем не менее им эта ложь приятна. Только никогда не сознавайся в том, что в этом ты лжешь!)

– Мила, je ne te mentis pas quands je viens chez toi – je viens vraiment chez toi. (я совсем не лгу, приходя к тебе. Я прихожу действительно к тебе.)

– Bravo! Tu me comprends bien pour le moment! (Молодец, ты все правильно усваиваешь.)

– «Ты в зеркало смотри, смотри не отрываясь, там не твои черты, там в зеркале живая, другая ты» (Черубина де Габриак).

– Bon, salut, je vous quitte. (Ну, все, пока, я побежала.)

14

«Мила! Что с тобой?!» – восклицание Мужа порадовало Милу. Она вернулась домой в юбке! Мила никогда не пользовалась никакой косметикой. Вообще на свой внешний вид она обращала мало внимания. Чиста, опрятна, аккуратна. А что до остального – так это ваше дело.

Так она рассуждала. «Главное, что мой облик не огорчает меня, а кому не нравится, тот мне не нужен». Поэтому и в одежде она всегда и прежде всего исповедовала принцип удобства и утилитарности. И как только смогла руководить своим обликом, своей одеждой, так тут же надела брюки, и уж более не меняла свой образ. Какие каблуки – это ведь неудобно. А тут вдруг юбка, вдруг туфли.

Еще до осознания желанности Пети, внутренние изменения Милы начали проявляться и внешне. То, что мы сначала формируем в мысли, а потом эти мысли оформляются словами – это конечная стадия того, что уже произошло.

Что произошло вне и внутри нас. И мы еще не догадываемся о происшедшем, а уже сердце начинает учащенно биться, уже кровь приливает к щекам, уже внутреннее просвечивает сияньем глаз.

Так и Мила сначала была захвачена, закручена этим внезапным неудержимым потоком, как сель, сметающим и смывающим все на своем пути. И лишь затем уже начала проявлять интерес к причине этого потока, лишь потом стала осознавать то, что он был, лишь потом узнала, что и у него есть имя, и это имя – Петя, лишь потом увидела его отдельно, а не только дрожанием ног, краской щек, твердеющей грудью. И уже совсем десятым действием, событием было то, что она поглядела и на себя, увязав его с собой.

Мила впервые поглядела на себя, на свою одежду, не только с точки зрения удобства и полезности, но и со стороны элегантности, красоты. И вдруг увидела, что и она (как большинство, подавляющее большинство, можно сказать – все женщины) ходит в брюках.

Конечно, это удобно. Конечно, это практично. Но отнюдь не женственно, отнюдь нет чарующей заманчивости ножек. Уже никто, глядя на обилие «штанов» вместо ножек, не сможет сказать: «О, закрой свои бледные ноги!» (В. Брюсов).

«Мы все в брюках унисекс, какие-то рабочие лошадки. Или все мы кривоногие, что боимся их показать?» – такие рассуждения появились у Милы. Она как-то по-новому осознала себя женщиной, женщиной, на которой должны останавливаться изумленные мужские взоры; один взгляд на которую должен вызывать неодолимое желание обладать ею.

И прежде всего это желание должно пробудиться в Пете. Она должна сломать в его глазах сложившийся образ непритязательного товарища иного пола, позволяющего безнаказанно играть с собой словами и взглядами.

И, поехав на работу, не доехала до нее, а свернула в поход по магазинам. В первом же магазине Мила вызвала помощь – Вадима. Даже для нее было трудным самой себе отвечать на вопросы подходит та или иная вещь, или нет. А «мирный» Вадим, давая совсем, на ее взгляд, бестолковые советы, тем не менее служил лакмусовой бумажкой, не оценки вещей, а ее чутья. Он помогал ей просто держать то, что она отбирала, и командовал продавщицами, заставляя их таскать все подряд в примерочную.

Оказалось достаточно трудным делом в изобилии товара избежать кича, эпатажа, крикливости. Миле это удалось, убив на это весь день. Скромное достоинство новой ее одежды, как и раньше, не кричало о своей дороговизне, а теперь уже исподволь говорило, что внутри нее женщина.

Как, глядя на птицу, сидящую на земле, мы понимаем, что это та, которая летает. Так и теперь, образ Милы говорил, что это Женщина. Мила видела, как изнемогает Вадим от такой феерии. Как ее изменившаяся оболочка завела его. Хотя и без этого огонь желания все время, когда она с ним встречалась, горел в его глазах.

Если раньше Миле приходилось все-таки включаться, чтобы получить мужчину, то теперь и изменившаяся одежда, и ее изменившийся облик, невольно рождали у окружающих ее, наверное, такие же желания, что рождает преследуемая жертва у маньяка-насильника – непреодолимую жажду обладания ею и одновременно ощущение нежной осторожности, от восхищения неизведанной загадочной прелести. Она теперь все время была настороженно заманчива, в основном от уже внутренней подсветки стремления получения Пети.

И слегка устав от своего вояжа по магазинам, Мила согласилась на изнемогший, умоляющий взгляд Вадима. Выйдя из магазина, – что же, Вадик, вези меня, мне тоже передохнуть надо.

– Милочка, я с удовольствием.

– Ну, уж это, с удовольствием или без, но вези меня.

И, приехав, она продолжала примерять обновки. Тоже совершенно новое для нее действие, до этого все ее примерки всегда заканчивались примерочной магазина, а сегодня она продолжала вертеться, почти точно так же, как вертелась тогда, утром в ванной перед зеркалом, очень оценивающе оглядывая себя, примеряя, как Петя посмотрит на нее.

А Вадим уже вылез из ванной и стоял возбужденный, возбуждаясь все больше и больше. А Мила, оценивающе глядя на него, представляла, как будет возбуждаться Петя, как он будет привлечен, еще больше привлечен ею. И как это, желаемое ею, влечение Пети воплотится, как скоро он или она воплотят свои влечения. И, уже не спеша, лениво разделась и подошла к Вадиму.

– Ты сегодня более бодр, чем обыкновенно.

– Это ты сегодня более влекущая.

– Вадим, ты договоришься, значит, я тебе уже не нравлюсь, это что-то новенькое.

– Милочка, что ты, ты меня не так поняла, я…

– Тогда давай исправляй свою ошибку. – И Мила снимала напряжение дня, напряжение поиска, пытаясь снять и разрядить все напряжение последнего времени.

Муж обалдело глядел на новую Милу.

– Ты удивительно хороша сегодня. Я даже…

– Неужели? Несмотря на вечную усталость? – прервала его Мила.

– Да!

И они потащили друг друга к кровати. Муж разошелся, а Мила счастливо улыбалась – сработало на нем, значит, сработает и на Пете.

15

На работе и везде, где она постоянно бывала, эти внешние изменения гардероба не прошли не замеченными. Впервые увидев Милу в новом образе, все впадали в легкий ступор, после выхода из которого тетки начинали обсуждать, где это Мила прошла курс омоложения, и какой косметикой стала пользоваться. А мужчины говорили друг другу, что и раньше-то она была сексапильна, а сейчас вообще стала вызывающе, дразняще заманчива.