На дальних мирах (сборник) - Роберт Сильверберг

Глаза Дарби сверкнули, но я чувствовал, что все еще не убедил его, и использовал последний козырь.

— Кроме того, Джордж, кто-то из нас должен отправиться на Землю, чтобы руководить нашим проектом.— Я взглянул на Стурджеса, который молча кивнул.— Думаю, мы все согласимся, что с этим сложным делом может справиться только наш лучший эксперт по древнейшим земным цивилизациям, доктор Джордж Дарби.

Как я и предполагал, он не устоял против такого соблазна.

Через шесть месяцев около небольшой деревушки Гизе, там, где проходит граница между зеленой долиной Нила и желтыми песками Сахары, археолог нашел чудного скарабея, украшенного необычными драгоценными камнями.

В статье, опубликованной в научном журнале, он высказал предположение, что его находка является продуктом неизвестного до сих пор периода истории Египта. Суммы, вырученной за скарабея, с лихвой хватило на финансирование раскопок по всей Нильской долине.

Вскоре в Греции нашли великолепный щит времен Троянской войны.

И археология, казалось, канувшая в Лету, как алхимия, неожиданно обрела новую жизнь. Земляне поняли, что в недрах родной планеты можно найти немало сокровищ, ничуть не хуже тех, что различные компании привозили с Волтаса и Дориака.

Волтасианские мастерские работают с полной нагрузкой, и единственным ограничивающим нас фактором является сложность доставки на Землю изготовленных ими подделок. Однако наши доходы и так достаточно велики. Дарби по-прежнему на Земле, и каждый месяц он посылает нам денежный чек. После расчета с волтасианцами всю прибыль мы делим поровну.

Теперь я даже сомневаюсь, а стоило ли сожалеть о том, что на Землю полетел не я, а Дарби. Для археолога на Волтасе открыто широкое поле деятельности, и здешняя цивилизация заинтересовала меня не меньше Рима или Греции.

Поэтому, скорее всего, я останусь на Волтасе и напишу книгу о наших находках, тех самых глиняных горшках, не имеющих коммерческой ценности. А завтра я собираюсь показать Долтаку, как делать ацтекскую керамику времен Чичимека. Полагаю, она будет пользоваться спросом. 

Огонь славы

© Перевод А. Орлова

Джон Марчисон причислен к величайшим героям космоса: отважный человек, он пожертвовал жизнью ради спасения своего корабля и экипажа. Бессмертие Марчисон завоевал на пути домой с планеты Шаула-II.

Официальная точка зрения не вполне отражает истину. Марчисон не был трусом, но и добровольной жертвой он не был. Полагаю, мы имеем дело с убийством — или, возможно, с казнью. Так сказать, с использованием дистанционного управления.

Не уверен, но мне кажется, что экипажи звездолетов комплектуются случайным образом. Кто-то берет колоду карт из большого компьютера и бросает ее в потолок Космического бюро. Те карты, что прилипли к потолку, получают назначение. При другом подходе человека вроде Марчисона на Шаулу-II не отправили бы.

Марчисон выглядел космонавтом старой школы: рослый, невоздержанный на язык, с квадратной челюстью и бычьей шеей над широкими плечами. Такими изображают звездопроходцев в комиксах для детей. Похоже, и сам он больше ничего не читал.

На нашем корабле он служил начальником службы связи. Не знаю где, но знания по специальности он приобрел исключительные: с любыми коммуникационными системами Марчисон управлялся со сверхъестественной легкостью. Однажды на моих глазах он за несколько минут заставил работать кафийский приборчик, пролежавший под землей полмиллиона лет. Археологическая находка прекрасно ловила «водородную песню» на волне двадцать один сантиметр. Откуда ему было известно, что артефакт представляет собой звездный детектор, я уже никогда не узнаю.

К несчастью, Марчисон обладал не только специальными знаниями. Раздражительность в сочетании с медленно копившейся на дне души желчью приводила к непредсказуемым вспышкам ярости, которые делали его серьезным фактором риска на Шауле-II. В общем~то, его предохранители работали ненадежно: нельзя было сказать, когда посыплются искры и Марчисон сбросит пару мегаватт скверного расположения духа.

Такого человека не стоило отправлять на планету, обитатели которой характеризуются, согласно Каталогу внеземных цивилизаций, как «мудрые, в известной степени уставшие от жизни, исключительно мягкосердечные, неагрессивные и, таким образом, подверженные риску эксплуатации. К шаулианцам следует относиться терпимо и с пониманием, уважать их как представителей одной из древнейших рас Галактики».

Аборигены Шаулы, где я никогда не был, рисовались мне престарелыми меланхолическими философами, готовыми рассыпаться в пыль от громкого возгласа, и потому я немало удивился, когда пришло время расписываться в судовом реестре «Фелицифика». Строчкой выше моей фамилии стояли каракули: «Марчисон, Джон Ф., связист первого класса».

«Лейб, Эрнест Т., второй помощник»,— расписался я и, получив денежный сертификат, отошел в недоумении. Мне уже довелось увидеть своими глазами, как Марчисон без всякого повода выбивал пыль из похожего на лягушку денебианца. «Этот дождь сводит меня с ума», — вот и все, что Марчисон соблаговолил впоследствии объяснить. Лягушатник выжил, а Большой Джон отделался записью в психологической карте.

Такого человека отправили в рейс на Шаулу? Допустим, так надо... Не могу сказать, что моя вера в компьютер, подбирающий экипажи, укрепилась.

Наша экспедиция на Шаулу-IT была уже пятой или шестой. Сама планета — вторая из семи, вращавшихся вокруг самой яркой звезды в хвосте Скорпиона,— имела важное стратегическое значение как форпост этого сектора Галактики, несмотря на серость и заурядность. В свое время, поторговавшись немного, мы создали там военную базу, благо туземцы ничего не имели против нашего присутствия.

На борту «Фелицифика», оборудованного стандартным гиперпространственным приводом, находилось двадцать восемь специалистов, которым предстояло заменить коллег на базе, и восемь членов экипажа. Корабль стартовал погожим летним днем третьего июля две тысячи пятьсот тридцатого года. Перейдя с ионного привода на гиперпространственный за пределами системы, «Фелицифик» вернулся в обычное пространство три недели спустя, на удалении в двести световых лет. Самый обычный рейс.

Корабли с гиперпространственным приводом хорошо приспособлены для полетов как на длинные, так и на короткие дистанции. На коротких по-прежнему очень эффективен добрый старый ионный привод; дополнительный вес вспомогательной силовой установки с лихвой компенсируется высокой маневренностью и сокращением общего времени полета.

Гиперпространственная часть полета рассчитывается заранее. Можно сказать, что мы проходим ее на автопилоте. А вот после возврата в обычное пространство — в нашем случае это произошло в половине светового года от Шаулы — вступает в силу человеческий фактор. Фактор по имени Джон Марчисон.

Его дело — обеспечивать работу масс-детекторов, телеметрических систем, заменяющих кораблю глаза, и линий связи между навигатором, капитаном и машинным отделением. Короче говоря, от действий Марчисона зависит, сможем ли мы сесть.

На борту любого корабля есть запасной связист, на всякий случай. В обычных условиях у него не так много работы.

Когда пришло время посадки, капитан вызвал меня по интеркому и велел проинструктировать экипаж. Я начал с Марчисона.

— Да? — лениво ответил он скрипучим голосом.

— Второй помощник Лейб. Подготовиться к посадке. Немедленно. Навигатор Хенрике подготовил карту и ожидает вызова.

— Мне не хочется никого вызывать, Лейб,— ответил Марчисон после длинной паузы.

Теперь паузу пришлось сделать мне, Я зажмурился и медленно сосчитал до трех, глубоко дыша.

— Будьте добры, повторите ваши слова, Марчисон.

— Да, сэр. То есть нет, сэр! Черт побери, Лейб, я занят ремонтом. Неужто надо садиться прямо сейчас?

— Я не составляю расписаний, Марчисон.

— А кто составляет? Скажи этому засранцу, что я занят!

— Занят чем? — спросил я, уменьшая громкость интеркома.

— Плюю в потолок! Освободи линию, я вызову Хенрикса.

Я вздохнул и отключился. Марчисон издевается надо мной.

Снова и снова хамит просто ради хамства. Думаю, недолго осталось ждать того дня, когда он откажется работать на посадке.

Что ж, тогда мы упакуем его в ящик и выбросим через мусорный шлюз.

Марчисон всегда был одиноким островом в океане. Он знал свое дело и мастерски использовал знания — когда был в настроении. Когда считал, что дело достойно его, Марчисона. Но если у него не было мотива и желания, исходившего изнутри, он бездействовал. Заставить его никому еще не удавалось.

Мы терпели его, что было весьма опрометчиво с нашей стороны. Если бы попался бездушный и непонятливый капитан, дурной характер довел бы Марчисона до обвинения в мятеже, А за мятеж в рейсе полагается смерть.