Последнее желание приговоренной - Марина Серова

— Вот такие дела, — подытожила я, завершая свой короткий рассказ, который ни разу не был перебит каким-нибудь «ахом» или «ни хрена себе!»

Я лежала на диване, закинув ноги на валик; рука (рана оказалась пустяковой, просто царапнуло кожу — но крови хватало) была туго перетянута бинтами, а на правый висок (там была ссадина, я заработала себе ее при падении в полуподвальчик) был прилеплен пластырь.

Глеб некоторое время тупо рассматривал собственную руку, потом поднял на меня глаза и произнес:

— Что же ты собираешься делать?

— А мне двух вариантов не оставили, — сказала я, — только один: найти настоящих убийц Клейменова. Потому что иначе всех собак повесят на меня — кто-то об этом хорошо позаботился.

— Понятно, — машинально выговорил он. — Понятно.

Я приподнялась на диване и, бросив на него быстрый оценивающий взгляд, произнесла:

— А ты мне поможешь.

— Я? Каким образом?

— Ну, уж конечно, не тем, что будешь бегать и стрелять — это я и сама умею. Ведь ты же личный врач Клейменова и его жены. Ты знаешь многое о тех людях, которые фигурировали во всем этом темном деле. Например, кто такой Шеремет, запускающий компьютерных «паразитов» в систему банка «Ахернар»? Видел ли ты хозяина этого банка, Никиту Никитича Бурмистрова, в доме Виктора Сергеевича? Может ли иметь отношение к убийству Клейменова генерал Зубарев? Нет, — поспешно добавила я, видя, как вытянулось его лицо, — не делай таких глаз, словно я учиняю тебе допрос. Просто я — по-дружески — прошу тебя рассказать мне, что ты знаешь о всех этих людях. Ведь речь идет о моей жизни и смерти.

Его лицо дрогнуло.

— Хорошо, — сказал он спокойно, хотя уголки рта определенно подрагивали. — Хорошо. Я помогу тебе… чем смогу. Но сразу предупреждаю, что знаю я немного…

Глеб отвернулся и, не глядя на меня, проговорил:

— Шеремет — это выпускник университета, в котором в свое время, лет десять назад, преподавал Клейменов… на физфаке. Шеремет как раз из его семинара. Позже, когда Виктор Сергеевич пошел в гору и бросил преподавательскую работу, он потянул за собой наверх и своего любимого ученика.

— И сделал его главой небольшой компьютерной фирмы, президентом каковой Шеремет и является до сих, — проговорила я.

— Небольшой? — взглянул на меня Глеб. — Кто это тебе сказал?

— Сам Клейменов при нашей первой встрече.

— Это он явно поскромничал. Фирма Шеремета — одна из крупнейших и наиболее солидных контор, торгующих оргтехникой и компьютерными программами, в городе. Правда, в последнее время они вроде как нахватали долгов… это связано с банком «Ахернар».

— Почему ты так думаешь?

— А это сам Шеремет говорил, когда приходил в гости к Клейменову. Они там напились, и Шеремет говорил очень громко: «Этот ка-аззел решил меня разоррррить! Не выйдет… совсем оборзел, пидор расписной!»

— Про кого это он так?

— Про Бурмистрова, естественно. Шеремет его иначе чем «пидор расписной» не называл. Бурмистров же татуирован с ног до головы — вот и «расписной».

— Ничего себе кандидат в губернаторы, — проговорила я. — Хорош. И тем более хорош, что доверяет монтаж внутренней компьютерной системы банка человеку, который явно его недолюбливает.

— А личные отношения — это одно, а бизнес — совсем другое. К тому же Бурмистров к «Ахернару» имеет отношение лишь постольку, поскольку стрижет с него бабки. А заправляет там всем управляющий. Двоюродный брат Бурмистрова — Олег Саяпин. Кстати, он-то с Шереметом в прекрасных отношениях. Они даже вместе в один клуб ходят. В «Карамболь».

— В бильярд, что ли, играют? — спросила я, наведенная на такую мысль специфическим названием «Карамболь».

— Не только. Там шикарный клуб. Все, как говорится, к услугам клиента.

— Закрытый?

— Да не то чтобы… Если дать верзиле на фэйс-контроле на лапу, то пропустит. У нас же все-таки не Москва и не Питер, где соображения безопасности и закрытости элитарных клубов превыше всего.

— Понятно.

— А что касается Зубарева, то тут ничего конкретного тебе сказать не могу. Просто потому, что ничего не знаю. Конечно, всему городу известно, что кандидаты в губернаторы рыли друг на друга компромат. Но какой конкретно и насколько он опасен в ходе предвыборной борьбы и почему не применяется, хотя черного «пиара» более чем достаточно — об этом я ничего не знаю.

— А Людмила Александровна?

Глеб аж вздрогнул.

— Что — Людмила Александровна? — быстро спросил он.

— Она ничего не знает?

— Ты хочешь обратиться к ней? — задал он контрвопрос.

— А почему бы нет?

— Значит, ты ничего не знаешь? — Второй контрвопрос.

— А что я должна знать?

Он склонил голову набок, так что его аккуратно выбритая щека почти коснулась правого плеча, и медленно выговорил:

— Через день после убийства Виктора Сергеевича Людмила Александровна уехала.

— Куда?

— Я сказал «уехала», потому что это наиболее приличная формулировка. Но если говорить своими словами — она просто-напросто исчезла. С концами. Вот уже неделя, как о ней ни слуху ни духу. Ни звонка, ни факса, ни электронной почты.

Я приподнялась на локте и заглянула в его лицо. Откровенно говоря, на этом красивом лице с несколько слащавыми чертами читались с трудом сдерживаемые смятение и тревога.

— Значит, так? — быстро спросила я. — Кого же ты подозреваешь?

— Всех, — выдохнул он. — Вокруг просто какая-то дьявольская свистопляска. Мне жутко от одних предчувствий того, что может случиться еще. А если думать о том, что уже произошло, так совсем… хочется нырнуть головой в снег и так сидеть, пока все не кончится…

— …или не кончат тебя, — договорила я. — Что же ты думаешь делать, Глеб?

— А я уезжаю, — сказал он. — Ты меня чудом застала, я же тебе говорил. Уезжаю к себе на дачу. Авось там не найдут. У меня дача, можно сказать, конспиративная. О ней никто, кроме меня, не знает.

— Но кого… кого ты подозреваешь?

— Я думаю, что это люди Бурмистрова, — быстро сказал он. — Саяпин и другие… но это мое мнение, — добавил он. — Наверно, у генерала Зубарева может быть иное мнение, хотя ему выгодны обвинения в адрес Бурмистрова. Они же вдвоем единственные реальные кандидаты на кресло губернатора. Если Бурмистрова снимут с выборов, то конкурентов у Зубарева не будет. Всякая мелочь не считается.

— Значит, ты не исключаешь, что и Зубарев приложил к этому руку?

— Я ничего не исключаю! Я же сказал — я подозреваю всех! Всех!

— У тебя есть деньги? — спросила я, довольно бесцеремонно обрывая истерическую тираду Глеба.

Он недоуменно посмотрел на меня:

— Ес… есть. А что?

— Много?

— Ты что, хочешь взять у меня взаймы?

— И желательно как можно больше.

— А сколько тебе нужно?

— Сколько не жалко. Вообще — не меньше тысячи долларов.

Глеб безропотно встал с кресла, подошел к горке и вынул из нее бумажник.

— Могу дать восемьсот, — наконец сказал он.

— И на том спасибо, Константиныч, — сказала я и, соскользнув с дивана, подошла к Глебу и поцеловала его в щеку. — И еще один нескромный момент…

— Что?

— Людмила Александровна Савина, наверно, ночевала у тебя? Нет, меня вовсе не это интересует… просто, должно быть, тут осталась какая-нибудь ее одежда? Моя-то, сам видишь, вся в крови.

— Конечно, — сказал он торопливо, — одежды сколько угодно. — Весь вон тот шкаф-купе — женская одежда. Бери что надо. И можешь не возвращать.

— Спасибо, дорогой, — отозвалась я. — Я тебя сильно задерживаю?

— Да уже нет… мой автобус ушел с автовокзала. Теперь надо полтора часа ждать.

— Смешно, — сказала я отнюдь не веселым тоном, — ты ездишь на автобусах. При этом можешь себе позволить дать взаймы почти незнакомой женщине восемьсот долларов.

— Незнакомой? Как говорится — «постель не повод для знакомства»? — через силу улыбнулся он.

— Вот-вот.

Когда Глеб Константинович через пятнадцать минут вошел в комнату, где переодевалась я, то увидел перед собой молодую женщину в строгом костюме, в очках в изящной оправе и с аккуратно уложенной прической. Минимум косметики, неброский маникюр. Типичная деловая женщина.

— Ну что, Глеб, как я выгляжу?

— М-м-м… да, — сказал он. — Ты поменяла внешность прямо на глазах. Даже странно, почему ты не поступила в театральное училище.

— У меня вся жизнь — один большой театр.

— Кажется, Шекспир говорил по этому поводу что-то наподобие.

— Было дело. Я возьму это пальто, — сказала я и показала пальцем на элегантное темно-серое пальто, приобретенное явно не на базаре. — Я за все заплачу, не волнуйся.

Он покачал головой и произнес:

— Ты за кого меня принимаешь? Ты в таком опасном положении, а я буду тебе напоминать о непременном возврате долга? Ну ты даешь, Юля Сергевна.